Александра

– Сумасшедшая сука! – Кирилл подался вперед, но тут же Оля, стоявшая до это парализованная увиденным, схватила его за руку, не пуская сделать шаг.

– А они запомнят, – Саша вновь взглянула на парня и пошла плавной походкой прочь, ставя ноги в одну линию, покачивая бедрами.

Кирилл пнул со злости мусорный бак около остановки и громко вскрикнул. Его охватила видимая дрожь, а на глаза наворачивались слезы от обиды. Он сжал кулаки, а глаза бешено искали предмет, который можно было бы ударить. Лицо покрылось пунцово-бордовой краской, зубы плотно сжались.

– И что уже случилось? – на остановке появился преподаватель анатомии, которого первый курс еще не знал, так как анатомия должна была появиться в расписании только на 2 курсе. – Что у тебя с лицом?

– Да он ноги девчонке лизал, Николай Анатольевич! – рассмеялись старшекурсники. Анатом перевел удивленный взгляд на Кирилла и нахмурился. – А рот-то почему в крови? – спросил он.

Николай Анатольевич, преподаватель с огромным стажем, повидал много студентов и знал о многих интрижках, в которые студенты то и дело ввязывались, но, чтобы на остановке, прямо у ворот колледжа облизывали друг другу ноги, омывая рты кровью! Такого он еще не видел. Да, студенты умеют ежегодно удивлять педагогов чем-то новеньким и не очень умным. Не зря Николай Анатольевич говорил, что предыдущий курс был гораздо умнее.

Кирилл сжал еще сильнее кулаки и быстрыми шагами поспешил поскорее уйти, дабы не сгореть со стыда окончательно. Оля трусцой побежала за ним, пытаясь схватить его за руку. Уже около метро она остановила его и протянула влажные салфетки. Кирилл, чуть успокоившись, принялся оттирать рот. Но вместо того, чтобы стереть кровь, он размазывал ее еще сильнее.

– Дай сюда! – скомандовала Оля и стала аккуратно стирать кровавые, сухие разводы вокруг его рта. – Что это было?

Кирилл ответил ей таким взглядом, что девушке захотелось провалиться сквозь землю, чтобы больше никогда не видеть такого взгляда. Но она выдержала его взор, продолжая обтирать рот. Кирилл вздохнул, мысленно успокаивая себя всеми возможными и невозможными доводами. Ольга ни в чем не виновата. Не стоит кричать на нее.

– Не знаю, – ответил он, опустив голову. Багровая пелена вновь накинула свою вуаль на его лицо.

– Зачем ты это делал? – Оля достала другую салфетку, снова вытирая его лицо. Ей хотелось скорее покончить с этими отвратительными последствиями на прекрасном лице Кирилла, чтобы больше не видеть их, сразу попытаться забыть то, что увидели ее глаза.

– Что я делал? – Кирилл решил понять, что люди видели со стороны, – что ты видела?

– Как ты целовал ее пятки, – с отвращением сказала Оля, перестав вытирать кровь с его лица, – облизывал ее пальцы. У нее кровь текла, а ты слизывал… – в горле рос комок, тошнотворный комок, заставляющий быстро сглатывать скапливающуюся слюну. – Почему у нее была кровь?

– Дерьмо! – Кирилл отвернулся. Новая порция стыда захватила его тело. Что ж получается, люди на остановке видели это? Люди в проезжающих машинах видели это? Люди, проходящие мимо – тоже? Черт. Черт! ЧЕРТ! Все его нутро истошно голосило, не зная, как и куда можно выплеснуть центнер оголтелой злобы.

– Эй, – девушка обошла его, их глаза встретились, – что случилось?

– Откуда я знаю! – прошипел он, схватив ее за плечи. – Я просто сделал то, что она попросила! Понимаешь? Я просто это сделал!

Кирилл выдохнул, надув щеки, осматриваясь по сторонам. Хорошо, что у всех, кто это видел, есть два месяца летних каникул, чтобы забыть то, что случилось на троллейбусной остановке. Хорошо, что в ближайшее время не надо ходить на пары, ежедневно принимая душ позора и безжалостной насмешки. И Кирилл понимал, что по-другому и быть не могло! Мало того, что подростки, в принципе, жестоки, так то были не просто подростки, а студенты медицинского колледжа. Цинизм и черный юмор попадали им в кровь вместе с воздухом, которым они дышали в стенах колледжа. Искать у них понимание или сочувствие равносильно поискам иголки в стогу сена.

8

– Ну что же это такое! – Ирина Ильинична встретила на пороге дочь с кровавыми босыми ногами. – Коля! – она тут же позвала мужа.

