Любовь перевернет страницу

Тома схватила мельтешащую собаку и отодвинула ее в сторону. Подушечки тонких лап со свистом понеслись по полу. Марсу этот атакующий прием понравился, он поспешил вернуть на прежнее место и снова оказался между своей хозяйкой и мной.

– Ну а потом-то что? Ночевали здесь вместе? – Тома оглянулась, словно осматривала комнату впервые.

Я закашлял.

– Ну да, это же наш дом. Но рано утром она уехала. Я даже не слышал, как она встала.

Я поднялся и поспешил на кухню.

– Есть хочешь? Я еще не обедал, могу что-нибудь приготовить.

Тома вплыла за мной и, скрестив руки на груди, встала, облокотившись о стену. Я открывал и закрывал полки, то и дело забывая, что именно хотел достать. Взгляд сестры неотрывно следил за каждым моим нелепым движением. Марс вертелся в ногах.

«Веди себя естественно», – повторял я, но только все больше суетился.

– Ну и как поспал? Тебе было хорошо? – спросила Тома.

Последний вопрос обрушился на меня воспоминаниями о вчерашнем вечере. Я с грохотом опустил ладони на кухонный стол и выкрикнул: «Так!»

От неожиданности Тома подскочила на месте:

– Ты чего это орешь?

Я кинул в ее сторону беглый взгляд и засуетился:

– Так… Просто не помню, куда дел нож.

– Да вот же он, перед носом у тебя.

Нож – первое, что пришло мне в голову, наверное, потому, что я на него и смотрел, предательски блестел на заглянувшем в квартиру дневном солнце. Я поднес руку к голове и продемонстрировал Томе воинское приветствие:

– Так точно!

Тома цокнула языком и посмотрела на меня еще подозрительней. «Уж лучше пусть она считаем меня психом, чем узнает правду», – подумал я, принял как можно более непринужденный вид и занялся обедом.

День пролетел неожиданно быстро. Тома возилась с Марсом – у него снова заболел живот. Я собирал чемодан, без конца выкладывая свои вещи и складывая их обратно. Тома все переживала: не будет ли чемодан весить больше, чем положено? Подходит ли наша ручная кладь под установленные параметры? Нормально ли перенесет полет собака?

– Перелет у нас долгий: четыре часа до Турции, пересадка – два с половиной, еще два – до Израиля.

Я кивнул.

– Я взяла нам тканевые маски для лица и компрессионные чулки. Размер выбрала на глаз, надеюсь, тебе подойдут.

Я чуть не подавился, хоть даже ничего в тот момент не ел:

– Компрессионные чего?

– Чулки, чулки. Это – как колготки, которые мы носили в детстве. Здоровым быть хочешь?

Я отрицательно покачал головой.

– Ну вот если хочешь, наденешь под штаны, никто и не заметит. Зато ноги в старости будут, как у супермодели!

– Серьезно, Тома? Всю жизнь тебя знаю, но не устаю удивляться.

Тома сбегала в коридор и вернулась с сумкой в руках. Порывшись там так, словно в ней прятались тысячи крошечных и хрупкий предметов, она достала две плоские картонные упаковки. Одну из них она кинула в меня. Я поймал легкий предмет и вчитался: «Чулки компрессионные. Красота и здоровье ваших ног». Рядом с надписью улыбалась длинноногая блондинка.

– Завтра покажу, как их надевать, – сказала Тома, опустившись на пол перед чемоданом. – Надо проверить, положили ли мы все вещи, которые просила привезти Поля.

Я хотела еще и чайник захватить, кажется, он в моей сумке…

– Чайник? Я Израиле, что проблема с ними?

– Это стеклянный чайник…

Я удивленно расставил руки, как бы спрашивая: «И что?».

– Мы с Полей любили заваривать фруктовый чай. Ягодки в нем красиво плавают. И вообще, его нам подарила подруга Поли, так что он ценный.

– Теперь понятно, – протянул я, подойдя ближе к чемодану. – Мы можем запихнуть его сюда, между одеждой. Так он не разобьется во время перелета.

– Нет, сюда положим подушку. Она объемная, займет все место, чайник уже не влезет, думаю.

Тут я схватился за голову:

– А подушку-то зачем везешь?

– А подушка ортопедическая, предки нам всем дарили на Новый год, помнишь? Поля сказала не везти, сказала, что купит такую же. Но зачем, если уже есть? Куда ее девать-то?

И кстати, взять подушку – в твоих интересах, у Полины проблемы со спальными местами и принадлежностями. Если не хочешь спать на своей кофте, лучше не возникай.

Я притих, но не от страха поспать на кофте, от того, что еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Тома утрамбовывала вещи, чтобы чемодан закрылся, и все охала, как многое она не смогла прихватить.

– Ладно, остальное привезу уже в следующем году, когда поеду к Поле насовсем, – сказав это, Тома встала и потянулась.

– Как думаешь, если командировка пройдет не очень, Вера вернется ко мне?

За моим вопросом последовал тяжелый вздох.

– Где-то я уже это слышала. Не знаю, Ян… Мне кажется, что тут уже все предельно понятно. А тебе лучше подумать не о том, вернется ли она, а о том, вернешься ли ты, если вдруг ее командировка или как там еще это назвать пройдет плохо.

Я прикусил губу, подошел к дивану и обреченно плюхнулся на него.

– Я сам уже ничего не понимаю… Уже снова хочу ее увидеть.

– Ой, не начинай. Устала я от твоего нытья. Возьми себя в руки! Начни ценить себя! Или ты согласен жить с человеком, который тебя предал? Только вот знаешь что: что-то я сильно сомневаюсь, что она прибежит к тебе обратно. Разве что только за документами на квартиру…

– Опять ты за свое… – я схватил диванную подушку и кинул ее в сестру. Она увернулась, и та попала в Марса, стоявшего неподалеку. Пес подскочил и, виляя хвостом, побежал ко мне.