Сага о Фениксе. Часть 1: Из пепла

Тед сразу приступил показывать правильное расположение, в особенности движение рук, и его осенило – у Дэниела проблема состояла в слабой разработанности плечевого состава и спинной группы мышц, и он рассчитывал исправить положение, приметив достоинство – свободную пластику запястий и пальцев, поворотливость туловища.

– Надо поработать с телом. – делал корректные замечания – Расправь его, особенно плечи…

– Я очень нескладный! – снимал с себя ответственность Дэниел, но это не удивило Теда, который хотел, чтобы его ученик увидел всё не так плачевно, как предполагал и по этой причине сразу опускал руки.

– Дело вовсе не в этом. Тело выдает тебя: оно очень зажато и хочет раскрепоститься. Об этом говорят твои руки, – говорил старшекурсник. – Они хоть маленькие и слабые, но достаточно пластичные.

Тед пошел на эксперимент и попросил произвольно изобразить движение воздуха. То, что он увидел от импровизации вселило веру в неплохие способности Дэниела, если бы тот был магом, – он не страшился представлять картину, в которой, при альтернативе, тот обладал элементом воздуха, сочетавшая в классических приемах несколько разных техник.

– Вот, видишь теперь… – старался он придать уверенности своим правдивым догадкам – Твоё запястье напрягается наподобие струны или тетивы. Талия неустойчивая, но обожает при всяком удобном случае выворачиваться. Это техника применяется только магией воздуха. Она наисложнейшая, сочетает анатомическую метафизику водного приема….

– Ты думаешь… – не видел еще никаких особенностей Дэниел: для него это были красивые движения, которые выходили нелепыми.

– Ничего страшного. – подбадривал Тед, и озвучил следующую идею: «Знаешь, что я тебе посоветую?»

– Что же? – заинтересовался юноша вместе с Ваней.

– Учится стрелять из лука. – после послышался щелчок пальцев. – Стрельба отлично помогает сфокусировать корпус талии, ровно стоять и развить мышцы рук, нерабочих плеч, а про спину я уже ничего не говорю – это поможет тебе с нынешней координацией вынести на новый уровень…

Тед дал хороший адрес и имя человека. Странно: он как будто угадывал потайные и нереализованные прихоти Дэниела, мечтавший испытать на себе образ крепкого и прозорливого воина, который обладал превосходными навыками защиты и самообороны, владел оружием, видел словно филин, а нападал словно ястреб.

Далее он решил показать, то, чему собирался значительно позднее научить Ваню, сделав исключение из правил:

– Я осваиваю это уже два года с тех пор, как нашел свою родную стихию.

Они втроём начали двигаться, следуя наставлением «ведущего». Получался особенный круговой танец с вытянутыми скрещенными руками: верхняя ладонь левой руки едва касалась запястья, а когда цикл заканчивался пальцы другой ладони сменялись, с каждой минутой то поднимались (но не выше груди), то спиралевидно опускались планомерным тактом часовой стрелки, то соединялись и разъединялись.

– Это самый главный и тяжелый прием во всем магическом искусстве. – убеждал старшекурсник. – Он называется «Круговорот эллей». – и возвращал внимание к Дэниелу. – И кстати, это у тебя получается гораздо лучше.

Как покажет позднее время, старания Теда окажутся не напрасными….

Мало кто знал, но Тед был глубоко несчастным юношей, который умел самым любимым всё прощать и терпеть их «выходки». Он много лет страдал с тех пор, как родной отец ушёл из дома и перестал его практически навещать из-за жены, не принимавшая развода. Ему было семь, и через полгода он нашёл заботливую мать в ванне – в момент её попытки совершить самоубийство. Тогда, вернувшись из начальной школы, хватило ума понять, что других успокоительных объяснений и родительских оправданий было недостаточно. Как-только у отца завелся роман на стороне и не понятно с кем, Тед испытал на себе чувство брошенности, хотя никогда и ни в чем не смел винить слабость матери – он сам порой подумывал о смерти, когда дрался с мальчишками, называвшие его слабаком – всегда отвечал сполна и злость выпускал до конца, и в итоге перешёл на домашнее обучение. До занятий толком руки не доходили, с появлением бабушки-судьи, поселившаяся, чтобы хоть как-то присматривать за любимой невестой и внуком, вместо выслушивания душевной правды её сына.

