Тайна Роксколла

– Чуть не проехали! Скорее! – крикнул он, а Лиси вдруг обнаружила себя в тамбуре.

– Это что? «Аврора»? – послышался позади взволнованный голос. – Мне тоже выходить!

Лиси выпала на перрон: уперлась руками в шершавый асфальт, набитый барахлом рюкзак тотчас саданул по затылку. Двери поезда клацнули за ее спиной, и раздались два болезненных вскрика. Все еще мало понимая что происходит, Лиси обернулась и увидела, как Каспер застрял в дверях плечом к плечу с седоволосым дядечкой. На мгновенье они, гримасничая от боли, зависли, будто подвешанные в воздухе, но потом двери разъехались, и оба рухнули на перрон, совсем как Лиси.

– Куда же вы лезете? – возмутился Кас.

– Молодой человек!.. – дядечка ответил так, будто собирался в чем-то его упрекнуть, но, передумав, прикусил язык.

Они тут же замолкли и разошлись, прекрасно понимая, что ничьей вины нет.

Седоволосому дядечке досталось явно покрепче. Он был таким же высоким как Кас, но худым, как циркуль. Когда он отряхивал старомодные брюки и клетчатое пальто с коричневыми заплатками на локтях, на его лице появилась тревога. Но он тотчас бросился к помятой картонной коробке, которую до того нес под мышкой. Его потертый портфель раскрылся, а содержимое раскатилось по перрону, но дядечку это совсем не волновало.

Лиси бросилась подбирать его вещи: очки, яблоко (Яблоко! Лиси на мгновенье даже обрадовалась ему), еще удивительнее – бумажная записная книжка, и термос, еще древнее, чем у Каса.

– Возьмите, – сказала Лиси, протянув дядечке его пожитки. Он неохотно отвлекся от коробки, а потом так долго смотрел на руку Лиси, что девушка даже усомнилась – верно ли она действует? Произнесла ли вслух свое «возьмите»? Лиси повторила, и лишь когда дядечка перевел взгляд на ее лицо, сообразила, что он все это время разглядывал печать на ее запястье.

– Роксколл, значит? – спросил он. Лиси кивнула, ошеломленная тем, что он сумел разглядеть это. Печать, или татуировка, была совсем небольшой и бледной – лиловые чернила померкли за семнадцать лет, буквы и цифры растянулись, что прочесть их было практически невозможно. Отец Лиси говорил, что печать поставили в день ее рождения: Роксколл – место, дата, все в прямоугольной рамке.

– Пойдем, – потропил ее Кас. Лиси положила вещи рядом с портфелем дядечки и, развернувшись, быстрым шагом нагнала Каса.

Когда они спускались по привокзальной лестнице, у него пискнуло уведомление на хроно – опять списание соцбаллов.

– Прекрасное утро, – саркастически заметил Кас.

Прямо под железнодорожным мостом начиналась аллея из пожухлых лиственниц, ведущая к школе. По обеим сторонам аллеи все еще стояли зрители. Жители из бедных районов – худощавые, часто в поношенной одежде, с детьми, чьи глаза горели будто в лихорадке. Они приходили сюда каждый год на первое сентября.

– Смотри, какие длинные у нее косички! – крикнула маленькая девочка, тыкая пальцем в сторону Лиси. – А это кто, ее папа? Он тоже пойдет в школу?

– Не кричи, пожалуйста, так громко, – мать зашикала на девочку. – Нет, это не папа, это подросток. Просто он очень быстро вырос.

У Лиси хоть и мутилось в голове, но она понимала, что девочка в чем-то права. Рядом с Касом она и впрямь была похожа на ребенка. Природа не наградила ее ростом, а взросление не принесло желанных изменений, вроде аппетитной груди и попы. Единственная округлость, какой могла гордиться Лиси – это живот, который она могла надуть смеха ради так, что походила на беременную.

