Звезда

Она худела день ото дня, и Спенсеру казалось, что ее глаза становятся все огромнее. Ее убивало происходящее. На Рождество у него сердце обливалось кровью, когда он оставлял Кристел в тюрьме, где она получила, как и другие заключенные, кусок жареной индюшки. Они все еще не осмеливались сказать друг другу о своих чувствах. Но перед тем как уйти, он долго держал ее за руку, и они молча разговаривали, глядя друг другу в глаза. Слова не понадобились, они всегда обходились без них. Они просто сливались воедино.

Начало процесса назначили на девятое января, и отсрочка была минимальной. Спенсер полагал, что задержек никаких не предвидится. Он хотел, чтобы процесс начался и закончился как можно скорее. Они выбрали позицию самозащиты. В этом была единственная возможность спасти Кристел, и Спенсер старался изо всех сил, чтобы жюри присяжных состояло в основном из женщин.

Накануне Рождества он позвонил Элизабет в Палм-Бич, но она отказалась разговаривать с ним. Прициллия Барклай натянуто сообщила, что читала о нем в газетах. Но ему казалось бесполезным оправдываться. Как перед ней, так и перед своими родителями, которым он позвонил наутро после Рождества.

– Что, черт возьми, ты там такое творишь? – грубо спросил судья Хилл. – У тебя нет опыта в уголовных делах. Ты проиграешь процесс этой девушки. – Именно этого и боялся Спенсер больше всего.

– Я не могу найти никого, кто взялся бы за это, у меня слишком мало времени.

– Это не причина, чтобы самому играть в такие игры.

– Я и не играю, отец. Я делаю все возможное.

– Элизабет это не понравится.

– Ей это уже не нравится.

– Я ничего не понимаю. – Судья в смятении качал головой, пока Спенсер желал им с матерью счастливого Рождества. Несколько раз он задумывался: не эту ли девушку упоминал сын во время их разговора, когда вернулся из Кореи? Что-то подсказывало, что это именно она. Если дело обстоит таким образом, их определенно ждут осложнения в отношениях с Барклаями. Он частенько задумывался, понимает ли Спенсер, во что втянул себя. Но когда сын звонил, отец давал ему посильные советы, как вести процесс. Он подтвердил, что версия самозащиты – единственная их надежда, да и то довольно слабая.

Выборы в жюри присяжных заняли десять дней, но в конце концов Спенсер добился того, чего хотел. В состав жюри вошли семь женщин и пятеро мужчин, и всем им окольными путями было известно, как жестоко Сальваторе использовал Кристел. Спенсер даже пошел в магазин и купил для нее платье, в котором она должна была предстать перед судом. Он хотел, чтобы она выглядела так же, как тогда, когда он впервые встретил ее – невинно и трогательно. Ей не нужно было притворяться испуганной: когда она садилась за стол защиты рядом с ним, она просто тряслась от страха.

Обвинение прокурора прозвучало прямолинейно, грубо и жестоко. Он нарисовал нелестный портрет девушки, которая приехала в Голливуд для того, чтобы всеми правдами и неправдами сделать себе карьеру. Она не погнушалась жить с человеком вдвое старше ее из-за его весьма сомнительных связей. Он не собирался скрывать, кто на самом деле был Эрни, наоборот, попытался использовать это против нее. Районному прокурору это удалось блестяще. Он указал на нее пальцем, заявляя, что она вела себя как проститутка, живя распутной жизнью и покупая себе дорогие платья, меха и бриллиантовые браслеты. Она очень хорошо устроилась, живя у своей будущей жертвы. То же самое касалось и ее карьеры. Благодаря человеку, которого она так хладнокровно убила, она стала восходящей звездой. Он перечислил все картины, в которых она снималась, причем из его уст это звучало так, как будто в этом не было никакой заслуги самой Кристел. Он изобразил картину насилия, царившего в ее семье, что привело к гибели ее брата и заставило обвиняемую сбежать из дома, когда ей было всего семнадцать. Устроившись в весьма сомнительный ночной клуб в Сан-Франциско, она проработала там несколько лет. Потом отправилась в Лос-Анджелес и нашла себе жертву, которая помогла ей сделать карьеру. А когда Эрни перестал служить ее целям и желая порвать с ним контракт, на что он не соглашался, она хладнокровно убила его.