В тихо и уютно свитом гнезде спокойно не становилось. Через полгода нервные и неконтролируемые вспышки маниакально-депрессивного поведения заточили мать в тяжелую форму психического расстройства. Соседи старались сочувствовать, а глупые дети и сверстники насмешливо шептались, называя миссис О’Прайор «сумасшедшей» и после дали ей кличку «Шаткая Клавдия». Тед сумел все смолчать, лечил мать и ни разу не жаловался, не понадеялся на помощь безучастных родственников, особенно устойчиво держался при переменных визитах старшего брата и двух сестер-близнецов – никто не верил в её выздоровление кроме него и бабушки.

Жизнь в родном Айседале придавалась смыслом только частыми рассветами и закатами уходящих надежд. Маленькое хозяйство, а именно огород, облагораживался стараниями Теда, который пытался радовать мать самым малым – большим урожаем терпкой смородины и прихотливой крохотной водянистой после дождей клубники; ясной погодой, ухоженным домом, где всё лежало на своих местах; поездке на часовой электричке до ближайшего укромного побережья. Бесснежными и ветреными зимами было куда морально сложнее, но он не сдавался.

С поступлением в Ильверейн, Тед первые два года не находил себе места и выглядел зашуганным, неусидчивым и несобранным. В первые каникулы усугубленный препаратами вид матери пугал его, но бабушка заставила внука вернуться и не сметь думать об исключении из академии – глубоко в душе она знала, что ему нужен глоток чистого не обременительного воздуха, нужно будущее. Клавдия, сумев немного оклематься, оставшись в подвешенном состоянии в каждом письме молила сына не переживать понапрасну и не думать о несчастном исходе, советовала обзавестись друзьями – он же ей отвечал примерно так, используя ручные слова на бумаге:

Дорогая мама, с последнего письма прошло около двух недель. Мне приятно слышать, что у вас с бабушкой всё хорошо. Писала Эйда, вы уж пожалуйста не ссоритесь – она очень склочная, но все же моя сестра. Я выписал со своих стипендиальных накоплений билет в Восточный Босфор, сходите пожалуйста в театр, ради меня… Там будут показывать новый балет, такой красивый и не долгий (мне посоветовал Мелдор, он сам там не был, но слышал замечательные отзывы от сокурсников). У меня все хорошо, правда, не волнуйся… Учусь прилежно, как подобает любящему сыну. Жду не дождусь уже лета. Можно побыть подольше, съездить на Сосновую бухту. Вода там чудесная, теплая…. Я сейчас сижу в комнате, один, как всегда, после тренировки.

В новом письме появились, незнакомое матери лицо в пронзительных предложениях:

Знаешь, мама, у нас в Ильверейн появился очень удивительный парень. Его Дэниел Сноу зовут. Он знаком с Ваней, я тебе уже рассказывал много раз. Дэниел… Такой…. Как тебе объяснить? Необычный, не как все….

Он очень добрый. Нет, слишком однозначно пишу…. Вот, если бы ты его видела вместе со мной, сказала, что мы с ним братья, но он другой. Он работает у директрисы Олдридж, Мелдор говорит о его рассеянности и нерасторопности, но удивительно, наша директриса его очень ценит – ей трудно угодить, она ведь довольно строгая и принципиальная, а на днях, я увидел её немного что ли отдохнувшей, или расслабленной. Не знаю в чем дело, но Дэниел мне тоже понравился. Кстати, он сегодня с Ваней был в качестве ученика, изучал некоторые приёмы, хотя совсем не маг. Представляешь, что он сделал после занятия? Он поклонился мне и назвал меня «мастер»! Мастер?! Так приятно стало, и никакой лести я не увидел. У него глаза тоже карие, это такая редкость, особенно сейчас. Они, конечно, намного темнее, но твои глаза не сравняться…

Так хочется съесть твою любимую ореховую пасту с шоколадом. Если сможешь – сделай, я буду очень благодарен. Бабушка писала, что вы были у доктора. Слава богу, всё хорошо. Скоро выпишут новые препараты. Я договорился с отцом Пенни, он в этом разбирается. Тебе же в ответ она присылает специальный отвар. К письму я прикреплю посылку. Пей этот чай, он помогает. Пей и думай о том, как она для тебя старалась…

Я очень тебя люблю, напишу как обычно,

Искренне и со всей душой обнимаю,

Твой сын, Тео.

