Верните мне меня

К вечеру Степа вкатывает мне столик с едой, я так и сижу на полу, оставляет его прямо у двери, выходит. На столике помимо блюд и напитков лежит новый телефон. Доступа к интернету на нем тоже нет, установленные приложения отсутствуют, в телефонной книге один номер: «Папа». Номер у меня теперь тоже новый.

В какой-то момент хочу устроить голодовку, но вспоминаю, что я в своем теле не одна, поэтому включаю телевизор и пихаю в себя все по очереди.

Утром интернет появляется, но я не могу подключиться – новый пароль. Мобильный интернет тоже не работает, несколько часов пытаюсь разобраться в настройках, но ничего не получается.

Еще неделя проходит как многие предыдущие, только радиус моей свободы становится еще уже, теперь я ограниченна апартаментами своей комнаты, к которой прилегает душ и гардеробная.

Наконец снова появляется папа. Заходит молча, лицо виноватое.

– Алис, прости старика.

Подходит ближе, забирается на мою постель, полусидит рядом – как в детстве, будто пришел просто смотреть со мной мультики. Говорить не хочу, да и не знаю что.

– Твой выбор тоже заслуживает уважения. Просто ты так быстро повзрослела, что я не успел этого осознать. Алиса, моя Алиса, – берет мою руку в свою, целует, как в детстве щекочет запястье. Внимательно рассматривает лицо. – Так удивительно, что вы с Алиной, твоей мамой, так похожи, даже эти каштановые завитки на висках, формой глаз, их волшебной зеленью, будто нарисовали яркой краской. Ничего от меня, ни одного миллиметра! Только характер – упрямая, смелая.

Его слова меня расслабляют, я сразу понимаю, что он не враг мне, что он мой родной человек, который всегда рядом, моя защита, мой покой. Кладу голову ему на плечо – вздыхаю, получается непроизвольный тяжелый вздох.

– Я навел справки насчет Игната.

Снова поднимаю голову, смотрю ему в глаза, еще не знаю, стоит ли радоваться.

– Как я и говорил, его ищут. Ищут те же люди, что и тогда. Очень серьезная группировка, я со своими связями бессилен, не знаю пока, что делать.

Папа трет брови, теребит губы:

– Что мне делать, Алис? Я хотел вас спрятать куда-нибудь, вместе спрятать, но тогда и ты в опасности, не прощу себе, если с тобой случится что-то. Да и как вас спрятать? Где его искать теперь? Игнат залег на дно, компанией управляет его зам, ни в одном из его апартаментов он даже не появлялся.

– А если мы его найдем?

Папино лицо озаряется:

– Ты что-то знаешь?

– Я не уверенна, возможно! – во мне нарастает волнение, неужели и правда, есть какой-то выход! Мысли сразу путаются. – Пап, ты правда можешь нас с ним спрятать? Уж все вместе-то мы придумаем, как справиться с этими людьми!

– Ну конечно! – папе тоже передается мой энтузиазм. – Я уже думал об этом, я отправлю тебя в Варшаву, только по поддельным документам, никто вообще не должен догадываться о том, кто ты. А когда найду Игната, он поедет к тебе, естественно, тоже по левым документам. Как тебе такой план?

Впервые за долгое время чувствую себя по-настоящему счастливой, потому что есть шанс, потому что Варшава, в Варшаве живет мой троюродный брат по маме – Владик, в детстве я часто гостила у его семьи, которая очень давно туда переехала. Вдруг начинаю переживать:

– Пап, а к Владику можно? Меня не найдут по нему?

– Можно, конечно! Вы с ним в последний раз виделись лет восемь назад, никто и не подумает в той стороне искать! Только подскажи мне, где искать Игната.

Несколько секунд сомневаюсь, в голове звучит голос Игната: «Никому не показывай… Лучше сожги», но мой собственный голос возмущенно перебивает: «Что за глупости! Это же папа!».

– Он оставлял мне список адресов, в разных городах, там были Омск, Сургут, Новосибирск, Тюмень, Владивосток, – говорю быстро, как школьница, боюсь что-то упустить, – еще вроде Ростов, да Ростов! И в каждом городе одна и та же улица – Декабристов, везде разный номер дома, я не запомнила, но они были простые, с пятерками на конце, например, пятнадцать точно был и сорок пять, я не помню все, пап.

