– Сестрёнка!
Бросаюсь к нему в объятия, он долго кружит меня, такой высокий, широкоплечий, сильный. Не знаю почему, но по щекам катятся слезы, много слёз, а я смеюсь.
– Почему плачешь?
Он сел на кровать, меня посадил на колени, как маленькую, я и правда рядом с ним кажусь маленькой, хотя рост у меня довольно большой – метр семьдесят пять, просто он по-мужски больше, всем своим существом, как русский богатырь.
– От радости!
– Где мама с папой?
– Они утром ушли, сказали, семинар какой-то, а ты как пришел, что я не услышала?
– Я минут пять смотрел еще, как ты читаешь.
Улыбается, я прижимаюсь к нему, а на душе спокойно, светло и как-то горько.
– Давай поговорим, пока их нет? – спрашивает украдкой, заглядывает в глаза, он с детства вот такой – деликатный.
– Давай.
Я понимаю, что поговорить он хочет о чем-то серьезном, поэтому сажусь напротив, подбираю ноги, вытираю лицо.
– Что стряслось?
Стараюсь сделать удивленное лицо:
– Почему сразу стряслось?
– Малыш, вы у нас не были много лет, а если и были, то не больше двух недель, то есть как: ты была, отец тебя только привозил, и то чаще не сам. А тут ты приехала, живешь уже больше месяца, причем приехала внезапно, – я хочу перебить его, но он не дает. – Мы не против того, что ты у нас, наша семья очень хорошо к тебе относится, но мне важно знать, что у тебя произошло, ведь у тебя совсем недавно была свадьба.
На секунду замираю в нерешительности, опускаю глаза на свои руки, пальцы немного дрожат, поднимаю взгляд на него, упираюсь в его карие глаза и начинаю говорить, с самого начала, рассказываю ровно и спокойно, все детали, голос дрогнул лишь в том моменте, когда рассказываю, как Игнат уезжал в тот день, последний день, когда я его видела. Влад не перебивает, кивает мне, иногда меняет позу, и выражение лица меняется: то сострадание, то недоумение.
– И потом я прилетела к вам, я почему-то была уверенна, что Игнат прилетит неделей позже, но он все никак не летит, и папа молчит.
– Мне не нравится эта история.
Влад молчит бесконечные несколько минут, и я молчу. Молчу, пронзенная своей тоской.
– Тебе надо переехать ко мне.
– Что это изменит?
– Старикам будет спокойнее, им вообще лучше думать, что ты обратно улетела.
– Почему?
– Скоро живот станет виден отчетливее, они начнут задавать вопросы, переживать, к тебе с расспросами лезть, а так и им спокойнее, и тебе.
– Я надеялась, что скоро поеду домой.
– Лис, история эта вся очень странная. Почему он сам тебя не ищет? Не бывает такого в современном мире, чтобы с его связями не иметь возможности найти тебя или с дядей Сашей связаться.
– Может, ему стыдно? За эту всю ситуацию.
– Людям, которые такое проворачивают, не стыдно. Ты его жена, вы с ним не сорок лет прожили, когда чувства утихают, вы в самом начале, на пике своей любви. Если он тебя до сих пор не нашел, значит, ему либо помешали, либо ему плевать.
– Ему не плевать! – обиженно восклицаю я.
– Значит, помешали, – миролюбиво соглашается Влад, – неспокойно мне.
– Там в России остались документы, по которым он может меня найти, это было написано.
– В сумке твоей закопанной?
– Угу.
– Я смогу найти эту сумку?
Пожимаю плечами, я теперь и сама не сразу её найду, ту сумку.
– Может, нам весной слетать туда?
– Надо с папой посоветоваться.
Влад только рукой махнул:
– Твой папа, похоже, не слишком озабочен тем, чтобы вы встретились, как я понял, он вообще от него не в восторге. Ты уверенна, что он его ищет?
Я хочу сказать «да!», но что-то заставляет задуматься. Я хорошо знаю папин уровень влияния, знаю, на что способны его связи, его деньги, в конце концов.
– В общем, смотри, завтра едем ко мне, если до весны Игнат не найдется, то в апреле полетим вместе в Россию, найдем твою сумку, активируем всё, что там есть, ну и надеюсь, получим результат.
Мне становится немного смешно:
– Думаешь, за зиму там не испортится все?
– Ну сим-карту, может, и заблокируют, а документы-то нет. Будем по этим документам путевки покупать, в больницу ходить, услуги заказывать, где только можно.
– А почему весной? Почему не завтра?
– Дадим шанс папе твоему его отыскать, и отпуск у меня в апреле.
– А мне рожать в апреле.
– Вот и родишь на родине, все сходится.
Его план не имеет никакой твердой основы, но он имеет определенность – апрель. Меня это вполне устраивает.