Кира и наследники. Роман

плечами с видом воинственной независимости; должно быть, со стороны это даже выглядело по-детски забавным.

– Так ты – наш человек, – повторила она вчерашнее.

– Ещё неизвестно, кто тут чей «наш», – пробурчала я, испытывая

прилив дурацкого смущения.

Она только улыбнулась в ответ – тепло так улыбнулась, ничего не сказав.

Мы выбрались из кафе и медленно двинулись по набережной в сторону Невского.

– Теория, конечно, занимательная, – неожиданно продолжила

Кира, останавливаясь, чтобы вновь закурить, – только…

– Слишком всё упрощает, и пары эти – больно по шаблону? —

подсказала я, когда пауза затянулась.

– И это тоже. А ещё вот что: всякие эти, знаешь, «любишь – не

любишь»…

Кира опять замолчала, задумалась, совсем ушла в себя; я, выждав, рискнула продолжить:

– Да понятно, это – как с Питером; то есть, в смысле —

собак, допустим, мы любим больше, но если какой-нибудь особо выдающийся кот прыгнет вдруг на колени… – Говоря «мы», я, однако ж, имела в виду главным образом её; я, кажется, уже тогда разгадала эту натуру, способную безоглядно любить только то, что здесь и сейчас, на что упал заинтересованный взгляд – а уж жизнь да судьба, небось, щедро предоставляют ей всё новые достойные объекты… не то, что некоторым…

– Именно, дорогая, именно, – ответила она, снова одаряя

благосклонной улыбкой, а затем вдруг, неожиданно заглянув прямо в глаза, быстро и серьёзно произнесла: – Вета, расскажи мне про своё самое первое впечатление от моей книги. Что это для тебя было?

Тут я снова очень удивилась, если даже не изумилась – насколько просительно сие прозвучало, несмотря на требовательность. Ведь я, в принципе, была совершенно уверена, что Кира Колесникова – отнюдь не наивный самородок, но существо, которое цену себе знает – ну, или почти знает… Знает, невзирая на всю свою безвестность, на изначальную скомпрометированность жанра, к которому приписана, на крайне низкий среди высоколобых и относящих себя к таковым статус своей книжной серии (ну, действительно, кому б в голову пришло выискивать там жемчужины, кому?) … А поскольку – всё равно знает, то что тогда ей мнение девочки с улицы? Во всяком случае, – столь явная в этом мнении заинтересованность…

Как затем выяснилось – я, в общем, не ошибалась: Кира Колесникова вполне сознавала, что имеет как минимум серьёзные способности к литературному творчеству, а кроме того – имеет, что сказать в этом самом творчестве при этих самых способностях. Но я и предположить тогда не могла, насколько, при всём том сознавании, написав конкретно вот эти пять, нет, аж шесть, романов за последние четыре года, в первый из которых впряглась почти случайно, а следующие тянула, уже не успевая опомниться, – насколько она была не в силах отстраниться и трезво оценить, во что, собственно, ввязалась и куда её, в конце концов, занесло. И посему – как сильно нуждалась в свежем взгляде человека со стороны. Человека обязательно незнакомого, непосредственного и неравнодушного. И что именно это и подвигло её отложить все дела и отправиться в Русский музей – дабы найти меня там!..

– Что это было для меня? – переспросила я в некотором

замешательстве. – Ну, конкретно-то это было «Одиночество втроём». Абсолютно случайно – хотела поболеть в обнимку с какой-нибудь книжонкой новой, непритязательной, – желательно переводной. Но, к счастью, переводной не попалось… И, в общем – просто шок какой-то: так здорово и, главное, так неожиданно! Притом, что некоторые места меня там раздражали, да и финал… не очень убедительным показался. Всё равно… Я даже вылечилась сразу, честное слово!

– Про эти места ты мне потом ещё изложишь детально, —

спокойно отметила Кира. («Тебе, что, правда этого хочется? – подумала я. – Ничего себе!..») – А пока скажи вот что… Сам сюжет – сюжет, я не о фабуле, понимаешь, – выстроен достаточно занимательно? Цепляет?

– Ну конечно! Даже слишком – почти как в авантюрно-

приключенческом чтиве. В этом, прости, даже привкус дешёвки какой-то чудится иногда, однако…

– Ясно. Приличная проза должна быть скучновата.

– Н-необязательно, – промямлила я, уже раскаиваясь за

«дешёвку».

– Должна-должна, – продолжала подначивать она. – Ты припомни

программу-то школьную: неужто всё подряд – на одном дыхании? И про мир, и про войну?..

– Ну, по-разному бывало…

– И как же ты поступаешь, если книга, конечно, хорошая, да уж

больно длинная?..

– А ты? – слегка огрызнулась я.

– Отправляю на полку.

– Этак можно и неучем остаться, – произнесла я рассудительно.-

Этак и добрую половину классического наследия не одолеть…

Мы рассмеялись.

– Ты, Веточка, прелесть, – пробормотала она сквозь смех, но, отсмеявшись, сказала: – А ведь я серьёзно спрашиваю!

– То есть: как быть, если прочесть – дело чести, а вот… не идёт? – Я пожала плечами. – Ну, не знаю. По-разному… Всё зависит – действительно ли это дело чести; да и от того, когда читаешь, в который раз. У меня часто бывало: открываешь, значит, в первый раз нечто, как отрекомендовано, совершенно выдающееся, и… Либо вдруг сразу начинает активно не нравиться почему-то, либо – элементарно кажется нудным и затянутым… А у меня в этом отношении дурацкая такая добросовестность, родительская выучка. Короче, заставляешь себя добить до победного конца; кажется, вот сейчас закроешь с облегчением страницу последнюю, с полной уверенностью, что – навсегда… Что можно, значит, поставить мысленно галочку, где надо и – если не забыть, то задвинуть куда-то… на периферию сознания…

– И что же дальше?.. – поторопила Кира, когда я рассеянно

примолкла, не зная, как сформулировать дальнейшее.

– А дальше – закрываешь, значит, эту последнюю страницу,

и… Ну вот, знаешь, бывает – перед тем, как дверь, уходя надолго, надо уже захлопнуть, – а ты стоишь на пороге, мысленно так охватываешь взглядом всю квартиру: утюг, там, краны, форточки, да?.. Так вот и тут – вспоминаешь разом прочитанную вещь, как бы напоследок выключатель щёлкает и освещает всю её целиком… Тут же вдруг: бац, и понимаешь: чёрт, а ведь это, вообще-то… великое произведение, из тех, что – ну, типа на всю жизнь с тобой… – Говоря это, я даже немного смутилась – не слишком ли пафосно?..

– И какие, например, это были книги?

– Да мало ли!.. Да хоть «Москва-Петушки», хоть «Лолита» в

первый раз, хоть «Доктор Живаго»… Или там «Котлован» какой-нибудь и вообще Платонов… Да что Платонов – Фёдор Михалыч местами с таким скрежетом шёл – это уже потом было странно: отчего так? Задним-то числом всё-всё казалось чрезвычайно интересным и значительным!

– Ясно, – сказала Кира. Затем усмехнулась вполне добродушно:-

Колесникова тогда, по идее, должна дать обратный эффект…

– Не знаю, – честно выдохнула я. – Понятия не имею. Какие тут