Даже чувствую расстройство, что не смогла вспомнить точно, но папа успокаивает:

– Ты умничка! Теперь все будет гораздо проще, я найду его, и он прилетит к тебе в Варшаву!

Я так счастлива, что просто готова мурчать как сытый кот, прижимаюсь к папе, утыкаюсь лицом в его грудь, он бережно и долго гладит меня по голове и спине.

– Ну всё. Я займусь документами, а ты собирай чемодан, через пару дней полетишь.

Я лишь улыбаюсь, где папа возьмет документы за такой короткий срок, мне неинтересно, я знаю, что он может всё, поэтому абсолютно не считаю нужным волноваться. Три дня проходят как во сне: меня еще раз тщательно проверяет Павел Аркадьевич и гинеколог, Стёпа привозит мне несколько огромных пакетов новых вещей, домой приходит парикмахер, обновить мою стрижку, папа лично приносит мне стопку интересных книг, мне возвращают мой телефон.

Телефону радуюсь больше всего, но недолго: в нем нет моих страниц социальных сетей. Вернее, они есть, но они заблокированы, попытки их восстановить не приносят успеха – сим-карта новая. Начинаю жалеть, что не училась программированию, но жалеть поздно. Завожу новую страницу в «ВКонтакте», ищу страницу Игната, но страницы нет. Зато в телефоне есть куча его фотографий, и я как маленькая закутываюсь в одеяло и несколько часов смотрю на него, смотрю, смотрю… Я даже не пытаюсь вытирать слёзы, они просто текут по лицу, щекочут, стекают в подушку, а я все любуюсь родными чертами. Много раз целую экран телефона и прижимаю неживую железку к груди, будто она способна утешить и согреть.

Утром папа приносит документы, что-то объясняет про визу, что он смог через знакомых сделать вызов меня на работу, что с этим вызовом время моего пребывания в Польше не ограничено, что встретят меня тетя Неля и дядя Кирилл – родители Влада, что первое время я поживу у них, что он будет сообщать мне все новости сам, что вылет уже сегодня ночью.

Мне и радостно, и тоскливо, я радуюсь, что поеду к родителям Влада, но меня гложет, что я не знаю, когда увижу Игната. Папа ничего не говорит о нём, а я не решаюсь спросить. Странно всё это, ведь я же давно стала взрослой, а чувство того, что нужно слушаться своего папочку, сохранилось в первозданном виде. Хотя разрешения выходить замуж я у него не спрашивала и благословения не просила.

Глава 3

Пустое – Значительное

Перелет проходит идеально, из рук аэропорта я попадаю в руки заботливых родственников. Они живут практически в центре Варшавы, в большой, светлой, ухоженной, уютной квартире, где мне выделена самая солнечная комната, с самым милым интерьером – это комната Влада, в которой он уже не живет, так как давно съехал в отдельную квартиру рядом с офисом. В его комнате много его мальчишеских следов – постеры на стенах, книги, учебники, в шкафу остатки его вещей, сам он в командировке в Германии, вернется через пару недель. Папа настоятельно рекомендовал мне вне дома называть имя, которое написано в паспорте, но я никуда толком не хожу и ни с кем не знакомлюсь. Да и вообще, вряд ли мне пригодится это новое имя – Вероники Скворцовой, я вообще предпочитаю не думать обо всех этих проблемах, я сосредоточена на ожидании встречи с Игнатом и Владом. О первом вестей нет, о втором через пару недель узнаю, что из Германии он улетел сразу в Швейцарию – новый проект. Дядя и тетя меня не допекают, им уже за шестьдесят, и они очень активно занимаются какими-то общественными деятельностями, о которых они пытались мне рассказывать, но поняв, что мне не очень интересно, успокоились.