Письма с матерью и адаптация в Ильверейн облегчали внутренние страдания Теда, делали его счастливым, особенно после дружбы с Мелдором. Они были очень близки, у обоих в жизни происходило нечто похожее – только с ним он чувствовал себя в полной безопасности, спокойно тренироваться и становиться достойным в будущем звания мага воздуха, пока не встретил Дэниела. В голове кружились много непонятного. Ему казалось, что у юноши тоже было нечто сравнимое с его бедой, в нём проснулось желание посодействовать их дружескому сближению, и он не видел ничего в этом дурного, если бы не одно, но…

Одним субботним утром Мелдор встретился с Тедом и заявил, что следил несколько раз за ним и заставал того за тренировками с Дэниелом. Надо заметить, претензии не касались ни Джеймса (юмор и вездесущность которого он едва ли выносил в своей компании, пытался потушить огонь незаметной конкуренции), ни простачка Вани, клюнувший на угодливое поведение доброты ассистента. Тед, обескураженный эмоциональностью и наглым недовольством, прямо заявил, что не собирается уступать в глупом требовании.

– Ах, так! – давил на него Мелдор.

– Да, – спокойно ответил он и положил посох о камень – Чем он тебе не угодил? – Не твоё дело! – пугала взбешённая отговорка.

– Тогда не твоё дело лезть в мои отношения с другими людьми. – защищался Тед. – Я сам решаю с кем общаться и с кем тренироваться, и кого тренировать.

– Давно ли ты так осмелел? – отыскивал близкий товарищ слабину. – Забыл, как ты мне плакался?

– Ну знаешь ли… – Тед не ожидал проявления таких манипуляций, и разочарованно отказался говорить дальше с Мелдором.

Ссора никак не вылилась на Дэниела, и никто о ней не знал. Один раз в неделю, по субботам Тед помаленьку обучал нового знакомого, и наконец-то понял в чем была между ними похожесть. Дело заключалось в упорстве, существовавшем по принципу «курочка по зернышку». Отличило их только проницательное умение Дэниела выходить за рамки чего-то просто «нормального», в нём чувствовался невероятный потенциал.

Дэниел через долгое время узнает всё и будет считать себя камнем преткновения в чужой, крепкой, но былой близости двух одаренных студентов, что встретились благодаря общим пережитым душевным волнениям, Тед же переубедит его не испытывать чувства вины, поймет, что в жизни ничего не происходит просто так, и наступает время что-то с легкостью обретать, а что-то с трудом терять.

Кружился отчетливый момент дня рождения Теда, когда он присел на сухую траву и открылся на этот раз Дэниелу – не просил ни о чём, кроме того, чтобы послушать игру на деревянной флейте, которая всегда привычно лежала в кармане куртки или мантии, а после достал её и начал играть в одиночестве. Тед создавал мелодию, перемещая пальцы с одного отверстия на другое, закрытыми глазами, а Дэниел молча лежал, смотрел на небо и покорялся музыке. Грустный мотив. Очень протяжный, лирический и светлый. Он трогал за душу и позволял заглянуть за высоту несущихся облаков. Они оба закинули руки за голову и не сводили взора с холодного голубого неба, просвечиваемой на солнце разбавленной синевы. Еще одно блаженное чувство ёкнуло и замерло в безвременье.

Да, судьба Теда не внушала иллюзий о вечном счастье или покое через сотни человеческих страстей и испытаний. Близкий друг открыл для Дэниела, наверное, важную вещь – он помог найти ему веру в себя самого, продолжить поиски с единственной безусловной оговоркой – ничто не забудется и ничто не заставит даже погибшую и потерянную душу оказаться в вечной власти пустоты. У Теда находилось этому доказательство – даже, если все обстоятельства против тебя, не надо говорить и с уверенностью утверждать, что нельзя в дальнейшем стать этими обстоятельствами. Всегда есть выход, даже в замочной скважине без ключа, потому что этим ключом являешься только ты сам.

Джеймс

Джеймс – последний, кто принял Дэниела. Пройдут года, и всякий раз он будет с ностальгической усмешкой вспоминать их первое знакомство.

