Мой сводный подонок

– Он красивый и богатый. А характер, – Камила резко разворачивается. Под ней не обычный стул, а как на колесиках, – мудрая женщина может исправить.

Прикусываю внутреннюю сторону щеки. Даже и думать не хочу, чтобы как-то исправить этого придурка.

– Ты же говорила, что он опасен?

– Опасность это очень сексуально, – с придыханием отвечает и вновь отворачивается.

А когда собиралась открыть рот, чтобы съязвить в ответ – я умею это делать – в аудиторию входит преподаватель. За ним Дима. Как понимаю, Орсов.

Шахов расписывал его как человека, с которым не нужно водиться. Мысленно показываю язык Филиппу и машу Диме рукой. Вчера вечером парень первым написал мне. Пусть и банальную фразу «как дела», но мы мило побеседовали.

Дима улыбается и садится на первую парту.

Ну как он может быть плохим, когда так тянется к знаниям? Плохой во всем этом здании только один – Шахов. И его ни разу не исправит мудрая женщина. Из ума можно выжить, начни его исправлять.

Несмотря на ставшую неоднозначной нашу дружбу с Камилой, целую пару мы сидим бок о бок. Как и не было этих лет. Кам, полетав в облаках, списывает у меня прослушанное, а я пользуюсь ее текстовыделителями, не спросив разрешения.

Может, она и правда плохо себя чувствовала все эти дни? Нет никакого секрета или что-то в этом роде?

Поворачиваюсь к Камиле. Улыбку получаю.

Все же мне почудилось.

Последнюю пару отменили. Поэтому мы быстро хватаем куртки из гардероба и выходим на улицу.

Как назло, идет дождь. Мерзкий, осенний, пакостный дождь!

– Про вечер первокурсников знаешь? – Камила сильнее запахивает новую косуху и морщит нос.

– Теперь знаю.

– Пойдешь? – с любопытством спрашивает.

Хмыкаю, веду плечами. “Дочери” Шахова вообще позволительно посещать такое? Хотя знал бы Альберт, что посещает его родной сын и какие дела он вытворяет!

Подонок. Ненавижу.

Но после всех эти «положено» и «не положено» лучше десять раз убедиться. Филипп же умеет скрывать свою натуру и свои тараканы. У меня все будет написано на лице.

Бабушка называет это «наивностью и доверчивостью». Мама и Шахов-младший – «глупостью». Принято считать, что истина где-то посередине.

– Говорят, такие мероприятия Альберт Шахов спонсирует, – Камила едко стреляет словами.

Словно завидует. Но я тут же отметаю это чувство веником.

– Значит, пойду?..

– Одна?

Перед глазами тут же образ Димы возникает. Первая парта, первый ряд, светло-голубые глаза. Чистые. Нужно было его позвать сесть рядом с нами.

Мысль сбивает подъехавший спорткар. От одного его цвета закрыться хочется, как одуванчик на закате. Машина иссиня-черная, матовая. Какая-то жуткая, будто других цветов нет.

Во рту пересыхает. Пульс долбит по венам.

Филипп Шахов опускает стекло и скользит по моим ногам взглядом.

О да! На мне чулки. И он об этом знает.

Хочется сбежать, но ступни налились свинцовой тяжестью. Противоречивые чувства насаживают меня как на швейную иглу.

Он смотрит как парень. Настоящий. Которого привлекает девушка. Я то есть.

– Садись, Лиззи.

Смотрю на Камилу, будто она сможет помочь. Но натыкаюсь на дикий, осуждающий взгляд. Все капли, которые капают с неба, вдруг оказываются на моих плечах. Мне становится безумно холодно, мокро и неприятно.

Как-то одиноко.

– Он богат, привлекателен и приглашает к себе. Не будь дурой. Лиззи, – поджимает губы. Камила хочет посмеяться. От этого мне горько.

Неуверенно тяну руку к двери. Она открывается легко, что пугает.

А когда сажусь в машину, Филипп тут же бьет по газам.

Глава 11

– Обычно в этом ресторане компания Альберта Шахова проводит благотворительный бал-маскарад, – лениво говорит Филипп, пока я внимательно изучаю спину своего сводного. «Брат» даже мысленно не могу добавить. Это кажется мне настолько противоестественным, что язык отвалится, если решусь сказать.

– Это же хорошо? Я про благотворительность.

Целую минуту мы общаемся нормально. Удивительно. Ни одного подкола, шутки и надменности в голосе.

– Конечно, когда же еще потрясти своими долларовыми кошельками, как не в благотворительный вечер, – с легким пренебрежением отвечает.

– В своем городе я помогала приюту для животных. Нечасто, к сожалению, по мере возможностей, и мне от этого грустно.

Шахов останавливается перед дверью. Та какая-то золотая. Пантовая.

– В тебе скопилась вся глупость этой планеты? Ты прям тошнотный образец доброты и порядочности, Лиззи.

Улыбается. Хочется врезать по этой самой улыбке, пусть она и ничего такая. Манящая, я бы сказала.

– Зато ты средоточие всего мерзкого и эгоистичного, да, Фил?

– А у мышонка-то есть зубки…

Опускаю глаза на свою обувь и чувствую, как его настырный взгляд скользит по моим плечам и ключице. Потом он многозначительно хмыкает и открывает передо мной это золотое недоразумение.