Друг мой, враг мой

– Вызывал.

– И что?

– Предлагал остаться и служить дальше по контракту, – с безразличным видом пожал плечами Санька.

– А ты?

– А я отказался.

– Почему?

– А на фига мне это?

Петя сел на край койки, склонился к товарищу и заговорил шепотом, точно опасался, что его слова услышат посторонние.

– Меня Самарцев тоже вызывал и тоже предлагал контракт. Я ответил, что подумаю.

– Ты сдурел, Бобёр? – с верхнего яруса свесилась круглая, коротко стриженная голова Валеры Хуторского.

– Почему «сдурел»? – поднял глаза Петя. – Мне деньги нужны, а по контракту заработки приличные. У меня ж родичи семь лет назад взяли ипотеку. А в апреле батя инфаркт схлопотал. Ну какой из него теперь работник? А ипотеку платить надо. Вот я и подумал…

– Ага, а ты не подумал, куда тебя по этому контракту зафигачат? – в голосе Валерки прозвучала злая насмешка. – Теперь всех контрактников прямиком на Донбасс отправляют. А там, Бобрик ты наш неразумный, идет военная операция, а не какие-нибудь учения. Там реально убить могут, а ты деньжат собрался срубить. Идиот ты, Бобёр. Впрочем, чего ожидать от такого тупого животного?

– Зачем ты так? – высокая, крепкая фигура Гриши Колесникова загородила собой тусклый свет лампы. – Я вот дал согласие начальству и подпишу контракт, как только «срочка» закончится. Ты, Хутор, меня тоже идиотом считаешь? – и глянул глаза в глаза Валерке.

Тот предпочел не связываться и молча отодвинулся подальше, демонстративно поправляя подушку.

– И дело вовсе не в деньгах. Там наши ребята кровь проливают. Им помощь нужна. Значит, надо идти и помогать, – твердо заявил Гриша и сел на свою койку, расположенную рядом с койкой Лисина.

– Ну, ты у нас, Колесо, всегда идейным был, патриотом, – хмыкнул Валерка с верхнего яруса.

– Да, и горжусь этим! Потому что я мужик, русский мужик, и оставаться в стороне не намерен. А вот почему ты, Лис, отказался, не понимаю.

Колесников посмотрел на товарища. Но Санька только пожал плечами.

– А я что?..

– Разве тебе деньги не нужны? – вставил вопрос Бобров.

– Деньги всем нужны, но заработать их можно и другим способом, – возразил Санька. – Я просто эту систему не люблю: когда командует тобой какой-нибудь солдафон, а ты вынужден ему подчиняться, потому что ниже по званию. Я этим за год сыт по горло! – для убедительности Санька провел ребром ладони по шее.

– Вот, правильно, – подал голос сверху Валерка, – согласен с тобой, Лис. Ну, год отпахали, перетерпели. Но зачем же лезть в эту яму добровольно? А если хочется адреналина побольше, то проще пойти в МЧС спасателем, пожарным каким-нибудь. Риск – благородное дело! Можно гонщиком в «Формулу-1» заделаться или просто стритрейсером по улицам гонять ночами на автомобиле.

– Ага, – кивнул Колесников, – и угробить свою жизнь без всякого смысла. Но ты у нас, Хутор, всегда был хуторянином. Надо же, какая фамилия у тебя подходящая! – Парни невольно заулыбались, соглашаясь с Гришей. – Твоя хата всегда с краю, по любому вопросу. Ты хоть и сильный, крепкий парень, но в разведку с тобой я бы не пошел.

– Очень надо! – окрысился Валерка.

– Будь ты сейчас на гражданке, наверняка вместе с такими же «патриотами» штурмовал бы Верхний Ларс, сбегая от мобилизации.

– Ничего подобного! Но, говоря по совести, я этих ребят не осуждаю. Глупо рисковать своей единственной жизнью ради непонятно каких целей.

– Как раз цели очень понятные, Хутор, – Гриша вытянулся на койке, подложив руки под голову. – Гадину эту фашистскую добить надо, причем так, чтобы ни через пятьдесят лет, ни через сто, ни через тысячу она голову свою поганую поднять больше не смогла. И ты, Бобёр, соглашайся на контракт. Ты парень совестливый, в отличие от некоторых, от тебя на передовой толк будет.

Петя радостно заулыбался, получив такое одобрение. Но Лисин возразил:

– А я считаю, Гриш, что не стоит навязывать свое мнение Петьке. Пусть каждый сам решает, что для него лучше. Петь, ты подумай как следует, взвесь все за и против. А я точно по контракту не пойду.

Колесников, повернувшись на бок и подтянув колени к животу, подпер голову рукой и улыбнулся во весь рот:

– А чем же таким важным и интересным ты, Лис, собрался заниматься после дембеля, что тебя даже деньги не интересуют?

– Вернусь из армии и сразу женюсь! – заявил Санька, отводя глаза в сторону.

– О, да ты у нас жених! – хором заржали парни и стали прикалываться над товарищем, подталкивая его и отпуская пошлые шуточки.

Лисин разозлился и, выпихивая со своей койки Петьку, вяло отбивался.

– Да идите вы все к дьяволу! Спать пора, устал я.

Вволю пофантазировав на тему женитьбы товарища, ребята угомонились. Вскоре после отбоя в казарме наступила тишина. После долгого, полного трудной работы дня сон быстро сморил солдат. И каждый видел во сне свое будущее.

И только Лисину не спалось. Он долго лежал, уперев взгляд в верхнюю койку, на которой уже мирно посапывал Валерка Хуторской, и мечтал.

Решение сразу жениться на Алинке после возвращения на гражданку созрело давно. За этот год их многое связало. Она писала ему письма, хоть и не так часто, как хотелось бы. Саня звонил ей каждый раз, когда появлялась возможность, хотя телефонами пользоваться и не разрешалось. Но Санька был достаточно изобретательным, чтобы такую возможность находить.

Нет, о любви речи не было. Но он был уверен, что ни одна девчонка не станет писать парню в армию, если не любит его. Да он и сам не решался произнести заветные слова, хотя мысленно повторял их тысячу раз.

Вот вернется домой, купит самый большой букет цветов и явится к Алине. Вот тогда и скажет все, что хранит в сердце. Потому что «любовь» – не то слово, которое можно доверять бумаге или трепать по телефону.

Скорей бы дембель!

* * *

Вернувшись домой, Санька – как был, в военной форме, – сразу отправился к дому бывшей одноклассницы.

По дороге купил самый роскошный букет роз. Волновался так, что дрожали руки, державшие цветы. И упаковочный целлофан шуршал, словно нашептывая ему что-то опасливое, тревожное.

Позвонил в дверь и затаил дыхание, настраиваясь на ожидание. Но дверь тут же распахнулась… На пороге стояла Алина.

В первый момент Санька онемел, забыв все, что хотел сказать и приготовил заранее. Девушка необыкновенно похорошела, хотя… куда уж больше? И так всегда была красавицей. Однако в ней появилось что-то такое невидимое, но ощущаемое на уровне клеток тела. Словно неизвестное науке поле вызывало в этих клетках генерацию тепла. И тепло по капле собиралось в тонкие ручейки, ручейки сливались в большие потоки и текли, текли по руслам вен и артерий, наполняя все тело теплом, плавно переходящим в жар, от которого ускорялся ритм сердца, а дыхание становилось глубже.

– Здравствуй, Алина.

– Привет, Лисин! – Она улыбнулась и вышла на лестничную площадку. – Вернулся?

– Ага. Вот, это тебе.

Санька протянул цветы, не в силах оторвать взгляд от родинки над верхней губой. Сколько раз в своих фантазиях он целовал эту родинку!