Бардо

Зачем ты так со мной поступаешь? Мама-китиха умирает. Папа-кит захлебывается алкоголем. И остается только один Рома-китенок. Плывет-плывет и находит девчонку, которая только и может, что. Вера, где ты? С кем ты? Кто с тобой? Слышь, Ромка, да че ты можешь? Поменьше пафоса. Я люблю тебя, Вера, только не оборачивайся, у тебя за спиной Он хочет есть твою кровь глазами собачки. Вера, не надо со мной так, пожалуйста.

Кроваво-красно-красная-кровь Бога на штанине. И она же на ладонях. Или показалось? Кто стонет? Бог это ты. Дай мне выйти отсюда. Я так не могу. Сама-мама-гум.

Он сделал умным небо и повесился на нем. Он сделал грустным дождь и утопился в нем. Он сделал дорогу, чтобы ты потерялся. Лежали без надежды на стонущей кровати. Вера, кто это за тобой? Не оборачивайся.

Он создал встречу, чтобы ты расставался. Раз за разом. Он налил тебе пива и сдолбил с тобой косяк. Нарик в худи целует подружку. Он отдал тебе девку, чтобы ты дунул. Вера? Кто это тут? Сама-мама-гум.

Он не даст выйти на воздух. Бог забегает в приемное отделение скорой помощи. Даже если отпустит, не даст мне сброситься. Бежит вдоль коридора. Ты здесь одна? Ищет ее по палатам. Где же она? Лежащая без сознания. Девочка. Бог хочет помочь Роману. Вера в реанимации. Бог роняет кишки на пол. Миазмы марают мрамор. Я бы сказала тебе то самое слово, которое знает каждый, но не могу. Я тебя люб. Сама-мама-гум.

Он где-то здесь, но не участвует. На диване сидит вместе с нариками. Он вдыхает слова и ест глазами. Невидимый, бесцветный, безвкусный и сильный. Он стонет ушами и съел Романа уже полчаса как. Теперь Роман – это Его давалка. Пьет китовую кровь и думает слезами. Думаешь, это закончится? Никогда. Можно я тебя обниму? Ром, обними меня, мне страшно. Дима сказал, я тупая. Я не могу. Я молчу. Сама-мама-гум.

А вдруг Вера умрет? Прости меня, мне нужно на балкон. Я хочу хотя бы сказать ей на прощание два слова, те самые. Только не помню, как их. Их два. Дай зажигалку. Или даже одно. Мне надо… Не парься, она все равно уйдет.

Слышь, дай попить. Там кто-то стонет. Ты че, прикалываешься? Он сделал тебя свободным, чтобы ты умер от боли. Стоны порвут воздух и съедят нас обоих. Они лезут в рот и оттуда стонут. Ты можешь открыть форточку? Я не могу. А что ты вообще можешь? Пространство и время претерпевают изменения. Да кто такая эта Ленка? Ее нигде нет. У нее эпилепсия. Судорога хватает Романово тело. Вера. Я люблю тебя.

Блустил меял дамойл. Я лублул тебяр. Пожарастар, впусти меня. Запястье запястья режет запястье. Мои мысли о тебе всмятку. Вставай давай. Приходи завтракать. Вера. Там Он. Не оборачивайся. Разве ты не видишь? У меня глаза тают, как пластмасса. Пожарастар. Ни с кем нельзя так поступать. Как ты со мной поступаешь.

Мне пусто. После работы Он идет за продуктами. Покупает целую кучу. Яйца. Сосиски. А есть еще пиво? Он заходит в квартиру. Садится в диван. И кричит Роману в глаза. Обними меня. Мне страшно. Кто это позади тебя? Роман оборачивается.

Почему ты ушла? Затылок сидит на диване. Смотрит впритык в затылок Романа. Однажды. Не отвлекайся на диван. Слушай внимательно. Пожарастар выросла и пошла в садик. У затылка есть глаза. Роман глядит в них глазами. Пожарастар плакала, когда ее ударил мальчик. Пожарастар много плакала, пока не пошла в школу. Что происходит? В школе Пожарастар плакала еще больше. Зачем ты так поступаешь со мной? Как-то раз Пожарастар встала с дивана и пошла на первый урок. Куда ты? Затылок пытался остановить ее, но Пожарастар не остановилась. Вернись. Пожарастар пошла домой, когда последний урок закончился. Пожалуйста, вернись. Диван остался сиротой.