Николай Борисович не заставил себя долго ждать, появившись в коридоре, строгим взглядом осматривая дочь с головы до ног. Как же он устал от постоянных сюрпризов дочери. Он задержал взгляд на ее грязных ступнях и вздохнул. Почему она выжила? Почему она родилась и выжила? За что и кто их так жестоко покарал? Он ведь в жизни никогда ничего плохо не делал. Всегда был образцовым отцом, любил жену и сына. И дочь пытался любить. Правда! Но когда его мысли касательно психиатрического диагноза Саши стали навязчивыми, Николаю Борисовичу становилось все сложнее смириться с самой страшной мыслью – это его дочь и он должен принять ее и мучиться до конца своих или ее дней жизни.

– Что случилось? – спросил он, вздохнув, присаживаясь на корточки, чтобы получше рассмотреть окровавленные ноги своего горе-ребёнка.

– Я еще не умираю, папа, – Саша смотрела на него, пробивая насквозь черными зрачками, расширенными, соприкасающимися с роговицей.

– Саша! – тут же вмешалась Ирина Ильинична, – зачем ты так говоришь?

Девушка перевела взгляд на мать и нахмурилась.

– Ты порезалась? – спросил отец, не рискуя дотронуться до ног дочери.

– Я очистилась, – Саша обошла его и пошла в свою комнату, оставляя на полу кроваво-грязные следы маленьких ступней. Дверь захлопнулась, щелкнул замок. Ирина Ильинична посмотрела на мужа. Он потер рукой лицо и глубоко вздохнул.

– Надо отдать ее на обследование, – тихо, практически шепотом сказал он.

– Зачем? – удивилась Ирина Ильинична, скрестив руки на груди.

– Затем, что она больна, Ир! – процедил сквозь зубы Николай Борисович.

– Мы уже отдавали ее на обследование, если ты забыл! Что это дало? – Ирина Ильинична сузила гневные глаза. – Нервы только трепать ребенку.

– Черт возьми, Ира! – Николай Борисович еле сдерживался, чтобы не повысить голос. – Потому что ты хотела второго ребенка! Ты отказалась делать аборт! А теперь это наша обуза!

– Что? – женщина опустила руки, пораженная и в то же время разозлившаяся из-за слов, которые говорил ее муж. – Это наш ребенок!

– Это не ребенок, – Николай Борисович перебил ее, – это уже совершеннолетний подросток и одному богу известно, что она решит учудить завтра! Мы должны доказать ее невменяемость до того, как она совершит то, что поставит крест на нашей семье и наших жизнях. Я тоже люблю ее, она моя дочь, но давай хотя бы мы не будем идиотами… – Николай Борисович замолчал. Его взгляд устремился прямо по коридору. Ирина Ильинична тут же последовала глазами по следам его взора.

– Саша! – воскликнула она, увидев выглядывающую из-за двери дочь. Как много она слышала? Раскаяние крепко схватило мать за горло.

– Решаете мою судьбу? – спросила девушка.

– Ты что! – Ирина Ильинична быстро подошла к дочери. – Что ты такое говоришь…

– Решаете мою судьбу, не решив свою? – Саша улыбнулась и посмотрела на отца. Он смотрел в ее глаза и тоже испытывал давно забытое, нелепое чувство стыда.

– Что у вас тут? – в дом вошел Святослав, устало скидывая ботинки.

– Ничего, – быстро ответил отец и ушел в свою комнату. Ирина Ильинична вздохнула, покачала головой и исчезла на кухне.

Слава, ничего не понимая, посмотрел на сестру, взглядом дав ей понять, что ему хотелось бы услышать правдивый ответ на вопрос.

– Они ненавидят меня, – сказала Саша и ушла в свою комнату. Святослав набрал полную грудь воздуха. Как же тяжело жить в этой семье. В семье, где каждый ее член – личность со своеобразным букетом странностей. Даже в дом заходишь и чувствуешь гнетущую атмосферу, словно на тебя падает воздух, который имеет многотонную массу и тут же ломает позвоночник заставляя припасть к земле. Славка потупил взгляд, сделал глубокий вздох, закрыл глаза и прислонился к стене.

– Сань, – брат поскребся в комнату сестры и открыл дверь. Саша стояла у окна. Ее взор был устремлен куда-то вдаль. На лице спокойствие и умиротворение. Пальцы неспешно поглаживали низ кофты, вытаскивая по одной нитки.

Слава вошел в комнату, прикрыл за собой дверь. Вновь последовал тяжелый вздох. Он уже устал быть проводником между сестрой и родителями, но он слишком любил сестру.

– Они любят тебя, – начал он, но тут же замолчал, увидев израненные ноги. Стоит ли спрашивать, что случилось или так должно быть? Слава терялся в мыслях, не зная, как поступить дальше.

– Я порезалась, когда шла, – Саша объяснила брату свой внешний вид, заметив его пристальный взгляд.

– Здесь где-то? В деревне?

– Нет, – она взглянула на него и легкая, гуляющая улыбка чуть скривила ее рот. – Около колледжа.

– По городу не стоит ходить босиком, – Слава покачал головой, – небезопасно, да и выглядит не очень.

– Зато у меня появился парень, – Саша усмехнулась, и снова отвернулась к окну.

– Парень? – удивился брат, и чуть было не спросил, как такое возможно.