Говорит это каким-то дежурным тоном, как будто не мне, а себе. Долго смотрит мне в глаза, выходит из комнаты. Пару минут стою на месте, не в состоянии пошевелиться, осмысливаю всё сказанное им, присаживаюсь на постель. Тело вибрирует от напряжения, голова начинает назойливо болеть, сжимаю виски пальцами – сейф! Скидываю купальник, достаю из шкафа белье и спортивный костюм, натягиваю все это на себя, не осознавая, с какой-то пьяной туманностью в голове, разум проясняется только в кабинете, перед глазами – сейф. Если Игнат так боится за содержимое сейфа, то лучше сразу узнать, что там, и уничтожить, или закопать, или сжечь, как он сказал. Чувство опасности зудит на коже, режет где-то в легких, проникает в мозг вместе с кровью.
Открываю сейф – пачки купюр разных валют, слишком много, чтобы хотя бы примерно понять сумму, пара коробок с украшениями, пистолет, кожаная папка. Хватаю папку, развязываю шнурок, выкладываю содержимое на стол – документы на имя Виктории Владиславовны Каратаевой с моим фото внутри, полный пакет документов, плюс загранка, пара банковских карт, сим-карта для телефона. В отдельном файле документ с перечнем разных адресов по всей России: Омск, Новосибирск, Сургут, Владивосток, Тюмень, Ростов-на-Дону – внизу подпись: «В одном из этих мест ты сможешь меня найти, надеюсь, это не понадобится. Помни: я никого никогда не любил так сильно, как тебя, Алиса». В каждом городе обозначена одна и та же улица. Улица Декабристов, только номера домов разные. Разные, но их легко запомнить – у всех на конце пятерка: сорок пятый, сто пятый, пятнадцатый.
Всхлипываю, пихаю все обратно в папку, папку в сейф, сейф закрываю. Я должна это все перепрятать, это очевидно. Если кто-то захочет это найти, то первым делом в сейфе и будут искать. Иду за сумкой в гардеробную, там же достаю несколько герметичных пакетов, на часах полдень – очень хорошо, сделаю вид, что поехала по магазинам. На ходу заглядываю к ребятам охраны, сидят с сонными, разморенными жарой лицами, в голове вспыхивает голос Игната: «Ничего не бойся», – угу, не бойся, наша охрана сопляки, только что пришедшие из армии ребята, которые просто рады хорошо заработать, правда, пара из них действительно профессиональные вояки, но даже мысль о них не смогла зажечь в моей голове лампочку с маркировкой «безопасность».
– Ребят, подготовьте машину, мне прокатиться надо.
Переглянулись, один кивнул и встал:
– Гелик?
Киваю.
– Водитель нужен?
– Нет.
Лишних вопросов не задают, им слишком хорошо платят, иду дальше по своим делам. Складываю документы и деньги по пакетам, пакеты аккуратно запихиваю в сумку, в дверь кто-то деликатно стучит, вздрагиваю, вспоминаю, что закрылась на ключ, кричу:
– Что-то срочное?
– Во сколько подавать обед?
Голос безликий, я не успела запомнить ни голосов, ни имен всей обслуги за это короткое время.
– Я пообедаю в городе.
Больше вопросов нет, но я почему-то начинаю торопиться, пихаю пакеты с деньгами неаккуратно, по карманам, в пустоты, сверху бросаю пару футляров с драгоценностями и пистолет, а в сейфе будто и не убыло. Закрываю дверцу, выглядываю в окно, машина уже у крыльца.
Сумку бросаю на пассажирское сиденье, пристегиваюсь, слишком быстро еду к воротам, в какой-то момент даже боюсь, что они не успеют открыться, но ногу с газа не убираю – успели.
Дорога у меня только одна – в город, по пути будет пара развилок. Проезжаю первые три, слишком близко от дома, сворачиваю на четвертой, еле заметная заросшая дорожка, аккуратно ползу по ней, высокая трава скребет днище машины, ветки стегают по лобовому стеклу, противно скребут по дверцам, куда я собралась прятать тут сумку? Ни лопаты, ни топорика, да я и не держала в руках никогда таких инструментов. Проезжаю ровно два километра, останавливаюсь у приметной высокой сосны. В лесу спокойно, птицы кричат разными голосами, солнце не печет благодаря густым кронам. Достаю сумку и решаю идти от сосны строго на север, хорошо, что меня научили таким тонкостям еще в детстве, тогда я капризно топала ножками и говорила, что мне никогда не пригодится знание того, как определить север по солнцу. Пригодилось.
Прохожу примерно пятьсот метров, почва становится каменистой, повсюду огромные булыжники. Раз десять поворачиваюсь вокруг оси, изучая лес на наличие ненужных свидетелей. Кладу сумку под обвалившееся дерево, вокруг подталкиваю пару больших камней, ломаю ноготь, чертыхаюсь, вспоминаю, что на маникюр мне идти как раз через пару дней, успокаиваюсь. Оставлять вот так сумку страшно, ни дерево её не прикрыло, ни камни, поэтому снова беру в руки, иду дальше, буквально через десять шагов нахожу ямку. По размеру чуть больше сумки, собираю мох с упавшего дерева, аккуратно большими пластами закрываю свой клад.
Обхожу ямку со всех сторон, запоминаю каждую деталь окружения: дерево, камни, бугорки, три березы, шиповник. Отряхиваю руки, в машине тщательно вытираю их салфетками, салфетки складываю на сиденье, чтоб не забыть выбросить в городе. Кое-как выезжаю из леса, аккуратно, чтобы не застрять и не врезаться в дерево, за двести метров от трассы останавливаюсь, прислушиваюсь, чтобы никто не ехал, не имел возможности приметить нашу дорогую машину, выезжающую из леса. В город еду уже более спокойно, не торопясь обедаю в ресторане, где все неодобрительно смотрят на мой спортивный костюм, хорошо хоть на обслуживании это не отразилось. Ем через силу, каждый кусок запиваю водой, потому что ничего не лезет в горло, съедаю только первое, остальные красивые блюда вызывают тошноту, оставляю хорошие чаевые, выхожу в жару города.
Глаза впиваются в вывеску дорогого салона красоты, иду туда поправить один ноготь, предлагают обновить все коготочки, отрицательно мотаю головой, девочка-мастер недовольно куксится, кладу на стойку пару купюр, настойчиво повторяю:
– Один палец, приведите мне его в порядок.
Сумма её устроила, лицо стало нежнее. Пока она колдует над моей рукой, тупо смотрю в окно, решаю сразу по приезде домой позвонить папе, странно, что сразу не позвонила, уж он-то сразу бы меня успокоил с этим дурацким кораблем. Зачем Игнат полез в металлургию? У него прекрасный фармацевтический бизнес, работающий по всему миру, зачем еще компаньонство с папой? В свадебной горячке я ни разу не интересовалась этими вопросами, только где-то на краю сознания висело, что он очень помог папе организовать этот сбыт.
Девочка очень быстро заканчивает работу, я, не глядя на результат, прощаюсь и быстро иду обратно к машине. Почему я так запаниковала? Потому что Игнат занервничал? Уехала, не взяв телефон, мысленно хохочу над собой, вспоминаю Игната: «Я оставляю телефон дома, чтобы меня не могли отследить хотя бы по нему». Агент ноль ноль семь, не иначе. Даже не знаю, кого из нас сейчас называю агентом, но напряжение медленно отпускает, к дому подъезжаю полностью расслабившись. Ворота до сих пор открыты, вот раззявы, им доверили охранять меня, а они после моего отъезда даже ворот не закрыли, проезжаю мимо, посигналив три раза, сигнал орет как на паровозе, надеюсь, разбудила. Глушу машину, забегаю в дом.
Что-то не так. Вернее всё так, всё на своих местах, тихо шумит кондиционер, вдалеке болтает охрана, а они говорят на повышенных тонах. Они часто что-то делят, эти молодые самцы. На прошлой неделе я час хохотала над тем, как они делили сердце молодой горничной. Первый логический порыв – плюнуть, пойти звонить отцу, но по пути в спальню все-таки решаю заглянуть к ним, чтоб убрали машину, ну и выяснить суть их конфликта.
Распахиваю дверь их служебной комнаты и замираю в отсутствии понимания, шоке, ужасе, смятении. В большой комнате тесно от людей, все охранники как игрушечные солдатики привязаны к стульям, перед одним из них стоит незнакомый мне мужчина со злым лицом, приставив пистолет к его лбу. Кто еще находится в комнате, я не понимаю, просто отмечаю, что их слишком много, горло сжимает спазм, отшатываюсь назад, но все лица уже повернуты ко мне, парень с пистолетом у лба мычит, рот у него заткнут, пистолет быстро направляется прямо в меня и смотрит как живой своим черным хитрым глазом.
– Чуть насмерть не запытали мальчишку, пока тебя ждали. Чего встали, – рявкает он в сторону, – связали её быстро.
