Тонкие струны души разрывая

– Я думаю иначе.

Отставив шутки в сторону, я посмотрела в его глаза и сказала уверенно:

– Влад, мне нет дела до выходок Антона. И жаль, что ты тревожишься об этом. Но если с ним что-то случится, меня ты больше не увидишь.

– И еще смеешь говорить, что он тебе безразличен! – вспыхнул Миронов.

– Этого я не говорила, – напомнила я. – Но это вовсе не значит, что я собираюсь к нему возвращаться. И потом, тебе ли меня учить? Ты сам даже не разведен.

– Это юридическая формальность, – отмахнулся он. – Я свою жену уже несколько лет не видел.

– Что не делает тебя свободным человеком.

– Тебе бы хотелось обратного?

– Этого я тоже не говорила. Меня вполне устраивают наши отношения.

– Иногда ты просто безбожно злишь меня.

– Здесь мы квиты.

Он вновь очертил круг по комнате. Коридор из гостиной просматривался отлично. На глаза Владу попались пачки писем, сложенные на комоде. Словно гончая взявшая след, он ринулся к ним. Я села поудобнее, прислонилась спиной к распахнутой створке окна. Быть беде.

Зашуршала бумага. Что он делает, я не видела. Но догадаться труда не составило. Пару минут спустя он влетел в комнату с грозным рыком:

– Что это за хрень?!

– Письма, – равнодушно пожала плечами я.

Чеканя шаг, он принялся ходить по комнате, читая письма Тоши. Антона. Закончив одно, бросал на пол и начинал другое. Некоторые фразы с яростью произносил вслух:

– «Любимая моя Ева» … «Я не живу без тебя. Все стало безразлично. Тускло. Жизнь ничего не стоит»… «Знаешь, я помню каждую твою улыбку, родинку»… «Твои вещи так и лежат на своих местах. А я все жду…»… «Мне часто снится то лето, помнишь?»…

– Прекрати.

Влад остановился. Посмотрел на меня странным взглядом. И спросил тихо и оттого особенно страшно:

– Как давно это продолжается?

– Давно.

– И ты скрывала это от меня?!

– Невозможно скрыть, то, что не имеет ровно никакого значения.

– Не ври! Ты хранишь их! Все эти годы он шлет тебе письма, а ты хранишь их. Что за бред?! Он веком не ошибся?!

– Вряд ли. Скорее украл чужую идею. Никакой оригинальности. Ни в чем.

Влад тщательнейшим образом изложил мне свое мнение о бывшем супруге, обо мне и проблеме в целом. Он не кричал. Его голос больше походил на грозный тигриный рык. Я не пыталась прервать тираду. Зато успела изрядно замерзнуть. На улице всего плюс шесть, а я в легкой толстовке. Но ни единой попытки сдвинуться с места не сделала. Смотрела в окно и ждала, когда все это закончится.

– Говоришь, это неважно. Почему тогда ты не выбросила эти письма? Хранишь их нераспечатанными, но не выбрасываешь.

– Не знаю, – призналась я. – Да и какой в этом смысл? Мужчину, который сделал меня женщиной, я все равно позабыть не смогу. И неважно пишет он мне письма или нет.

Влад с размахом ударил кулаком в стену. Делать этого не стоило. Стены в здании толстые, при царе возводили. Кость сломать ничего не стоит. А это больно. Я точно знаю.

Он спросил хрипло:

– Почему же ты всегда была против моего присутствия здесь?

– В этом тоже нет никакого смысла. Родители здесь не живут. Я тоже. Цветы и то соседям розданы. Или ты желаешь мыть окна вместе со мной?

– Жалкая отговорка.

– Возможно, ты прав, – согласилась я. – Хочешь правду? Пожалуйста. Я не приглашала тебя, потому что таким, как ты, здесь не место. И таким, как я, теперь тоже.

Влад остолбенел. Я вновь отвернулась, посмотрела во двор. Казалось, вся вселенская тяжесть обрушилась на меня. Я чувствовала себя погребенной заживо.

Я устало прикрыла веки. Не стало сил носить привычную маску. Я хотела вырваться. Любой ценой.

– Ева… – неожиданно ласково позвал Влад. В комнату вошел Дима. До этого он топтался в коридоре. Теперь осмелел.

Собственный дом показался оскверненным. Никому из нас не было здесь места. Никому.

– Ева, – вновь позвал Влад. – Слезь, пожалуйста, с окна…

– Зачем?

– Ты можешь упасть. Это опасно. Разве ты не знаешь?

– Могу. Знаю. Что с того?

– Ева, не делай глупостей, – разволновался он. Дима бесшумно приближался. Но напоровшись на мой взгляд, остановился. Мы оба знали – случись что, он не успеет. – Я погорячился, но… не стоит принимать все так близко к сердцу.

– Не принимаю. Просто надоело все.

– Послушай, ты устала и расстроена. Но… ты должна думать об отце и…

– Об отце? – усмехнулась я горько. –Думать о нем нечего.

– Девочка моя, -ласково звал он. – Ты сама себя не слышишь. Не делай глупостей. Иди ко мне, мы все уладим.

– Все? – переспросила я и посмотрела него. – Все-все?

Он опустил глаза. Сказал, злясь на себя:

– Я не имел в виду…