Спенсер подготовился очень хорошо. Он не пожалел средств и вызвал в суд многих людей, которые могли бы помочь оправдать Кристел. Здесь была Перл, которая говорила о добродетелях девушки, о ее тяжелой работе, о скромном поведении. Гарри расписал ее не как ночную певицу из сомнительного клуба, а как ангела, сошедшего с небес. Во время их показаний Кристел тихонько плакала, глядя на них с благодарностью. Следователь, нанятый Спенсером, разыскал официантов, горничных, костюмеров, которые видели, как грубо и жестоко Эрни обращался с Кристел. Он представил доказательства, что Эрни изнасиловал ее в доме в Малибу, показал контракт, который девушка подписала, не понимая в нем ничего, рассказал, что она подвергалась избиениям, унижениям и грубостям. Спенсер рассказал, как она, будучи еще ребенком, была изнасилована, что заставило Кристел низко опустить голову, вспоминая безобразную сцену в конюшне с Томом Паркером. По словам защитника, она была человеком, которого все вокруг пытались сломать, уничтожить, но она боролась с этим, снова и снова вставала на ноги, много работала. Они никогда никого не обидела, пока Эрни, пытаясь снова изнасиловать ее, не начал ее бить и запугивать. И тогда в целях самозащиты она вынуждена была застрелить его. Он даже не пытался доказать, что она этого не делала, прекрасно понимая, что в этом случае он обязательно проиграет процесс. Вместо этого он нарисовал суду безобразного монстра, который пытался уничтожить эту девушку, у которой не было ни родителей, ни друзей, никого в целом мире, кто мог бы защитить ее. То, что он рассказывал, вызывало ненависть к знаменитому импресарио. В последний день девушка продолжала настаивать, что она невиновна, но она выглядела такой юной и невинной и такой испуганной в светло-сером платье, что все члены жюри смотрели на нее с нескрываемой симпатией. И когда Спенсер закончил речь защитника, он молил Бога о том, чтобы ему удалось завоевать всех членов жюри.

Этот процесс действительно тронул всех до глубины души. Они совещались целых два дня, снова и снова проверяя все факты и споря друг с другом. Двое присяжных мужчин все еще были склонны обвинить ее в преднамеренном убийстве. Когда Спенсер ввел Кристел в зал суда для прослушивания приговора, он боялся даже взглянуть на нее. Если он проиграл этот процесс, то ее жизнь можно считать законченной.

Она почти ничего не говорила, только смотрела на него своими огромными глазами. Когда судебный пристав пригласил всех войти в зал, колени у нее тряслись так сильно, что она едва могла передвигать ноги, стараясь не отстать от Спенсера. Судья приказал ей встать и обратился к старосте присяжных, прося его зачитать приговор. Кристел замерла в ожидании, закрыв глаза. Она не могла ни о чем думать, просто слушала. Ее обвиняли в убийстве первой степени. Не было никаких сомнений в том, виновата она или нет. Замышляла ли она его? Планировала ли? Понимала ли, что делает, когда хладнокровно застрелила его? Или же он сам напугал ее, угрожая ее жизни, и в конце концов вынудил нажать на курок? Если это так, то она не виновна, хотя на всю жизнь на ней останется клеймо убийцы. Она страдала от этой мысли и две недели убеждала Спенсера, что не делала этого, что ее вообще не было в доме в момент убийства. Но Спенсер знал, что они не могут доказать это. Нужно было повернуть события так, чтобы жертвой в глазах судей оказался не Эрни, а она.

– Что вы можете сказать о подзащитной, господин староста? Виновна или не виновна в убийстве первой степени? – Этот вопрос судьи означал, что через несколько секунд процесс будет завершен.

Староста присяжных прочистил горло и посмотрел на обвиняемую. Спенсер пытался понять по его лицу, приятно ли ему зачитывать приговор или он сожалеет о том, что ему сейчас предстоит произнести. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Не виновна, ваша милость.

Он снова посмотрел на Кристел, на этот раз с едва заметной улыбкой, и она, в то время как судья ударил молотком, почти упала на руки Спенсера. У присяжных не осталось сомнений, что она действовала в целях самозащиты. И теперь она свободна. Теперь уже не важно, что всю жизнь ей придется сознавать себя убийцей. Зато она может распоряжаться своей жизнью, и, не сознавая, что делает, Спенсер обнял ее. Он не осмеливался прикасаться к ней все эти два месяца, а теперь держал ее в объятиях. Она плакала, а зал вокруг них заходил ходуном. Суд удалился, и в зал пустили репортеров, повсюду мелькали вспышки, и Спенсер поспешил увести ее. На улице их ожидала машина с шофером. Им пришлось пробираться к ней, расталкивая толпу. Это был небывалый случай – убийца избежал наказания. На Кристел теперь висело преступление, но она была свободна. И спас ее Спенсер.

Пока они ехали в машине, Кристел продолжала плакать, не веря в то, что случилось. Все свои скудные пожитки она оставила в тюрьме. Она не хотела туда возвращаться, не хотела никого видеть. Так же как не хотела больше ни минуты оставаться в Голливуде или забирать вещи, купленные на деньги Эрни. Она хотела одного – поскорее уехать отсюда. Спенсер на минуту забежал в гостиницу за вещами, и час спустя они мчались по дороге к Сан-Франциско.

