Мой школьный мальчик

– Ты сможешь?

– Что?

– Если тебе нужен только секс, – решаю сказать прямо то, что в моей голове, – то я так не умею.

Он делает глубокий вдох.

– Тина, я уже сказал, я буду ждать, пока ты не будешь готова, и я не стану торопить тебя.

– Спасибо, – прижимаюсь к нему, и касаюсь его губ.

– Но вот с этим пока поаккуратнее, – усмехается Романов, садясь на кровати, – я не железный. Сходим прогуляться вечером? Может, кино?

– Конечно.

– Круто, а теперь мне надо в душ.

Парень вскакивает с кровати и направляется к двери.

– Ты же только что из душа.

– Тина, я теперь туда буду часто ходить, – бросает он и выходит из комнаты.

А я остаюсь валяться на кровати и думать о том, что неплохо бы поискать салон, где я начну делать эпиляцию. Не хочу, чтобы в следующий раз, когда я буду готова к большему, Юра наткнулся на ежика.

***

Такого облома у меня еще не было. Остановиться было чертовски трудно. Я сначала даже не понял, что она сказала. Слава Богу, до моего, помутненного возбуждением, разума, дошло ее тихое послание, иначе я натворил бы дел, потому что я был готов к этому. Почему она так испугалась? И откуда эти слезы? Я перестал дышать, когда увидел, как за одну секунду ими наполнились ее глаза. Смотрел, и как дурак, ничего не мог выдавить из себя. Мне потребовалась почти минута, чтобы произнести хоть что-нибудь, и вроде у меня получилось успокоить ее. Мое тело все еще возбуждено, но теперь мысль трахнуть ее отступает. Я не могу. Не могу надавить на нее, искусственно приблизить этот момент уловками, как бы мне не хотелось. И теперь мне кажется, что Тина не та девчонка, которую я смогу поиметь и оставить, как было задумано изначально.

Как бы там ни было, я уже дал ей обещание, и намереваюсь его сдержать. Так что теперь, что бы ни случилось между нами, в любой момент я должен быть готов оторвать от нее руки, если она этого попросит.

Извинилась. Усмехаюсь, пялясь в экран ноута, где кручу какой-то сериал, не вызывающий у меня интереса, хотя еще полтора месяца назад он захватывал меня. Теперь меня мало что захватывает. Только эта девчонка. За что она извинилась? Это я должен был извиниться. Вот только я не вижу смысла в извинениях. Что они дают? Ничего!

Из размышлений об Орловской меня выдергивает звонок мобильника. Отец. Не хочу отвечать. Но если я не возьму трубку, дальнейшие события ограничатся двумя действиями: а – мне перезвонит Роза, и проведет беседу об уважении к старшим, и Розу придется слушать, потому что обидеть женщину, вырастившую меня, я не имею права; б – уже через час в школу приедет дядя Рус, заберет меня, как бы я ни сопротивлялся, потому что этот громила может меня и на руках вытащить, хоть я не так мал, как в детстве, и увезет на встречу с отцом. А отец в Москве, раз звонит.

Три года назад я перестал брать трубку от папаши, потому что он названивал мне пару раз в месяц с тупыми вопросами о моих делах. Мои дела перестали его касаться в тот момент, когда я пролил последнюю слезу по маме и сестре, а он испарился из моей жизни, оставив на попечение Розе и начальнику службы своей безопасности. И он перестал звонить. Теперь его звонки лишь оповещают меня о его присутствии в Москве и желании встретиться со мной, чему я пока не могу противиться.

Ничего не поделаешь – иногда нам приходится делать то, с чем наши желания не совпадают.

Нажимаю на кнопку приема звонка и молчу в трубку.

– Сын, ты тут? – ухмыляюсь вопросу отца, заданного спустя полминуты молчания.

– Нет, это телефон сам тебе ответил, – хамлю я, не получается у меня без этого с ним общаться.

– Оставь при себе подколы. Я заеду за тобой через час.

– И куда мы поедем?

– Есть пожелания?

– Есть пожелание остаться там, где я сейчас.

– Значит, выбор за мной, сынок, – он что, хохотнул в трубку?

