Царь и гетман

Нарвав цветов, она направилась к дому гетмана через свой сад, за которым тянулись гетманские усадьбы. На дороге встретился ей отец, который шел вместе с полтавским полковником Искрою. Лицо Кочубея просияло при виде дочери. Искра тоже любовался девушкою.

– Да се ты, дочко, йдешь? Чи не на Купалу? – ласково спросил отец.

– Який сегодня, тато, Купало?

– Та як же ж? Якого добра нарвала, повни руки… Хоч на Купалу.

– Та се я, татуню, до пана гетьмана… Мама каже, вин занедужав…

– Та що ж, ты его причащать идешь?

– Ни, тату, так… щоб вони не скучали…

– Ах ты моя ясочка добра! – говорил Кочубей, целуя голову дочери.

– Та як же ж, татуню, мини жаль его…

– Ну, йди-йди, рыбочко… Вид твого голосу й справди полегшае…

– Бувайте здорови! – поклонилась она Искре.

– Будемо… А дайте ж и мини хочь одну квиточку, – улыбнулся Искра.

– На що вам?

– Та хочь понюхати… може, й мини легше стане…

– Ну нате оцей чернобривец…

– Овва! Самый никчемный… От яка…

Девушка убежала. Она знала, что Искра, как истый украинец, любивший «жарты», долго не оставил бы ее в покое, а ей теперь было не до «жарт».

У ворот гетманского двора стояло несколько сердюков[18 - Сердюк – пеший казак, наемные полки в Левобережной Украине в XVII – нач. XVIII в., гвардия гетманов.], принадлежащих к личному конвою гетмана. Это были большею частью молодые украинцы, дети наиболее знатных малороссийских семейств, из коих Мазепа, воспитанный на польский лад, старался искусственно выковать нечто похожее на европейское дворянство и польское шляхетство, положительно несовместимое с глубоко демократическим духом казачества и всего украинского народа. Молодые люди, скучая бездействием, выдумали себе забаву: они свели на единоборство огромного гетманского козла с таким же великаном, гетманским бараном. И козел, и баран давно жили на одном дворе и всегда враждовали друг против друга: козел считал своею территориею ту часть гетманского двора, где помещались конюшни, а баран считал себя хозяином не только около поварни, но и у самого панского крыльца, и при всякой встрече враги вступали в бой. Теперь сердюки заманивали их за ворота и раздразнили того и другого. И козлу, и барану они присвоили названия сообразно ходу тогдашних политических дел: козел у них изображал москаля, баран – шведа.

В то время когда на улице показалась Мотренька, бой между «москалем» и «шведом» был самый ожесточенный: козел, встав на задние ноги и потрясая белой бородой, свирепо шел на своего противника; а баран, стоя на одном месте и понурив голову, с бешенством рыл землю ногами. В то время, когда козел не успел пройти половину пространства, отделявшего его от противника, баран разом ринулся вперед, и противники страшно стукнулись лбами. Сила удара со стороны барана была такова, что козел осел на задние ноги и замотал головой.

– Крипись, москалю!

– У пень его! У пень, шведе!

– А ну ще, москалю! Не той здоров, що поборов…

Но голоса сердюков разом смолкли, когда они увидели, что рассвирепевший козел, заметив идущую по улице Мотреньку, поднялся на дыбы и направился прямо на нее… Молодые люди оцепенели от ужаса, растерялись, не зная, что делать, куда броситься. Девушка также растерялась… А между тем страшное животное шло на нее… расстояние между ними с каждым мгновением ока уменьшалось.

Но в этот момент из кучки сердюков бросается кто-то вперед, в несколько скачков настигает козла и хватает его за заднюю ногу… Животное спотыкается, ищет нового врага, оборачивается, и в это время остальные сердюки окружают его. Тот из них, который первым столь самоотверженно бросился на разъяренное животное и остановил его, поднялся с земли при немом одобрении товарищей. Он был бледен. Глаза его смущенно смотрели в землю.

Девушка первая оправилась от испуга. Подойдя к тому, кто первым бросился на ее защиту, она остановилась в нерешительности. Молодые сердюки также чувствовали себя неловко.

– Спасиби вам, – первою заговорила девушка, обращаясь к тому, который оказался находчивее прочих. – Чи вы не забились?

– Ни, Мотрона Василивна, – отвечал тот, не смея взглянуть на девушку. – Простить нам, бога ради, мы вас налякали.

– Як вы? Вы тут не винни…

– Ни… се наши играли… Се мы, дурни, его рассердили… Тильки не кажить, буде ласкави, панове гетьманови, що вы злякались…

– Не скажу… на що казати?.. Я не маленька…

– Щире дякуемо… А то вин нас со свиту сжене..

– Не бийтесь… А оце вам роза за те, що вы смилый козак.

И девушка подала ему розу. Молодой сердюк взял ее, повертел в руках, понюхал и воткнул за околыш шапки.

– О, який лицарь! – засмеялись товарищи.

– Козинячий лицарь, – пояснил тот, кому досталась роза.

Девушка также засмеялась. Она не знала, что этот «козинячий лицарь» будет играть важную роль в ее жизни… Это был Чуйкевич…

Пройдя мимо часового, ходившего около крыльца гетманского дома, девушка из светлых сеней вступила в большую приемную комнату, увешанную оружием и бунчуками. На пороге встретил ее огромный датский пес, видимо обрадовавшийся гостье.

– Здоров, Цербер, – сказала Мотренька, гладя красивое и ласковое животное. – Пан дома?

Пес радостно залаял, услыхав про пана, которым он эти дни был недоволен: эти дни пан такой хмурый, сердитый, что как ни виляй перед ним хвостом – он не замечает этого собачьего усердия и ничем не поощрит его.

Из приемной девушка отворила дверь в следующую комнату и приостановилась на пороге. Это была также довольно просторная комната со стенами, украшенными картинами и портретами. Одна стена занята была стеклянным шкапом с книгами, а вдоль другой на полках блестело серебро и золото. Сайгачьи головы с рогами, кабаньи морды с огромными клыками и чучело громадного орла с распростертыми крыльями довершали украшенье этой комнаты.

Остановившись на пороге, девушка увидела знакомую широкую спину и такой же знакомый плоский седой затылок. Мазепа, нагнувшись над столом, рассматривал лежавшую на нем ландкарту.

– Од Днипра за Случ, а там за Горынь, а там за Стырь и Буг до самого Кракова… Так, так… А од Кракова Червоною землею до Коломии, а од Коломии до самого моря… Ото усе наше… Де била сорочка та прямый комир, то наше… Ох, бисова поясниця! – бормотал старый гетман, водя пальцем по карте.

– Добри день, тату… Здоровеньки були, – тихо сказала девушка.

Согбенная спина старика мгновенно выпрямилась. Он обернулся, и хмурое, усталое, угрюмо-болезненное лицо его осветилось радостной улыбкой. По серым, глубоко запавшим глазам прошло что-то теплое…

– Се ты, ясочка моя… Спасиби, доненько…

У старика дрогнул голос, он остановился… Девушка быстро подошла к нему и поцеловала руку.

– Помогай би, тату, – еще тише сказала девушка, – що вы шукаете там? – Она указала на карту.

Старик, взяв ее за руки и грустно глядя ей в глаза, так же тихо отвечал:

– Могилы соби шукаю, доненько.

– Якои могилы, тату любый? – И у нее голос дрогнул.