– Я не могу в это поверить, – прошептала она, в то время как он с бешеной скоростью гнал машину на север, – я свободна.

Еще никогда мир не казался ей таким прекрасным. Вот так, в пятницу вечером, сидя в машине рядом со Спенсером, после двух лет, проведенных в Голливуде, Кристел Уайтт уезжала из этого города.

34

Они были в двадцати милях от города, когда Спенсер, прижавшись к обочине широкой дороги, остановил машину. Он сидел и смотрел на Кристел, и она вдруг улыбнулась. Все осталось позади, весь этот ужасный кошмар закончился благодаря Спенсеру, который спас ей жизнь. Теперь он, усмехнувшись, притянул ее к себе и обнял с такой силой, что у нее перехватило дыхание.

– Боже мой, Кристел, мы сделали это.

Она плакала и смеялась одновременно. Слегка отстранившись, она с улыбкой посмотрела на него, а потом снова доверчиво прижалась к своему спасителю, мечтая никогда не расставаться с ним.

– Это сделал ты! Я ведь от страха ничего не соображала.

– Я тоже был страшно напуган, – прошептал он, обнимая ее, потом откинулся на сиденье и посмотрел на нее так, как не осмеливался смотреть с того самого момента, когда приехал к ней в Калифорнию. Наконец-то их никто не видел. Они остались наедине. Он наблюдал за дорогой, как только они отъехали от гостиницы, проверяя, не увязались ли за ними репортеры. – Никогда в жизни я так не боялся. – Он даже думать не хотел, что бы произошло, если бы ее признали виновной. Но, слава Богу, все обошлось и осталось позади. Им надо немного отдышаться, и он хотел некоторое время побыть с ней и решить, что делать дальше. Вдруг он рассмеялся. Они уехали из города в такой спешке, что он даже не знал, куда они конкретно едут. – Куда бы ты хотела поехать? – Сам не понимая почему, он выбрал дорогу, ведущую к Сан-Франциско.

– Понятия не имею. – Она все еще не пришла в себя и не сводила с него глаз. Несколько часов назад ее жизнь была в опасности, а теперь они должны решить, как жить дальше. Она на мгновение подняла лицо и посмотрела на яркое зимнее солнце. – Мне хочется посидеть здесь хоть минутку и подышать. Я не думала, что мне когда-нибудь выпадет такая возможность.

Он не стал говорить, что сам иногда думал так же. После процесса он позвонил отцу и сообщил ему, что выиграл процесс. Старик поздравил сына и выразил надежду, что скоро прочитает об этом в газетах. Он спросил Спенсера, когда он думает возвращаться. Сын ответил, что еще не знает. Им с Кристел надо немного отдышаться и насладиться свободой, пребывая вне досягаемости репортеров и полиции. Во время процесса они чуть не свели его с ума. Когда Кристел откинулась на сиденье, он спросил, не скучает ли она по Голливуду.

– По Голливуду? – Она немного подумала и покачала головой. – По самому Голливуду – нет. По работе... скучаю, по пению... мне нравилось играть – я действительно любила свою работу. А вот все остальное – полная ерунда. – Ей так дорого пришлось за все это заплатить. Она чуть не рассталась с жизнью. И все из-за Эрни. Даже мертвый, он чуть не убил ее. – Но все равно я никогда туда не вернусь.

– Почему нет? Когда-нибудь, если захочешь, ты сможешь это сделать. – Но если она покончит с Голливудом навсегда, он поймет почему.

– Нет, не могу. Ни один из этих моралистов никогда не станет связываться с убийцей. – Она невесело рассмеялась, и Спенсер осторожно тронул машину.

Кристел неотрывно смотрела в окно. Никогда еще окружающий мир не казался ей таким прекрасным. Она раньше не замечала этих ярких цветов, голубизну неба, зелень травы – все казалось сказкой. Она повернулась к Спенсеру:

– Я обязана тебе жизнью. Думаю, что ты об этом знаешь. – Она взяла его за руку и пододвинулась.

Ему показалось, что она стала опять маленькой девочкой. Напряжение спало, и она распустила свои золотые волосы. Лишь в уголках глаз притаился страх, который ей пришлось пережить. Он нежно дотронулся до ее щеки, потом наклонился и поцеловал ее.

– Я так тебя люблю... я, наверное, умер бы, если бы с тобой что-нибудь случилось.

Она прижалась к нему, как беспомощный ребенок, а он, обняв ее одной рукой, притянул к себе.

– Я себе не представляю, что бы делала, если бы... – Она не могла закончить фразу.

– Не думай больше об этом, Кристел. Все позади.

Они ехали в направлении Сан-Франциско и разговаривали о том, куда ей теперь податься. Она еще не решила, что ей делать. Больше всего ей хотелось уехать из Лос-Анджелеса как можно скорее и как можно дальше. Правда, она решила, что им следует заехать повидать Гарри с Перл. И еще она хотела остаться со Спенсером.

