Любовь перевернет страницу

Тогда она наклонилась и снова схватила меня за щеку. Я завопил:

– Пусти, пусти, согласен я!

– Точно? Согласен поехать в Израиль?

– Да, да!

– Согласен быть другим собой?

– Да согласен я, сказал же!

– Согласен забыть о Вере и жить ради себя?

Кривясь, я промолчал, а Тома сильнее сжала пальцы.

– Согласен или нет? – повторила она свой вопрос.

– Согласен! – крикнул я, не в силах больше выносить ее натиска.

Тогда она отпустила меня, а я добавил:

– На последнее – согласен, но не очень.

Комната наполнилась напевами сестры. Тома охала, что пора выбирать билеты, жаловалась, что вместе с нами к израильскому берегу прибудут и медузы.

Моя сестра старалась быть веселой ради меня. В ее душе и правда теплели огоньки надежды на то, что все у меня сложится хорошо: что у меня будет семья, что я напишу достойные книги.

Но иногда верить в другого легче, чем верить в самого себя. Моя жена по-прежнему была моей единственной. Не мог я разлюбить ее так быстро, так просто. Сердце мое тянулось к ней, и чем дальше отбрасывали меня ее ложь, равнодушие и молчание, тем сильнее мне хотелось снова обнять ее, оказаться в прошлом, где этот простой жест был таким естественным, таким моим.

Мне было сложно верить в себя. Когда теряешь близкого человека, все что угодно приходит на ум, но только не: «Я найду другого». И чем больше проходит времени с момента расставания, тем ярче вспыхивают совместные воспоминания. Надеяться, что кто-то займет то значимое место, что кто-то так же возьмет за руку – разве это возможно? Когда самый близкий человек оставляет тебя позади, невольно задаешься вопросом: а стоишь ли вообще чего-то? Отдаваясь другому, никогда не знаешь, что приумножишь, а что предстоит потерять, а главное – когда. Быть может, я слишком широко открылся моей Вере. Быть может, она увидела те затемненные уголки, что я и сам обнаружил не так давно, и это спугнуло ее. Ну а я лишь верил в нее – ведь проще поверить в другого, чем в себя – в то, что ее любовь, в которой она признавалась мне еще в детстве, и правда неземная, вечная и только моя. Я думал, что чем темнее ночь, тем ближе мы встанем рядом друг с другом, а потому не боясь шагнул туда, куда свет никогда и не проникал. Но я ошибся.

У меня не было жизни без Веры, и я разрывался от мысли, что Вера легко могла жить без меня.

Бывает любовь, как лед. Проходит время, и она истончается до хрупкой корочки. А потом – удар, и тысячи сверкающих льдинок испаряются на глазах. А бывает любовь, как дерево. Проходит время, она крепчает. А потом – удар, но плотный ствол не прогибается.

Но неизменно то, что любви нужна команда из двух игроков. Какими бы не были запутанными правила, как бы не бы долог путь к победе, пока команда движется к одной цели – все складно. Когда же остаешься на поле один, шансы дойти до цели рассеиваются, а игра наносит раны и травмы, которые с трудом можно залечить. Тогда озираешься по сторонам, всматриваешься в разметку под ногами, служившую ориентиром когда-то, но видишь лишь перекрестные белые полосы – пустое обрамление любви, которой уже давно дали финальный свисток.

Я лежал на спине, бродя рассеянным взглядом по белоснежному потолку, когда в дверь моего не менее рассеянного сознания постучали.

– Не спишь? – спросила Анна и вошла в комнату.

Она запрыгнула ко мне на кровать и прилегла рядом.

– Ты так поздно возвращаешься домой. Неужели весь день учишься?

– А чем еще можно заниматься в школе? – спросила она в ответ и уверенно захлопала глазами.

– Ну не знаю… Общаться со сверстниками? Может быть, переглядываться на уроках с тем, кто тебе нравится?

– На уроках я переглядываюсь только со своей тетрадью, – она привстала и строго посмотрела на меня. – Как ты?

Я перевел взгляд на все тот же потолок, думая, что ответить.

– Как считаешь, возможно, что Вера вернется ко мне?

Анна пожала плечами, а я настоял:

– Ну что ты думаешь об этом?

– Ян, – протянула она. – Мне пятнадцать. Я ничего не знаю о любви!

Тогда я положил руку ей на голову и притянул к себе. Так ли уж моей младшей сестре было неведомо это чувство любви – я не знал. Рождаемся ли мы, уже умея любить, или

учимся делать это, как учимся ходить и говорить – я всегда искал правду. Думаю, в каждого из нас закладывается определенный потенциал при появлении на свет, и в течение жизни каждый из нас развивает эти навыки. В школе нам ставят оценки, в университетах дипломы, которые мы держим в руках, окрашивают в разные цвета – с малых лет наши знания проверяют, как и способность мыслить, рассуждать. Ну а способность любить проверяется нами самими и теми, кому эту Любовь мы предназначаем.

В комнату, кротко постучавшись, ворвалась Тома.

– Поля на проводе, скажи ей шалом! – Она плюхнулась к мне в ноги. В руке у нее был телефон, на экране которого я увидел загорелое лицо Полины.

– Привет! Ну как ты, Ян? – голос Поли исказился и дребезжал помехами длинного канала связи, соединяющего точку в России, где сидели мы втроем на кровати, и точку в Израиле, где курила и пила кофе Полина.

– Отлично! – сказал я как можно бодрее.

– Звучит не убедительно, но ладно – ты старался, засчитаем, да? – вклинилась Тома.

– Ну что, готов к поездке? – спросила Полина.

Я промычал в отчет.

– Да ладно тебе, все уже все равно решено. Погостишь, придешь в себя, решишь, что делать дальше. Немного отдыха никому не повредит!

Тома засуетилась, и лицо Полины запрыгало в ее руках.

– Ян составит нам туристический маршрут. Будем исследовать Израиль до тех пор, пока не обойдем каждый его угол.

– Ну я уже предоставляю себе это, – отозвалась Поля. – Может, сразу стоит предупредить кого-нибудь в Израиле, что страну посетит сумасшедшая компания? У нас тут под боком сектор Газа периодически бушует. Но, мне кажется, что в ближайшие месяцы опасаться стоит не террористических атак с их стороны, а того, что могут учудить представители семейства Саранговых.

Я засмеялся:

– Семейство Саранговых? Звучит как научное название каких-то зверьков.

– Поля, готовься встречать нас! – Тома вытянула руки так, чтобы на экране уместились наши лица. – В следующий раз возьмем и Аню.

– Тогда я беру билеты?

– Подожди… – протянул я, не успевая за девочками.

– Ой да ну его! Мне – бери, а он – как хочет. Сколько можно неуверенно мычать? Реши уже что-нибудь!