– И я буду учиться в настоящей школе? – Лиси как раз проходила достаточно близко, чтобы увидеть, как девочка засияла от восторга, и как тени под глазами ее матери стали глубже и чернее.

Последовала долгая пауза. Лиси отвернулась.

– … да, конечно, дорогая, – отвечала женщина. – Может быть, и тебе повезет.

Лиси стиснула зубы. В Излучинске образование было бесплатным. Вне зависимоти от района и дохода семьи каждый ребенок получал современную технику, чтобы иметь доступ к образовательным курсам. Но вот настоящая школа – с учителями, общими классами и даже тетрадками – стала привилегией элитных Пиков да еще, по какому-то недоразумению, Крапивок.

Правда заключалась в том, что если ребенка не угораздило родиться в благополучном районе, то школа вроде «Авороры», в которую сейчас без удовольствия и топала Лиси, ему не светила. Вместе с тем закрывались двери и большинства других возможностей. И родители из бедных районов, приводившие детей поглазеть на учеников «Авроры», прекрасно понимали это.

– Какое замечательное утро, – Кас, тоже прекрасно расслышавший этот разговор, и наверняка испытывавший ту же неловкость, сокрушенно покачал головой. Его хроно тотчас пискнул. – Эй, ну а сейчас за что?

Они почти подошли к школе – серому кубу из бетона и стекла, внешним видом никак не поддерживающему название, – и Кас, вдруг остановился. Он проверил хроно и округлил глаза. Лиси забеспокоилась. Она запоздало раскрыла рот, чтобы спросить в чем дело, но тут пришло уведомление от ее ассиста[1 - Сокр. От «ассистент»].

«Социальный статус г-на Каспера Блина понижен. Дальнейшие взаимодействия не рекомендуются», – высветилось на экране ее хроно.

– За что у тебя сняли столько баллов? – спросила Лиси. – Это из-за зрителей? Мы сделали что-то не то?

– Нет, кажется, это из-за того дядечки… Ошибка какая-то. Мне списали соцбаллы, накопленные за последние четрые года! – голос Каса задрожал. – Великолепное же утро. Просто лучшее в моей жизни! Слушай, Лис-лис, я пойду к мадам Мятной, надо срочно послать жалобу в департамент социальных взаимодействий.

Он оставил ее у самых ступеней школы.

Школа, о которой так мечтали тысячи детей, для Лиси была худшим наказанием. Дождавшись, когда Кас скроется в дверях, Лиси стянула рюкзак с плеч и полезла в карман за таблетками. Ей следовало выпить их еще до завтрака, но завтрак она проспала, а пить таблетки при Касе ей не хотелось.

Таблеток в кармане не оказалось. Она обшарила все отделения рюкзака. Пусто.

Лиси обернулась, будто желая посмотреть на железнодорожный мост и перрон, где они могли выпасть. Но ни станции, ни моста не было видно за поворотом аллеи. Заморосило, и тучи вытряхнули порцию тяжелых, пушистых снежинок. Лиси постояла немного, чувствуя как холодные снежинки касаются ее плеч, головы, ушей.

Я просто забыла их дома, я забыла их дома, – глубоко дыша, повторяла она себе. – Ничего страшного. Прожила без них почти все лето, проживу и еще один день. Все хорошо. Все будет хорошо.

– Эй, Лис-лис, – окликнули ее в раздевалке. Лиси узнала голос Багиры, но оборачиваться не спешила. Они не общались все лето – с тех пор, как Кас победил на олимпиаде в конце весеннего семестра, и Багира на радостях призналась ему в любви.

Лиси хотела было просто идти на проходную, скользнуть в толпу и таким образом увернуться от подруги, но Багира схватила ее за запястье и развернула к себе.

– Что, и «привет» сказать жалко?

– Привет, – сказала Лиси. Багира смотрела на нее во все глаза, ожидая какой-то реакции. Лиси попробовала улыбнуться: потянуть уголки губ сначала в сторону, потом чуть наверх. Она знала, – тренировалась летом перед зеркалом – что такая улыбка выглядит жутко, но она все же лучше, чем каменное, лишенное эмоций лицо.