Потому что Пожарастар схватил взрослый дядя, изнасиловал, перерезал Пожарастар горло и бросил умирать среди мусора на помойке, где Пожарастар жрали крысы, черви, бычки, нарколыги и всякое такое, а когда тело маленькой Пожарастар дожрали стоны, Роман закричал Вере в лицо. Зачем ты делаешь это? Скажи, для чего все это, если не для того, чтобы. Чтобы я. Так просто сделай это. Трахни меня. Трахни. Трахни. ТРАХНИ МЕНЯ. Ты же этого хочешь? Издеваешься, чтобы потом трахаться. Так ты поступаешь? Это слишком много для меня, прости меня, пожалуйста, хватит.

– Вера!

– А?

Артем вытряхивает из ушей звон.

– Мля, я так оглохну нахер с тобой!

– Где она?

– Кого… Кто?

Артем собирает из кусков мяса и памяти назад свою голову. Голова почему-то решает услышать ушами слова:

– Вера. Она где-то здесь. Я слышал, как она.

– Какая Вера? Ты че, Ром? Ну я не знаю, можт…

– Скажи мне, где. Я должен найти ее.

– Мля, да нет тут Веры никакой. Ты че, тронулся? Можт, там кто, я не знаю…

Пьяным пальцем он водит по воздуху. Показывает Роману соседний диван по соседству с дверью соседки. С отростками в виде подростков. Сидят в дыму, растут друг из друга. Откуда?

– Там, можт, а так…

– Ты что, не слышал их?

– Кого?

– Стоны.

– А, так это Ленка с Лёхой!

– Что?

– Ну, Ленка с Лёхой… Вот это – то что?

Прислушиваясь, Артем показывает свой палец воздуху. Стоны облизывают палец поочередно. Роман почему-то решает спросить:

– Ленка – это кто?

– Ну, как тебе сказать… Ленка… Приходила вот только.

– Что за Ленка? Куда приходила?

– К Лёхе, ну! Помнишь Лёху? С тобой, мля, все путем?

– Да, наверно… Что за Ленка?

– Ну, Ленка… Ну, она не девка ему, не. Ну типа того. Временно.

– Как понять временно?

– Ну она задолжала ему, так скажем. Вот и расплачивается, наверно, а-ха-х. А ваще, я те так скажу, Ленка – девка нормальная. Из блатной семьи, все дела, но… Не везет ей. Почему? Хер знает.

– А как она ему задолжала?

– Ну точно я те не скажу, в детали не вдавался, но Ленка! С родаками в контрах или типа того. Так что бабки ни-ни. Не дают ей, понял? Не, она вообще девка хорошая. Не шалава, ничё такого, не подумай! Просто у них с Лёхой там свои мутки.

Стоны по-прежнему шевелятся за стенами. Шевелятся громче. Как трупные черви в стухшей груди, кричащего: Помоги! По-мо-ги! Кто здесь? Тот, кого не называют Богом. Не называют. Но он Бог. Бог того, что страшнее всего. Страшнее смерти. Он и есть. Но что страшнее смерти? – Продолжение. Продолжение мучений человека за бесконечными стенами. В метрах, километрах, световых годах от Романа. В соседней комнате.

Стоны ходят по коже. Крысиными ртами выедают белки из Романовых глаз. Как мороженое из стаканчика. Они танцуют вокруг вместо воздуха. Они нарисованы на пьяных лицах и высокоэтажных грязных картинах. Лица нарисованы на пьяных бутылках. Романовы чувства там же, где трупы бычков. Похоронены в агонии.

В какой-то момент стоны рождаются, пеленают себя, вырастают, ведут себя в школу за ручку через дорогу, впервые курят и живут своей собственной жизнью. Роман не может помочь им. Ему надо услышать больше. Слышать больше. Слышь, дай больше. Страшно больно. И вдруг, и труп, и миг. Минута тонет. Роману кажется, что это он стонет. Его глотка.

– Нет, постой. О каких мутках идет речь?

– Слышь, ну че ты… Че ты докопался? Не знаю я.

– Знаешь.

Артем воображает себя отвечающим на вопрос. Его не существует. Он только копия от копии копии чего-нибудь другого. Он думает, что смотрит на Романа осуждающе, выражает недовольство. Но это все чушь собачья, только страдания реальны, а не вот эти все выражения лица чужих лиц.

– Кайфануть девка любит, сечешь? А дурь попробуй достать где, так чтоб тя. Ну во, и… Тарится она у Лёхи, а шнурки просекли всю тему и бабки не дают. Ну и во, сам видишь… Расплачивается как может. А вообще, Ленка девка хорошая, просто. Все, видать, разом. Свалилось, сечешь?