Богиня

– Пусть Аллах хранит тебя, сестрёнка. Никогда не позволяй никому обижать себя, и будь счастлива. Помни, что ты свободна в этом мире, и никто не вправе обижать тебя. Помни об этом. Так когда-то говорил наш отец.

– Почему ты говоришь так? Ведь ты же вернёшься? Вернёшься? – плакала Лейла.

– Я вернусь. Обязательно вернусь. – я вытерла слёзы и пошла вслед за Каримой.

Когда мы спускались с крыльца, чтобы сесть в экипаж Фатимы, я заметила фигуру Альфии. У неё был злой взгляд, а губы улыбались в ядовитой улыбке.

– Слава Аллаху, тебя больше не будет в моём доме. И я буду считаться здесь первой красавицей.

– Возможно, но твой муж будет старым и уродливым, – достойно ответила я.

Я видела, как маленький Хабиб рвался ко мне, но слуги не пускали его, и он беспомощно топал своими ножками.

– Пустите, пустите меня к Марджине! – кричал мальчик.

Его увели в дом, а экипаж, наконец, тронулся в путь.

…….Смотря на яркое слепящее Солнце в то время, как в пути тряслась наша повозка, я задумалась над тем, изменилась бы так круто моя жизнь, если бы я всё же отдала алмаз тёте Амиран? Наверное, не изменилась бы. Скорее всего, я бы так и осталась прислуживать в доме моих родственников. первое время со мной бы хорошо обращались, но затем тётя Амиран непременно проявила бы худшие стороны своей души. Она получила бы желаемое и потеряла бы ко мне всякий интерес. Возможно, я бы нянчила детей Альфии, когда она вышла бы замуж, если, конечно, мне бы доверили их.

Может быть, впоследствии тётя Амиран нашла бы способ, чтобы избавиться от меня, ведь я не отличалась той покорностью, которая должна быть присуща слугам.

Я была вольнолюбива и достаточно эгоистична, как утверждала моя хозяйка. Я не так часто опускала глаза, как того требовали обычаи вести себя слугам в присутствии господ.

Я вдруг представила себе худое бледное личико Лейлы, что мне стало совсем грустно. Так грустно, что слеза упала на мою ладонь. Я постаралась скрыть её и отвернулась. Когда-то в детстве отец говорил мне:

– Никогда не показывай своих слабостей людям, ибо однажды они могут воспользоваться этим, когда ты от них совсем не ждёшь.

О, как мудр был его совет! О, и как бы мне хотелось быть рядом с отцом в далёком Китае или далёкой Турции, стране османов!

Увы…

Однако слёзы мои не остались незамеченными для Фатимы. Она улыбнулась мне, повернув своё лицо ко мне:

– Один восточный поэт сказал: «Не грусти. Однажды жизнь твоя изменится к лучшему. Не грусти. Однажды беды твои покажутся тебе смешными».

– Вы любите поэзию? – спросила я.

– В моей котхе все любят поэзию. И я уверяю тебя, дорогая моя, тебе там обязательно понравится.

– Я хочу видеть своих родителей, – пробормотала я.

Фатима-апа вздохнула.

– Послушай. Я тоже рано лишилась родителей, и это было тяжёлое испытание для меня. Я стала танцовщицей ублажавшей богачей в чайных домиках. Но затем моя жизнь изменилась, когда я вышла замуж. Аллах не дал мне детей, но он позволил мне устроить самую знаменитую котху в Аравии недалеко от Багдада.

– Так мы едем в Багдад? – спросила я, удивившись.

– Да, и ты будешь учить поэзию и станешь самой известной танцовщицей во всём арабском мире. Я чувствую это. В тебе есть и шарм, и характер, как раз то, что сведёт любого мужчину с ума, ты ещё не понимаешь, о чём я говорю, но когда ты вырастишь, то поймёшь.

Слова Фатимы доносились словно из другого мира, я не заметила, как уснула.

…Мне снился мой родной дом, цветы на окне, которые поливала Секхет, птицы, в клетке, что пели рано по утру, будя меня на утренний намаз в мечети. А затем в дом вошли какие-то чёрные чудовища. Их лиц я не видела, они шли по комнатам, уничтожая всё на своём пути, оставляя ужас и смерть после себя.

– Мама! Мама! Лейла! Отец! – кричала я.

Но никто так и не услышал меня в моём сне. Я знала, я чувствовала, что эти чудовища вот-вот сожгут мой дом, и, кажется, уже начала слышать запах гари совсем рядом.