Пытаюсь сделать хоть шаг, но ноги просто не шевелятся. Я не знаю, как необходимо вести себя в таких ситуациях, единственное, что я помню, что нельзя сопротивляться, что нужно пытаться запомнить имена и лица, только уши моментально закладывает каким-то гулом, а глаза заволакивает слезами. Чувствую, как меня садят на стул, руки грубо привязывают к подлокотникам. Пытаюсь проморгаться, слезы выкатываются, смотрю в распахнутые двери эпицентра беды, глаза цепляются за ботинки, торчащие из-за дивана, на багровые пятна, размазанные по полу, я даже не даю себе сформировать мысль о том, что эти люди кого-то убили, но организм срабатывает сам. Меня выворачивает на свои же колени, потому что за плечи они привязали меня к спинке стула.
Человек с пистолетом начинает поливать происходящее матом, половину слов я даже не слышу, потому что в голове все кружится, мелькает и вздрагивает.
– Сними с нее эту блевотину, вонь невыносимая, и этих уже выведи куда-то.
Парней из охраны действительно начинают выводить, у меня появляется шанс понять количество прибывших «гостей». Не считая одного за диваном, каждого охранника выводил один «не свой», в гостиной их осталось еще пятеро. На чем они приехали? Необходимо хотя бы три машины или микроавтобус, а на стоянке у виллы чисто. Зато вокруг густой лес, внутренне ухмыляюсь, вспоминая, как, гуляя с Игнатом позавчера, нашла в том лесу огромный загон для квадроциклов, который абсолютно не видно даже за сто метров, так что микроавтобус спрятать там можно абсолютно легко. Эти мысли немного отрезвляют, впиваюсь в лицо командующего глазами – высокий, лысый, лицо лоснится, черты лица огромные, неуклюжие, на подбородке шрам – некрасивый, будто там была рваная рана. Слышу с улицы, куда только что увели парней из нашей охраны, глухие щелчки, будто кто-то хлопает дверцей машины, но машина там одна. Чужие возвращаются, лениво засовывая пистолеты по местам, кто в кобуру, кто за пояс.
Нет больше моих охранников.
«Ничего не бойся».
«В доме восемь охранников».
Голос Игната совсем некстати звучит в голове, потому что как раз после этого мне и становится по-настоящему страшно. Воздуха не хватает, дышу так часто, как могу, закрываю глаза, вдох-выдох, не хочу, чтобы меня снова рвало. Кто-то срывает с меня обблёванные штаны, но ноги остаются мокрыми, сжимаю их, они противно скользят.
– Вы посмотрите, какая скромница, ножки она сдвинула.
Все дружно хохочут, а во мне просыпается злость, распахиваю глаза и снова упираюсь в это мерзкое лицо. Кто-то из них решает завершить моё унижение, приматывает ноги широким скотчем к ножкам стула, все одобрительно кивают ему и пялятся на мои раздвинутые ноги с похотливым озорством.
– Где твой муженек, куколка?
– Что вам нужно?
– Найти Игната.
Отвечает спокойно, остальные держатся рядом, несколько лениво расселись по диванам, на них даже не смотрю, они просто пешки. Некстати мелькает мысль о том, что утром в доме кроме охраны была еще свита горничных, кухарок, уборщиков… Отодвигаю эту мысль как можно дальше. Сейчас нужно правильно вести диалог, только как это – «правильно»?
– Зачем?
– Он потерял наш товар.
– На корабле был товар моего отца.
– И кое-что еще, глупышка.
Хмурю брови, опускаю глаза на его шею, из-под черной футболки торчит завиток татуировки, острое щупальце, как лапа осьминога.
– Что еще там было?
– Не твоё дело! Где Игнат? – Голос уже грубее, с нажимом, со злостью.
– Я не знаю.
Произношу громко и четко, с неким вызовом, а зря. Вскидывает бровь, хрустит пальцами на руках, кивком головы зовет еще одного из своих солдатиков на улицу. Остальные сидят тихо, лениво лапая руками то, до чего дотягиваются, – книги с полки, вазы со столиков, одному приглянулся золотой портсигар – очень дорогой подарок на свадьбу, подарок родственников – семейная драгоценность, которую я любила с самого детства и обожала с ней играть, придумывала волшебные истории про тех мифических существ, что запечатлены на крышке. Бугай вертит его в руках, ногтем ковыряет филигрань, засовывает в карман и начинает искать глазами, что еще интересного есть в комнате. У меня нет сил даже возразить, разве его волнует – какую ценность для меня имеет эта вещь?
– На улицу её тащите.