Отец сбрасывает вызов. Вот такое семейное общение. Не сказать что мы близки, не так ли?

Бегу к Тине, надо сказать ей, что кино отменяется, неизвестно, как долго папаша решит играть в семейную идиллию. Мои одноклассницы Майя, Ирина и Светка устроили в холле какое-то обсуждение, и мне приходится развернуться на полпути к цели. Не хочу, чтобы они видели, как я захожу к Тине, ей и так не сладко.

Пишу сообщение «жду тебя в курилке», отправляю ей и направляюсь к лестнице.

– Романов! – останавливает меня девчачий голос.

Ну блииин. Что им надо от меня? Сейчас не до них.

– Что?

Останавливаюсь, напуская на себя скучающий вид, чтобы дать понять женсовету, что не готов к обсуждению чего-либо.

– Скоро второе ноября, – напоминает Майя, – что придумал?

– Пока ничего.

– И что, оставишь нас без вечеринки? – возмущается она. – Вам же по восемнадцать! Давай зажжем! Кроме того, это же наш последний совместный год!

Да, все так и есть. Школу мы закончим в полные восемнадцать из-за эксперимента с четвертым классом, которого в обычных школах пока еще не ввели. Надо бы отметить этот день так, чтобы запомнилось. Наши с Олегом дни рождения в один день, поэтому обычно мы договариваемся и устраиваем что-нибудь. Майя, как сверхактивный человек, всегда нам помогает. К ней можно подойти с любой идеей, и она воплотит ее в жизнь. Поэтому большинство мероприятий в классе, как и в школе, не обходится без этой высокой громкоголосой шатенки. И в этом году ей хочется чего-то необычного, потому как она считает, что восемнадцатилетние – это какая-то «Вау» дата, отметить которую необходимо так, чтобы всем запомнилось. Вот есть правда в ее словах, но наши с Олегом дни рождения и так всем запоминаются. В том году мы ходили в лабиринт страха, на выходе из которого нас встретил автобус, отвезший в караоке, снятый нами для класса. Все нажрались. Миха уснул с микрофоном. Компьютеры в кабинете информатики, нашими стараниями, потом еще месяц вместо заставки крутили ролик, где он поет «Голубую луну», размахивая рубашкой над головой. Миха оправдывается чувством всепоглощающего страха, который он испытал в лабиринте, где ему навстречу выпрыгнули две окровавленные медсестрички. Он, кстати, до сих пор их не любит.

В этом году я еще не думал, как отметить день рождения, хотя времени осталось в обрез. Ведь в моей дурацкой башке только эта девчонка! Я ни о чем не могу думать.

– Я предлагаю уехать на выходные в лагерь, – воодушевляется Майя, – можно даже заброшенный какой-нибудь…

Я не слушаю, что она говорит. В этот момент мимо меня проходит Тина. На ней обтягивающие джинсы и узкая кожанка, в вырезе которой виден кружевной край розового лифчика. Издевается? Пялюсь на Орловскую, которая проходит мимо меня, словно мы не знакомы, важно расправив плечи, спускается по лестнице, проведя ладонью по моей руке, загнутой за спину. Этого ее движения девчонки не видят.

– Ау! – Майя щелкает пальцами, привлекая мое внимание, и я перевожу взгляд на болтливую одноклассницу. – Че задумался? Как идея?

– Круто, вот ты все и организуй, финансы за нами, – говорю быстро, я должен от них отвязаться.

– Как обычно, пятьдесят на пятьдесят?

Почему она решила обсудить это сейчас? Наверное, потому, что осталась неделя…

– Ага, – я готов сорваться с места, но лучше будет уйти спокойно, чтобы женсовет не заподозрил, что я спешу к Тине, мне не хочется подставлять ее.

– Мне нужна будет твоя помощь, – не унимается одноклассница.

– Я весь твой, давай поговорим вечером, хорошо?

Не слушая ее ответа, спокойным шагом спускаюсь два пролета по лестнице, а затем, уйдя из поля зрения одноклассниц, срываюсь на бег и, перепрыгивая через три ступеньки, вылетаю на улицу.