Моя школьная девочка

Вздрагиваю от неожиданного голоса. Юра стоит, оперевшись о дверной косяк, сложив руки на груди. В его глазах скачут знакомые черные чертики. Набрасываюсь на него с поцелуями радости.

– Юр, ты сделал ремонт для меня?! Я тебя обожаю! Тут так красиво!

– Да, я подумал, что так тебе будет удобнее проводить тут время, – спокойно говорит парень. – И еще, я положил на стол справку. Я абсолютно здоров.

– Мне не нужны никакие справки, я верю тебе и так.

И это правда. Этот парень для меня целый мир. Я верю ему, верю в него и… я влюбилась в него, давно и бесповоротно.

Вот только теперь становится еще страшнее смотреть в будущее, ведь через пару месяцев его не будет рядом. Хватит ли у меня решимости выполнить задуманное и уехать за ним?

Глава 2

***

Не успел понять, как пронесся первый месяц учебы. В универе все не так, как в школе. Гораздо оживленнее и масштабнее. Особо я, конечно, не вникаю во всю эту студенческую жизнь, которая определенно, меня привлекает, так как скоро мне придется с ней попрощаться.

Зато Олежек пустился во все тяжкие с самого первого дня. Вот опять задрых на парах. Нежненько так обдает свежим перегарчиком. Снова всю ночь тусил в клубе с нашими одногруппниками, так что теперь обдает меня свежим перегаром. Начинаю думать, что переезд в собственную квартиру не пошел ему на пользу. Тетя Наташа, его мама, звонила мне дважды за ночь, так как не могла дозвониться до своего сыночка. Успокоил ее сказав, что он спит и не слышит. Утром в курилке устроил ему разнос. Мало того, что его папаша унижает эту милую женщину своими изменами, так еще и сын теперь игнорирует ее. Но Олег вряд ли понял меня. Похоже, ему все равно. Ну, или он собирается насладиться всеми прелестями гражданской жизни до того, как мы уйдем в армию.

Я, кстати, тоже не могу сосредоточиться на учебе. Знание того, что это всего на пару месяцев не добавляет энтузиазма. Скоро осенний призыв, и мы уйдем отдавать долг Родине, а точнее, испытать себя, как мечтали с детства. Вот только оставлять тут Тину, которой в моих планах не было, совсем не хочется.

Она в другой части универа, изучает родной язык, как ни смешно это звучит. Зато у нее не будет проблем с учебой, как в школе. Она уже поняла, что самая умная на курсе, так что теперь важно рассекает институтские коридоры, задрав гордый носик. В том году мне пришлось закрываться с ней в ее школьной комнате и заставлять зубрить предметы, оценки по которым оставляли желать лучшего. Теперь я не смогу следить за ней. И это не самое худшее. Заметил, как пялятся на нее однокурсники и некоторые парни из универа. Не хочу, чтобы она оставалась тут одна. Я доверяю ей. Но не доверяю ее потрясающему и пугающему умению попадать в дурацкие ситуации и стремлению оказаться в центре внимания.

В прошлые выходные было посвящение в студенты. Старшекурсники увезли нас на природу, в палаточный городок, где мы провели две ночи. Мне пришлось отбирать стакан из рук своей пьяной девушки, потому что свою норму она не знает. Ходила по городку шатающейся походкой, а на тропе ужасов в лесу оставила пару меток желудочным соком и обедом, которые не задержались в ней из-за выпитого алкоголя. И вот я думаю, что будет, когда я уеду? Кто будет следить за моей девочкой? И как мне заставить ее вести себя нормально?

И как заставить ее одеваться прилично? В школе она была ограничена школьной формой. Теперь же ее воображению нет границ. Вчера она нацепила бежевое платье, облегающее ее формы, и издалека казалось, словно она совсем без одежды. Сегодня на ней мини-юбка, открывающая края чулок, высоченные шпильки и блуза с разъезжающимися пуговицами на груди, видеть которую должен только я. На обеде в столовой, где мы встретились, парни пялились на нее, я бесился, а Орловская наслаждалась. До сих пор не пойму, она кайфует от привлеченного внимания, или от того, что у меня в глазах темнеет от бешенства? Как только я завожу разговор о более скромной одежде, она начинает играться, строя глазки, облизывает губки и я оказываюсь обезоружен ее звонким смехом и прижатым ко мне великолепным телом. Бешенство не отступает, но когда ее ротик проходится по моему члену, желание выкинуть все ее шмотки пропадает.