Через неделю я начинаю сходить с ума от безделья. Я вообще не привыкла ничего не делать, ведь с самого раннего детства мой досуг был расписан по минутам. Иногда мне хотелось отдыха, но ведь не такого длительного… Я так долго лежала дома, и тут в Варшаве я снова предоставлена сама себе – никаких тренеров и преподавателей, никаких семинаров и встреч, только я и комната.

С удовольствием осознаю, что тут я не прикована к дому, что я могу идти и наслаждаться хотя бы прогулками и экскурсиями.

К моему удовольствию осень в Варшаве мягкая, почти без дождей, на улице стабильно плюс двенадцать. Пару недель целенаправленно объезжаю музеи и выставочные залы, но это быстро надоедает. Смотреть выставки и разные экспозиции, когда твой мозг думает о потерянном муже, – это просто кощунство и неуважение к предметам искусства.

Тетя Неля говорит, что Влад прилетал домой, но снова уехал в какой-то город, Влад уже знает, что я в Варшаве, он передает мне приветы, обещается скоро быть.

Тетя Неля готовит дома, но готовит такие жирные блюда, что мне от них тошно, а готовить самой в чужой кухне как-то неловко, да я и не умею. Пробую найти хороший ресторан, но тщетно, во всех даже самых дорогих ресторанах еда оказывается какой-то… а может, это дело во мне, может, с беременностью мои вкусовые предпочтения изменились.

Зато мне удается найти неплохую платную клинику, где с удовольствием соглашаются вести мою беременность, возможно, я кажусь им слишком молодой и скромно одетой, цены за обслуживание называют как-то расстроенно, я не знаю, много это или мало, плачу не глядя, деньги-то папины. Мне непонятно, хорошо это или плохо – не знать цену денег. Я ни разу их не зарабатывала, они есть у меня всегда, мне никто никогда не делал замечаний насчет сумм моих трат, но от подруг я знаю, что такое бывает.

На улицах Варшавы мне совсем не нравится – город старинный, но его зачем-то запеленали в некрасивые рекламные баннеры, иногда мне кажется, что это город рекламы, невозможно посмотреть куда-то и не увидеть ярких вывесок.

Упорно не понимаю, что меня привлекало тут в детстве? Почему мне было тут так радостно? Я видела Варшаву как яркий мир приключений и счастья, где все живое и красивое. Что-то изменилось с годами? Или я выросла?

Папа звонит очень редко, звонки какие-то дежурные, недолгие, отрывистые… Будто ему некогда, или будто ему не о чем поговорить со мной, или он не хочет, чтоб я спрашивала об Игнате.

С каждым днем Варшава все сильнее меркнет в моих глазах, я хожу по ней как пьяная, держа свой живот, который только еле-еле стал вырисовываться, хожу и не нахожу себе спасения. Не знаю, как спасти себя, и боюсь, что не смогу найти сил спасти от этого мрачного города своего ребенка.

Тут остановки без навесов – благо мне не надо никуда ездить, а если что-то и правда нужно, я могу вызвать такси, но люди, ждущие автобус прямо под открытым небом, напряженные, какие-то потерянные, вызывают неловкое чувство сострадания. Здания «старой» Варшавы очень ветхие, везде сыпется штукатурка, здания оборванные, будто кто-то насильно бьет их палками, чтоб изуродовать. Много рекламы проституции, сначала это забавляет, потом начинает раздражать – голые девушки лежат прямо под ногами, ненастоящие, конечно, просто буклеты, но мне обидно за такое к ним пренебрежение.

Водители машин паркуются прямо на тротуарах, меня это тоже жутко раздражает, ведь спокойно гулять не приходится, я вынуждена искать себе проход между машинами, обходить их, местами перелазить через ограждения. Скамеек очень мало, неприлично мало!

Наверно, единственное, что мне нравится – это их язык. Язык у них красивый и понятный, я им не владею, но если мне приходится с кем-то контактировать – проблем не возникает.

Я прожила в Варшаве всего пять недель, но успела заработать на нее своеобразную аллергию. Мне просто тут некомфортно. У меня зубы сводит от мысли, что я должна жить тут еще день, и еще день, и еще день…

Когда моему терпению приходит конец, на пороге появляется Влад. Рано утром он просто входит в комнату, где я читаю, и ласково произносит: