Забирает сумку, кладет на заднее сиденье:
– Не устала? Давай я поведу?
– Нет, как хочешь, могу и я, едем в аэропорт?
Он кивает, но всё-таки садит меня в пассажирское кресло, я сажусь, оборачиваюсь на сумку, не понимаю, как мы эти все деньги собрались тащить через таможню, но это не важно, главное – у нас есть документы на Викторию, значит, скоро Игнат найдет меня.
– Алис, а Екатерина Николаевна, это кто? Сестра?
– У него нет сестры.
Больше вопросов Владик не задает, но мне хватило и этого, я начинаю спрашивать сама себя. Кто это? В глазах темнеет, не вижу и не понимаю, куда мы едем. Радио поет, поет что-то абстрактное, мозг вырывает отдельные фразы: «Ты уснула в кольце рек, а хотела в кольце рук… Забери меня куда-то в даль… Ты именно та, а не подделка из Китая… Моя музыка полна тобой…».
– Лис, мы приехали.
Киваю, открываю дверцу, встаю. Солнце печет, даже в платье жарко, в руках сжимаю документы на Викторию, а голова кружится.
– Алиса! У тебя кровь!
Лениво поворачиваю голову, где кровь? В глаза бросается пятно на сиденье, и правда кровь. Понимаю, что ногам мокро, опускаю глаза, под ногами тоже кровь. Вдруг перед глазами Владик, белый, мне даже странно, хочу что-то сказать, но язык не шевелится, и я чувствую, что все вокруг начинает кружиться.
Сознание пятнами, то темно, то, наоборот, ярко, крик сирен, какие-то люди, меня почему-то везут на каталке, вижу лишь яркие лампы, и Влад, чувствую его руку, горячую, мокрую. Хочу ему что-то сказать, но язык не шевелится, во рту все сухо. Неожиданно меня пронзают приступы боли, прямо в живот, передо мной стоит Саныч и метится своим кёрхером мне в живот, я хочу крикнуть ему, что в живот нельзя, но не успеваю, и он бьет струей воды под высоким давлением. Мне больно, нестерпимо больно, мне кажется, что меня выворачивают, что мои кишки тянут как струны расстроенной гитары, что в них тыкают иглами, что в меня льют расплавленный свинец.
Крик, крик младенца, я знаю этот крик, это моя девочка, моя Алёна, Алёна Игнатьевна, собираю все силы, открываю глаза, маленький человечек, я только вижу, воспаленными глазами вижу порожденное собою существо. Она еще вся в крови, но у нее уже есть папины темно-русые волосы и мягкий тембр голоса, у нее папины серые глаза, папин прямой нос и моя родинка на пояснице в форме звезды. Кроме нас с ней есть еще люди, но я их не вижу, мне важно помочь ей, моей девочке, которая только шагнула в мир, которая еще только знакомится с ним. Снова темно, я плыву в темноте, но мне так важно найти моего ребенка, что я не чувствую ничего, кроме этого желания.
– Я сам ей скажу.
– Если будет нужна помощь психолога, то мы на втором этаже.
Я тяжело вздыхаю, набираюсь сил, открываю глаза. Сначала вижу все размытое, белая стена, белый халат, в нем Влад. Нахожу его карие глаза:
– Где Алёна?
Больше меня ничего не интересует. Возможно, я спрашиваю об этом слишком строго, но он сразу устремляется в сторону, наклоняется куда-то и подходит ко мне уже с белоснежным чудом, я вижу только маленький сверток, но дышать уже не могу. Он кладет девочку прямо мне в руки, но придерживает, понимая, что сил в моих руках нет.
– Она чудом выжила, у тебя была большая кровопотеря, сделали кесарево, раньше срока сделали, а она выжила.
Он замолкает, а я утопаю в её маленьком личике, таком решительном и беззащитном.
– У тебя молоко пропало, ты уже два дня без сознания, да и какое там молоко… – я не понимаю, о чем он говорит, какие два дня? Разве это важно? – Алис, у тебя удалили трубы, там было какое-то воспаление, говорят, теперь детей можно только искусственных, и кесарево тебе сделали, правда, какой-то современный шов с какой-то обработкой, со временем даже шрам почти полностью уйдет. Но так вышло, нельзя было иначе, могла и ты, и Алёна погибнуть.
– Это же всё не важно, Владик!
Растерянно смотрит на меня, а я смотрю на нее, на свою дочь.
Несколько дней проводим как в раю – Влад всегда рядом с нами, сам кормит Алёну, сам переодевает, делает всё очень нежно и уверенно, будто не в первый раз увидел новорожденного ребенка. Хотя я понимаю, что у него нет выбора, ведь если слабину даст он, то я точно сойду с ума. Когда меня уводят на процедуры, он остается с ней, держит на руках, чтоб я знала, что она в безопасности. С его заботливым отношением и тщательным уходом врачей моё самочувствие быстро приходит в норму, физическое, конечно, морально я до сих пор уничтожена.