Они добрались до Сан-Франциско в десять часов вечера и направились прямиком в ресторан к Гарри. Там уже знали, чем закончился процесс. Они обнимались и плакали, Гарри угостил их шампанским, а потом Спенсер повез Кристел в «Фэрмонт». Он заказал две комнаты на случай, если их кто-нибудь узнает и сообщит журналистам. Комнаты оказались смежными, и ему это понравилось. Она стояла в дверях и смотрела на него. Он подхватил ее на руки и бережно положил на кровать. Они проговорили несколько часов, вспомнили все, что было между ними когда-то. Потом она наконец уснула, и он, выключив свет, не стал тревожить ее до утра. Утром, ожидая, пока она проснется, он заказал кофе и печенье в номер. Когда она наконец начала потягиваться, просыпаясь, он скользнул под одеяло и устроился рядом с ней.

– Доброе утро, спящая красавица. Ты себя лучше чувствуешь?

Он успел позвонить в свой офис и долго разговаривал с шефом. То, что он ему сказал, не было для Спенсера сюрпризом, и он не сожалел. Босс вежливо объяснил, что после такого сенсационного процесса, который Спенсер вел последние два месяца, они не могут принять его обратно на государственную службу. Он уволен. Они все выразили надежду, что мистер Хилл их поймет. Им очень неприятно, если его увольнение расстроит судью Барклая. Выслушав шефа, Спенсер почувствовал облегчение. Он ничего еще не рассказал Кристел, так как знал, что она расстроится. Был еще один очень странный звонок от главного сенатора Калифорнии, хотя Спенсер даже не был с ним знаком.

Лежа в постели, они поговорили о процессе. После завтрака он показал ей газеты. Первые полосы пестрели заголовками и фотографиями о процессе.

– Чертовски легкий способ стать знаменитой, – улыбнулась Кристел, когда они запивали печенье необыкновенно вкусным кофе.

И тут Спенсеру пришла в голову мысль, от которой Кристел сделалось грустно. Он предложил ей поехать в долину и навестить Бойда с Хироко. Кристел не хотела ехать, слишком больно встречаться со знакомыми местами.

– Я бы не хотела еще раз увидеть ранчо. – Она понимала, что не выдержит этого. Она была уверена, что Бекки уехала, но мать, наверное, все еще живет там. И еще с этим местом связано много грустных воспоминаний. Но может быть, вместе со Спенсером все будет по-другому? – А как насчет тебя? – Она беспокойно посмотрела на него. – Разве тебе не надо ехать домой? – Она знала, что он не звонил Элизабет с тех пор, как они приехали в Сан-Франциско. Ему не о чем с ней разговаривать. Они и так-то не разговаривали неделями, и сейчас, когда процесс закончился, он понимал, что ему придется столкнуться с этой проблемой. Но пока он не может покинуть Кристел.

– Я никуда не тороплюсь. – Он не сказал ей, что потерял работу, считая, что это небольшая цена за то, что он спас Кристел. Во второй половине дня они долго гуляли по набережной, и она купила себе кое-что из одежды. Все, что она заработала в Лос-Анджелесе, там и осталось. Эрни не давал ей ни пенни, и все свои вещи она бросила в Беверли-Хиллз. Она нисколько об этом не жалела, они ей не нужны, даже продавать она бы их не стала. Но ей придется искать работу, не может же Спенсер содержать ее вечно. Таким образом, Кристел вернулась к тому, с чего начала много лет назад. У нее не было ни дома, ни денег. Даже когда она поселилась у миссис Кастанья, у нее было больше средств. Но теперь ее мечта о Голливуде превратилась в реальность, она успела насладиться ею. И еще: теперь она не одна, а со Спенсером. Конечно, он пробудет с ней совсем недолго, она знала, что ему необходимо вернуться в Вашингтон. Но пока она наслаждалась каждым мгновением, проведенным с ним. Во время процесса они не могли разговаривать. Под бдительным оком охранников и шныряющих тут и там репортеров он не смел и дотронуться до нее. Но сейчас, когда все позади, они дни и ночи наслаждались обществом друг друга.

Вечером они вернулись в гостиницу, и она заметила, что публика в вестибюле открыто смотрит на нее. Они решили пообедать в номере. Ее узнавали, многие смотрели на нее с осуждением. Они со Спенсером говорили в тот день о его работе и жизни в Вашингтоне, и он признался, что сам удивлен, что ему понравилась работа, связанная с политикой. Она же рассказывала ему о людях, которых ей довелось встречать в Голливуде, о киноактерах, о своей нелегкой работе. Она заявила, что, несмотря на скотское поведение Эрни, ей нравилась ее жизнь.