Мы почти не видимся в институте. У нас разные курсы, разные лекции, разные аудитории. Зато домой возвращаемся вместе. И мне нравится, как изменилась квартира с переездом сюда Тины. В ванной нет свободного места, везде ее бесчисленные бутыльки, какие-то приборчики, свечи, зеркальца. Не понимаю, для чего ей пять разных мочалок, и не спрашиваю. Раз она их повесила, значит, они ей нужны. А еще ей перестало хватать места в шкафчике в ванной комнате, так что она заняла второй. Тут несколько ее халатиков, по меньшей мере десять полотенец, видимо, отдельных для каждой части тела. Интересно, как она запоминает какое для чего, потому как полотенца все одинаковые, не считая парочки огромных банных. В общем, в ванной девчонка проводит самое меньшее по часу в день. В ее комнате ежедневно добавляются разные вазочки, коробочки, шкатулки. Про увеличивающийся гардероб я вообще молчу. У нее только домашних тапочек четыре пары. В каждой комнате квартиры появился увлажнитель воздуха, даже на кухне. В зале стало как минимум на три цветка больше, а на каждой тумбе неизвестно откуда материализуются кружевные салфетки, на которых расставлены наши с ней фотки. "Тебе нравится?" – заданный нежным голоском вопрос преследует меня после появления каждой новой вещи. "Ага" – отвечаю безразличным тоном. Стоит мне только проявить энтузиазм, и я стану ее подельником в бесконечных походах по магазинам, и местным декоратором. Единственное, к чему я прикладываю руку, так это к появлению букета белых роз в обнаруженной в зале высокой фарфоровой вазе. Балдею от того, как яркие полные губки Орловской растягиваются в широкой улыбке каждый раз, как зеленые глаза останавливаются на этом букете. Покупаю цветы каждое субботнее утро, пока она спит. Обожаю, когда она отрезает один бутон и сует его в волосы.

В общем, у нас все хорошо. Во всяком случае, надеюсь на это, ведь Тина не выказывает недовольства. Что же касается ее развратных шмоток, постепенно я приучу ее к нормальной манере одеваться. Жаль, что времени остается все меньше.

Пытаюсь заставить ее серьезно относиться к учебе. Мне удается уговорить ее засесть за лекции сразу после пар. Ее хватает максимум на час, затем обязательно звонит кто-нибудь из ее друзей и она виснет на телефоне или в скайпе в два раза дольше. Хуже, когда звонит кто-нибудь из моих друзей. Если я отказываю им в походе в клуб или прогулке, они звонят Тине, и она уговаривает меня покинуть уютные стены квартиры и отправиться в любое другое место. А мне хочется как можно больше времени проводить с ней, ведь скоро нам придется расстаться. Но кукольное личико расцветает, когда девчонка примеряет новый наряд, наносит макияж, и мы идем тусить, или в кино, или посидеть с парнями в кафе, или покататься по ночному городу, и я не могу отказать ей в этом, потому что счастлив уже тем, что она обнимает меня в знак благодарности.

Кататься выезжаем почти каждый вечер. Хочу, чтобы Тина привыкла к рулю подаренной мне на совершеннолетие черной Ламбо, дорогам и немного узнала город. Скоро она останется тут одна, и я должен быть уверен в том, что она не попадет в аварию и не заблудится. Да, я решил отдать ей машину, пока сам не смогу ей пользоваться. Девчонка, когда узнала об этом, целый вечер прыгала по квартире и тискала меня, целуя во все места, куда случайно попадал ее рот.

Чувствую, что теряюсь в ней. Она завладевает моим разумом все больше, и я становлюсь рядом с ней мямлей, не способным противостоять ни одной ее просьбе. Решаю, что и не должен, ведь мы оба чувствуем, что скоро это закончится.

***

Утром за рулем наикрутейшей Ламборгини Романов. Меня не пускает. Спросонья я не способна ни на что, кроме как привести себя в порядок. Кроме того, он гонит на всех парах, резво обгоняя, нагло подрезая и втискиваясь между машин так, как я бы точно не смогла. Я же вольготно себе сижу на пассажирском сиденье, мечтая о кофе, который в машине мне пить нельзя. Недавно облила всю себя, слава Богу, напиток был не слишком горячий. Романов так ржал, что аж слюной подавился, говнюк. Теперь каждый раз останавливается у кофейни и предлагает взять стаканчик побольше.

Вечером веду я. Торопиться нам некуда, и мой парень может спокойно руководить процессом, указывая мне, как ехать. Он же ведь такой умник!

До сих пор не могу поверить, что он оставляет мне машину! Машину! Нет, не так… Он оставляет мне шикарную спортивную тачку, стоимость которой сложно уложить в голове! Это же настоящее произведение авто искусства! Сжимая обитый нежной кожей руль, я здороваюсь с ней, словно она человек и каждый раз целую окошко. Романов бесится – красная помада не самое легкое пятно.

А еще его не устраивает моя одежда. Его бы воля, так он меня в паранджу закатал и носил под мышкой. Специально одеваю самые свои сексуальные наряды в надежде, что Юра решит все-таки остаться и не бросать меня на два года. Как-то я проговорилась, что собираюсь уехать с ним, оставив учебу, так парень взбесился и резким, не терпящим пререканий голосом, приказал выкинуть из головы эти мысли. Родители отпустили меня на учебу, а не для того, чтобы я тратила время впустую, таскаясь с ним. Возможно, он прав. Тем более, мне теперь уже не хочется расставаться с его спортивной красавицей.

