Ведьмина доля

«Дело» чутко навострило уши, по-прежнему изображая сонную муху. Бедное создание.

Дома всё прошло на удивление гладко. Кирюша на радостях привычно уронил челюсть и, кланяясь и приседая, едва не рассыпался на запчасти. Жорик, смущённо теребя полу старой сорочки, попенял мне, что не предупредила о гостях, и повёл Зойку показывать «свои» хоромы. На наивно-сочувствующий вопрос: «За что тебя так?..» он лишь поправил удавку-«галстук», покраснел и охотно уступил «свой» диван. Девочка, ни разу не испугавшись домашней нежити, оттаяла и заулыбалась. Будто нежить и нечисть ей ближе людей. И в этом я её понимаю.

– А почему «Кирюша»?

– В школе так назвали. Руки мой. За обедом расскажу.

Борщ ещё «жив», котлеты вроде тоже…

Томка не звонила, тётя не объявлялась. Зойка клевала носом, и я вместе с ней. И после обеда поняла, что никуда не пойду. Вернее, пойду, но не «куда-то», по архивным или гадальным делам, а в постель. По прямой – до подушки, и гори всё синим пламенем. Иначе вечером от меня толку будет ноль.

– Уль, она странная, – увязался за мной Жорик.

– Да мы все не без греха, – я расправила одеяло.

– Ни, нэ розумиеш, – дух тактично отвернулся, пока я переодевалась в пижаму. – Она… не просто странная. Она и тебя постраньше.

– Чудно, – я закуталась в одеяло. – Разбуди меня часа в четыре, ладно? Нет, в пять… Короче, к шести я должна быть на ногах. В восемь у меня встреча.

– Добре, – кивнул Жорик и снова взялся за своё: – Ни, Уль, ну нутром же чую…

…кажется, он так и гундел, сидя на краешке постели, пока я спала…

– …а ещё шо – она сидит и повторяет: «Сбегу, сбегу! Как только ночь…»

Я зевнула.

– О, а уже пять, – спохватился он.

Моргнула и не заметила… Я сладко потянулась, просыпаясь.

– Ничего не поняла, да? – упрекнул призрак.

– Разберусь, не маленькая, – отмахнулась я беззаботно.

Ни Верховная, ни Томка признаков жизни не подавали.

Я умылась, выгнала Жорика на кухню чай греть, оделась и осторожно заглянула в гостиную. Зойка тоже проснулась, причём давно. На стеллаже передвинуты книги и безделушки, из ящика комода выглядывает маленький розовый носок, на ковре – пульт от телевизора и горка колечек для плетения. Зойка же сидела на одеяле, обняв коленки, и смотрела перед собой. Ну, раз рюкзак разобрала – не драпанёт на поиски тёти. А может, глаза отводит.

Я кашлянула. Она глянула на меня искоса и завернулась в одеяло.

– Мне по делам надо…

Ответственность немедля завопила: «Не смей подвергать ребёнка опасности!», а Совесть – «Не смей бросать одну!». Я в таких случаях всегда прислушивалась ко второму ощущению. Будь первое единственно верным, второе бы не появилось.

– …хочешь со мной?

Зойка недоверчиво подняла светлые брови. Я ободряюще улыбнулась:

– Ну? Считаю до пяти. Нет – останешься дома, да – познакомишься с новой нечистью.

Её с постели как ветром сдуло. Живо полезла в комод за одеждой, сверкая жёлтыми труселями.

– Но сначала – ужин. И в душ сходить не забудь. С поезда всё-таки.

…а ещё я не успела ничего убрать. У меня ж и в спальне, и на верхних полках стеллажа – амулетов и зелий горы, и не дай бог, доберётся…

– Жор?

– Ау?

– Как только мы уйдём, собери в гостиной всё колдовское – и под мою кровать, – попросила шёпотом, быстро делая бутерброды.

– Понял. А ведёшь зря.

– Может, и зря, – согласилась я, вытирая стол. – Но одну дома оставлять не хочу.

– Что значит «одну»? – обиделся призрак. – А я? А Кирюша? А мы?..

– Жор, всё, решено. На тебе – амулеты. Договорились?

Он надулся, но кивнул. Зойка примчалась одетая, с курткой под мышкой, и села за стол. Глазищи так и сверкают. Да, у всех есть слабые места.

– А что за нечисть? А как ты с ней работаешь?

– Всякая нечисть, – я налила ей чаю. – В городе живёт порядка пяти тысяч… личностей различных… национальностей. Капля в море. В двухмиллионном городе им легче затеряться и наладить быт, чем в деревушке, где всё про всех знают. Те, кто имеет полноценный человеческий облик, живут большими семьями или общинами. А кому легче в родном облике… где придётся.

Я зажевала бутерброд, беспокойно посматривая на сотовый. Не нравится мне Томкино молчание…

– А ты?..

– А я бдю. Обхожу, смотрю, чтобы не было стрессовых признаков. Если нечисть долго не использует силу… то сходит с ума. Люди не замечают, а мы видим. Глаза сияют ярче, клыки прорезаются, родовые знаки и символы на коже проступают. Если нечисть самостоятельно не справляется с приступом, едем вместе за город и выпускаем пар. Дня-другого в привычном облике и свободной среде хватает, чтобы год жить спокойно.

– И всем в городе жить можно?

– Нет, конечно. Каждого перед заселением проверяем, вручаем свод законов и советуем жить с людьми дружно. За новичками слежка каждый день. Если больше года без происшествий, то выдаем патент, договариваемся об условиях сопровождения и… Раз в месяц своих я обязательно обхожу. Проверяю, чтобы не было конфликтов с людьми, чтобы не было делёжки территории между разными расами. И признаков усталости, конечно. И беспризорников беспатентных ищу и выслеживаю.

– А… убивать приходится? – Зойка отложила бутерброд.

– Редко, – я допила чай и встала помыть посуду. – Обычно пришлые быстро идут на контакт и на всё согласны, лишь бы им дали спокойно жить и детей рожать. Пока на моей совести – пара тёмных духов…

Кирюша недовольно бряцнул костями.

– …изгнанных из города. Да пара призраков…

– Брешет, – авторитетно сообщил Жорик из любимого кресла и зашуршал газетой.

– …пристроенных к месту и делу – в Барских развалинах достопримечательностями подрабатывать и туристов развлекать. С любым можно договориться, если сходишься в цене, – подытожила я, выключая воду и вытирая руки. – На выход?