Проблемой уверенного, на первый взгляд, студента была его ревность и ведомость. До появления Дэниела в Ильверейн все лавры внимания от близкого окружения, в которое входили Эмели, Ваня и Тед, принадлежали исключительно ему; он всегда находился в центре, гуще событий, заводил с лёгкостью активные и выгодные связи с товарищами по Драконьим гонкам и старшекурсниками, и брал вверх если не учёбой дисциплинированностью или крохотной одаренностью, то харизмой и неиссякаемым оптимизмом, гибкостью в общении.

Ассистент стал ещё сильнее злить, когда Эмели чаще предпочитала болтать не с тем, кого знала четвертый год, а с тем, с кем познакомилась относительно недавно – Ваню это тоже касалось. Скрываемому недовольству, казалось, не было конца и края. Дэниел выглядел в глазах Джеймса практически самым отвратительным человеком, который обладал иллюзорным преимуществом – навыком угодливости и подозрительной открытости, никак не вязавшаяся с наглядной зажатостью и низкой самооценкой. Иногда он ловил себя на мысли, что перегибал палку, но стоило лишь заметить за столом Фартелла Кэсседи или Теда, не заводившие ни с кем крепкой дружбы, то в те моменты вскипал необоснованный субъективный протест: «Нет, ты посмотрите на него?! Даже не стыдится показывать себя во всей красе! Еще и заставляет Теда смеяться! И это после того, что мне рассказал Мелдор…. Уверен он как серый кардинал – всем улыбается и притворяется… Противно! Беее!»

Ведомость Джеймса проявлялась по-особенному: он всегда имел собственную точку зрения, но она формировалась только либо с учетом мнения большинства, либо под не давящим, но манипулятивном влиянии. Мелдор, как лучший, одаренный среди прочих студентов, преуспел в этом виде мастерства. У него безусловно находились причины ухудшить положение Дэниела, внедрить в ум Джеймса ложные, искажённые выводы. Никто не задавался вопросом почему талантливый спортсмен, будущий кандидат в заклинатели огня, мастер в техниках древнемагического прорицания имел право говорить об ассистенте Олдридж с открытым презрением и показывать ненависть, вышедшая за рамки последней размолвки с Тедом. «Тед и Мелдор не разговаривают?! Они были практически не разлей вода!» – поражался этим размышлениям Джеймс, и в итоге осознал, что не всё так, как представлялось первоначально – «Что они нашли в нём? Может быть я не прав…» – он хотел узнать Дэниела настоящего, когда завал себе такие вопросы – в голове никак не укладывался когнитивный диссонанс. Он решил разобраться – устроить маленький судебный процесс тому, кого не считал искренним.

Ушло примерно пол месяца, и за рутинным приемом пищи, веселя преданную публику, Джеймс пристально наблюдал за Дэниэлом – собирал все аргументу за и против неустойчивого обвинения и сомнительного оправдания. При оценке каждой из позиций невещественных доказательств нагрянула мысль обратиться к экспертному, адвокатскому мнению – беспристрастному перед лицом его хилой морали – Льёвану.

Наступил декабрь, зимние осадки не торопились одарить Ильверейн пушистыми и теплыми снежинками, погода чего-то ожидала. Джеймс настроился на серьёзный разговор с мастером боевой магии – по личному убеждению, Льеван умел разбираться в людях, да и при всех его достоинствах, Джеймса заинтересовали их редкие встречи с Дэниэлом – это чаще случилось в Ботаническом саду возле тополиного перехода к Античному дворику.

И вот однажды, Джеймс застал Льёвана абсолютно одного, и осмелился спросить:

– Льёван, а вы с Дэниелом давно знакомы?

– Давно. – ответил маг. В начале его лицо удивилось от неожиданного вопроса, а потом обрисовалось крепким умилением. – Я его малюткой застал. – Он опомнился, поняв в чем заключалась причина. «Неужели, сам Джеймс хочет признаться в своей ошибке?» – думал он, и тоже спросил, как будто ни о чём не догадывался: – А тебе зачем, Джеймс?

– Да я вот… – никак не осмеливался признаться Джеймс, – Ну как вам это сказать… – и всё-таки собрался. – Я… Ну, короче: вы же знаете, как отношусь к Эмели, Ване… Я стал очень часто и плохо думать о Дэниеле… Нужен ваш совет