Просто друзья

Гости замерли. Не ожидали, что сын Павла Навицкого такой грубый, неотесанный и невоспитанный? Добро пожаловать в нашу семью, где все вокруг одна сплошная картинка. Поддельная картина захудалого художника-карикатуриста.

– Глеб, – мама пытается смягчить обстановку, – давай немного сбавишь обороты…

– Как прошел мой день… Тебя правда это интересует?

– Если бы не интересовало, то не спрашивал бы.

– Ну, хорошо, – игра затягивает, правила пока не ясны, но намереваюсь выбиться в лидеры. Как в гонках, надо просто рассчитать тактику противника, увидеть его слабые места, а когда он их покажет, вдавить педаль и оторваться. – Я встречался с друзьями, общался. Потом были дела, – не уточняю какие. – А вы? Ты. Чем занимался ты? – провоцирую его, отец прекрасно осведомлен, что этот вопрос я никогда ему не задаю, знаю наперед его ответ – работа, всегда работа, постоянно. Его семьей были не мы с мамой, а работа.

– Новый проект. Иван, ты же помнишь Ивана, Глеб, у нас с ним будет новый проект. Ему нужна моя помощь по многим вопросах. Я согласился.

Тишина за столом, все переглядываются. Чувствую, теряю нить. Только Мила сидит все еще опустив голову. Прямая спина, длинная шея, такие же длинные руки, что сложены у нее на коленях. Красивая маленькая статуя. Не люблю. С такими скучно.

– Глеб, я хочу тебя кое с кем познакомить.

– Я всех здесь знаю, если только вы не прячете за стенкой кого-нибудь.

– Знакомься, твоя будущая жена – Мила Апраксина, – голос его стал тверже, как и всегда, повелевает, приказывает.

– Это, бл*ть, шутка такая? Какая нах*р жена?

– Глеб, спокойнее, – подключается мать.

– Спокойнее? Вы на старости лет совсем из ума выжили? Мы что, в 18 веке, когда всех женили, никого даже не спросив?

– Нет. Но в наше время это тоже обычное дело. Особенно для таких семей как наши.

– Пи*дец какой-то

– ГЛЕБ!

– Что Глеб? В общем, прошу меня извинить, но я откланюсь. Так можно сказать? Или правильно откланиваюсь? Да, одна х*йня. Все, всем мир! – выхожу из-за стола.

А Мила так и сидит. Она правда статуэтка какая-то, даже не шелохнулась. Раздражает.

Поднимаясь по лестнице, слышу, что отец успокаивает Ивана, отца Милы, чтобы не переживал. Что свадьба при любом раскладе будет.

Ну мы это посмотрим, родственнички.

Глава 2.

Глеб.

Захожу к себе комнату, дверь сильно ударяется о стену. Скорее всего, останется след от ручки. Под ногой мяч, футбольной. Со всей силы отбиваю его. Нервно. Внутри меня все бурлит от негодования. И это не кровь, закипающая, когда рука лежит на ручке коробки передач. Это другое. Это гнев. В мою жизнь снова вмешивается отец. Сначала выбирал мне школу, потом университет, специальность, работу тоже уже выбрал. Все за меня, мое мнение ничего для него не значит.

В моих же планах, если и обзаводиться семьей, то намного-намного позже. После тридцати нормально? Да, пожалуй, после тридцати мне подходит. В первую очередь мне нужно найти дело своей жизни, чтобы сутками не пропадать на работе, как это делал отец всю свою жизнь. Я хочу видеть как растут мои дети, как они взрослеют, чего-то добиваются.

Именно поэтому от него и ушла мать. Как можно соревноваться с той, кто изначально на первом месте. Это не любовница, не жена. Она намного ближе к нему. Даже я, его сын, далеко не на первом месте. Второе? Тоже мимо. Возможно третье, и то не факт.

Без стука, впрочем, как и всегда, входит отец. Он так же зол, как и я. Раньше меня это пугало. Я не знал, что от него ожидать. Нет, меня никто и никогда не бил. Он всегда подавлял по-другому. Видел слабые места и давил на них. Низко и подло. Но это научило меня важному правилу – устранять слабые места. Их быть не должно.

– Надо стучаться, когда входишь. – Подбрасываю мяч и ловлю его.

– Я в своем доме, Глеб.

– Может, тогда еще и дверь с петель снимешь? А что? – на него не смотрю. Это лишнее, я и так знаю, что в них плещется: раздражение, гнев и разочарование.

– Надо будет – сниму.

Откидываюсь на спинку кресла и бросаю мяч в него. Реакция еще хорошая – он ловит мяч и возвращает его мне.

– Ну… давай. Я готов, – улыбаюсь. Играю с ним. Мы неравные соперники. Об этом знаю и я, и он. Но иногда играть стоит ради самой игры. – Учи! Только быстро. За*бался. Спать хочу.

– Через месяц ты женишься. Это не обсуждается.

– Опять двадцать пять. Ну проходили это уже, отец. Сейчас начнется шантаж. Отнимешь кредитку, тачку, да, отберешь квартиру, где иногда я зависаю. Что еще… Подскажи уж, че стоишь? А, вспомнил. Будешь угрожать, что лишишь наследства.

– Ты прав. Буду. – Сухо ответил он. Козырь в его рукаве. Знаю это.

– Тогда повтори это все и дай уже спать лечь, а?

– Вот смотрю я на тебя и думаю.

– Ты в мои годы, – пародирую я некогда сказанные им слова.

– Да. Именно это. – Он устало опустился на кровать, – это все мать.

– Не трогай ее! Это все ты. Тебя не было рядом. Никогда, – громко ответил я. Так выдают эмоции. И я их выдал. Потому что больно вспоминать, что в самые важные моменты его не было рядом.

– Ну вот и хорошо. Нашел я на тебя рычаг давления.

– Какой на хрен рычаг?

– Твоя мать. – И смотрит на меня. В упор. Делая контрольный выстрел, – я все время забывал, что она для тебя оказалась куда ближе и роднее, чем я. Она – идеал, я – дьявол, который все испортил в ваших жизнях.

– Видишь, ты сам все понимаешь.

– Ты забыл одну важную вещь: твоя мать все еще зависит от меня финансово. Она живет в моей квартире, ездит на моей машине. Да она ни дня не работала. Могу поспорить, ее даже в секретари не возьмут.

– Что ты хочешь этим сказать? – глупый вопрос. Он прекрасно это знает.

– Твое согласие на свадьбу. Вот и все. При таком раскладе я ее не трогаю, отказываешься – заберу все до последней шмотки, что купила на мои деньги. Пущу в одних трусах.

– Ублюдок! – процедил я.

Перед глазами пелена. Был бы младше, сказал бы, что пелена из слез. Так было, когда он не выполнил свое обещание отправить меня в лагерь с друзьями из класса, потому что четвертные оценки его не устроили. Я плох оказался в математике. Как и в геометрии, английском, химии, физики. Я просто плох. Бездарь.

Сейчас это черная пелена гнева. Невыносимо. Он рвется наружу. Хочется бить, крушить все вокруг. Только бы не оставлять его внутри. Потому что будет сжирать меня.