– Ты сильно схуднула, – Багира быстро постаралась отвести взгляд. – Спортом занималась или твой папа бросил свои кулинарные курсы?

Лиси и впрямь чуть сбросила за лето. Одна из побочек ее лекарства – это набор веса, но вес беспокоил Лиси в меньшей степени. Она боялась, что у нее разовьется диабет, а судороги и тремор в руках усилятся до такой степени, что она потеряет работоспособность. Багире она, конечно, ни о чем таком не рассказывала, даже в ту пору, когда они дружили искренне, без секретов и недосказанностей. Да к тому же, Багире, очевидно, были не столько интересны изменения в Лиси, ее всегда больше интересовала собственная персона. Вот и теперь, заговорив о внешности Лиси, она нарывалась на комплимент для себя.

– Ты тоже изменилась, – проговорила Лиси. Мозги ее ворочались чуть ли не со скрипом, пока она пыталась определить, какие же изменения привнесла Багира в свой облик на этот раз. Как и прежде, Багире нравилось подводить глаза черными стрелками. Из-под изумрудного воротника формы выглядывал широкий чокер с сердечками, больше похожий на собачий ошейник или эротический аксессуар. «Волосы!» – чуть не воскликунла Лиси. Багира за лето почти смыла едко-розовый цвет. И у корней пробилась полоска русых волос.

– Я не только внешне изменилась, Лис, – сказала Багира, беря ее за руку. – Нам с тобой о стольком поговорить надо. Я бы… очень хотела с тобой дружить как прежде.

Лиси не знала, что ответить.

– Пожалуйста…

– Хорошо. Конечно, – кивнула Лиси. Секунду назад ей казалось, что Багира вот-вот расплачется, но той, видно, только и не хватало этой отмашки. Она тотчас потащила Лиси за собой, и начала тараторить, как заведенная.

– Ты уже взяла мыслеадему? Пойдем скорей. Мама на линейке объявила, что старого учителя биологии заменит какой-то профессор, представляешь? Его никто пока не видел и это такая интрига! Хорошо, что вы с Касом ничего не пропустили! Он ведь заходил за тобой утром, правда? Не смотри на меня так – я просто спрашиваю. Вы оба опоздали, а он всегда за тобой заходит. Я, кстати, ничего не имею против!

Пока Лиси соображала, что это все может значить, Багира уже выбивала в автомате пару мыслеадем – все ученики «Авроры» носили во время занятий обручи, которые отслеживали их умственную активность. Они пробыли у автомата не больше минуты, а Баги успела похвастаться, как чудесно провела лето у бабушки в Киберике.

Лиси не воспринимала и половины того, что Баги говорила, потому незаметно активировала на хроно диктофон, чтобы потом ассист выделил и разложил информацию по значимости. Прозвенел звонок и немного растормошил Лиси. Они с Багирой чуть не бежали по стерильно-белым коридорам, но проходя мимо Доски Грантов, все-таки остановились.

– Ты знаешь, когда вывесят списки? – спросила Лиси. Багира, как дочка директрисы, конечно, знала из первых рук.

– Через пару дней. Сегодня-завтра еще будут тесты.

На Доске Грантов высвечивалсь фамилии преподавателей по основным направлениям подготовки. Лиси, Багиру и Каса больше всего интересовали программирование и системный анализ. Они учились в аналитическом классе и рассчитывали получить кураторство одного из своих преподавателей.

Лиси внутренне содрогнулась. Ее пугали не только предстоящие тесты, – а сегодня она уж точно ни на что не способна, – бегло подсчитав количество мест, она поняла, что больше половины учащихся останутся без грантов. Если к концу первой учебной недели, когда она окажется напротив этой доски, ни один из преподавателей не впишет ее фамилию или все места займут, Лиси не сможет рассчитывать на высшее образование, а следовательно – на какое-либо благополучное будущее.