– Влад, я должна его найти, чтобы он сам сказал мне о том, что я не нужна ему.
– У нас есть еще две недели моего отпуска. Я же дал тебе слово, что помогу.
Киваю и сразу беру телефон. Еще бы папа был так же сговорчив. Он уже знает о рождении своей внучки, он поздравил меня по телефону, он прислал цветы, но он так и не спрашивал о её здоровье, только о моём. Это обидно для меня, почему ему плевать на родную внучку? Потому что она дочь Игната? Неужели в его сердце нет места для продолжения его рода? Для частички его родной дочери? Мысли об этом тоже вытягивают мои силы, поэтому я концентрируюсь на чем угодно, только не на этом. Папа берет трубку быстро, почти сразу:
– Да, Алиса.
Голос мягкий, нет – скорее учтивый, будто не хотел, но воспитание заставило быть вежливым.
– Пап, мне надо вернуться в Москву, ты можешь отправить что-то из воздушного транспорта?
– Конечно, могу, когда тебя выписывают? Врач говорила, что тебе лежать не меньше двух недель.
– Завтра выписывают.
Влад удивленно вскидывает брови, я ему в ответ лишь подмигиваю, как еще я могу сейчас внушить ему чувство авантюризма? Действительно, способов не очень много. Просто я помню, что у нас в багажнике машины лежит сумка с деньгами, а ведь эти деньги плюс моя подпись в документе, где я беру ответственность за свое здоровье на себя, могут освободить меня от пут врачей хоть сегодня.
– Хорошо, тогда я отправляю самолет за тобой, в Москве тебя встретит Витя, детская комната уже готова.
То, что папа позаботился о комнате для Алисы, слегка умилило меня, но не более. Зачем ей комната? Я не смогу быть отдельно от нее, она должна быть в одном помещении со мной, как он может этого не понимать?
– Нет, пап, я пока не поеду к тебе. Мы с Владом поживем какое-то время отдельно, у меня есть личные дела, которые надо решить.
– Личные дела?
– Да.
В трубке тишина, очень затяжная пауза, папа до сих пор думает, что у меня не может быть личных дел. Тяжело вздыхаю:
– Пап, я очень тебя люблю, но не дави на меня, пожалуйста, хотя бы сейчас.
– Как скажешь. Понадобится помощь – звони, о времени вылета я тебе вечером сообщу.
– Хорошо, до вечера.
– До вечера.
Остаток дня выслушиваю настойчивые увещевания врачей о том, почему мне лучше не покидать стен больницы, слышу много слов о внутреннем кровотечении, осложнении, своем сумасшествии. Потом долго делаю вид, что пытаюсь вникнуть во множество результатов анализов, которые они как аргументы выкладывают на стол, в итоге все-таки подписываю бумажку с отказом от лечения, но мне вручают папочку со всеми моими показателями, чтобы бы при первой же возможности я могла получить помощь от врача в Москве.
Узнав о том, что я добилась своего, Влад только покачал головой. Влад вообще стал напоминать мне мою вторую половину, самую настоящую, он понимает меня с полуслова, угадывает мои желания и что само главное – не переубеждает. Он верит в то, что я действительно чувствую необходимость того, что делаю. Верит мне и поддерживает во всем. Самым приятным для меня оказалось то, что он давно уже привел в порядок содержимое сумки, за которой мы приехали.
Он проверил банковские карты, переложил деньги в сухие пакеты, нашел чехол для пистолета, аккуратно сложил все это в новую более удобную сумку, прибрав в нее же и жесткий диск, который я неизвестно зачем до сих пор держу при себе. Как выяснилось уже в самолете, он даже успел найти и снять в Москве квартиру, причем сделал это с карты, которую оставил Игнат, и оформил новое жилье на имя Виктории Каратаевой.
Квартира небольшая, центр города, кухня, две спальни, раздельный санузел, просторная лоджия, свежий ремонт. Нам хорошо тут. Я с удовольствием погружаюсь в материнство, окружаю уютом мою малышку: заказываю муслиновые пелёнки, бутылочки из хорошего пластика, гипоаллергенные смеси, именные аксессуары… Влад следит, чтобы я пила таблетки, сам готовит еду, гуляет с нами, помогает мне купать Алёну.
Пока мы с Алёной спим, или кушаем, или переодеваемся – он за ноутбуком, делает покупки в интернете на моё имя.
Я и сама не замечаю, что прошел месяц, мне кажется, что только вчера моя Алёна еще была в животе, еще толкалась оттуда своими уверенными движениями, но вдруг Влад уходит за хлебом, а приходит с цветами:
– С первым месяцем, мои хорошие!