Бегу в «Былину» за ужином, пока Романов в душе. А когда возвращаюсь домой с пакетом говядины, запеченной в грибном соусе, его уже нет. Рядом с зеркалом у входа записка. Он удрал на тренировку! Ненавижу, когда он так делает! Какие могут быть тренировки? Он уже не участвует в соревнованиях, как в школе. Так зачем посвящать спортзалу так много времени, тем более, когда оно дорого. Его остается все меньше и меньше, чтобы мы могли побыть вдвоем.

Я вот никуда без него не хожу! Только на танцы. Отказываю девочками из группы, куда бы они ни звали меня, рискуя, как и в школе, остаться без женской компании, ведь дружба завязывается в первые месяцы знакомства. Даже в столовую в универе хожу с ним и с Самойловым, а не с девочками. Мне не с кем будет общаться, когда Юра натянет на себя берцы и помашет на прощанье кепкой. Но ему плевать, раз он просто так удрал. Может, папа был прав, и я надоела ему?

Рассматриваю себя в зеркало, строя рожицы. Поворачиваюсь попкой, отставляя ее, потрясываю ей, щупаю грудь. Да неет! Не могу я ему надоесть. Я никому не могу надоесть. Ну вот где еще такую найдешь? Я идеальна!

Вот уйду тоже, будет знать, как сваливать без предупреждения.

Мне грустно и я злюсь. Мне не нравится, что он так просто уходит. Я – часть его жизни! Так же, как он – часть моей. Он не может вот так запросто заниматься своими делами, задвигая меня. Почему он не взял меня с собой? Я бы тоже могла потренироваться. Смеюсь, вспомнив, как в школе его охранники учили меня приемам самозащиты. Нет, пожалуй, повторно мне такой опыт не нужен. Но я могла бы прогуляться по торговому центру, пока он тренируется.

Съедаю половину ужина, а вторую половину выкидываю. Пусть голодным сидит, раз так за фигурой своей следит. Закрываюсь в комнате, решив показать, что он больше не может делать, что ему вздумается. Он должен обсуждать свои планы со мной, мы должны строить их вместе.

Стук знакомого кулака о мою дверь раздается около десяти вечера. Не слышала, как он вернулся. Медленно и максимально аккуратно откладываю учебник по истории этикета. Пробуждаю в себе перфекциониста – поправляю закладку несколько раз так, чтобы она выглядывала между заложенными страницами ровно на три миллиметра. Измеряю это расстояние линейкой. Стук в дверь повторяется. Закрываю голубой маркер, складываю его в органайзер, где стоят несколько простых карандашей. Ох, вот один затупился. Беру точилку. Что-то сегодня во мне проснулась чистюля. Стук учащается с нарастающим звуком. Скидываю опилки теперь острого карандаша в мусорку и…

– Тина, открывай!

Голос за дверью раздражен. Юра дергает дверную ручку, но замок закрыт.

– Я сплю, – важно протягиваю я.

– А вот и нет! Открывай. Почему я стою тут, как придурок?

– Потому что у меня, как и у тебя, есть свои дела. И раз ты меня в свои не посвящаешь, я тебя тоже не буду.

– Давай не будем делать из этого традицию, – по его голосу могу сказать, что парень хмурится. – Открывай! – Это слово шипяще проникает между дверью и дверной рамой, думаю, Юра прижался губами к этому месту. – Или я закрою тебя с этой стороны.

– Да пожалуйста, – храбрюсь.

Не станет он закрывать меня.

– Что ж, спокойной ночи, – ласково протягивает он.

И я слышу, как он чем-то шебаршит в замке, отчего тот странно щелкает. Срываюсь с места, дергаю дверь. Да. Мой парень с наклонностями маньяка закрыл меня в комнате. Его спокойные шаги, удаляющиеся по коридору отчетливо слышны.

– Ну прости! Открой! – кричу, хихикая, мне нравятся такие игры. – Я смогу тебя задобрить!

– Ты уверена? – подозреваю, Романов сейчас тоже лыбится.

– Еще как, – уверяю я.

Дверь открывается и Юра по-хозяйски берет меня в охапку и укладывает на кровать.

– Пусти! – отталкиваю его обеими руками.

Но парень не хочет меня слышать, уже поигрывая пальцами с моим соском, другой рукой придерживает мою голову за волосы, склоняется к моим губам. И я практически забываю, что возмущена, ну… или должна быть возмущена, или просто хочу возмущаться… черт, как же приятно, когда его язык вот так, как сейчас, медленно очерчивает линию моего рта, и проникает внутрь. Позволяю себе понежиться в его руках несколько мгновений, а затем снова толкаю его руками в грудь. Я не должна позволять ему так с собой обращаться. Я не только для его утех! Я требую внимания к себе!

– Пусти! – повторяю и начинаю брыкаться под ним.

– Ладно, – Юра останавливается, разочарованно выдыхает, но не слазит с меня, – говори.

Он что, делает мне одолжение, слушая меня? Вот же козел!