Танго у ростральных колонн

– Не, пап, я за рулем.

– А куда ты собрался сегодня ехать? – Удивился отец, подставляя мне рюмку и наливая в нее рубиновую жидкость. – Не желаешь ночевать в родительском доме?

– Да ты что, Андрюша! – Тут же воскликнула мама, возмущенно всплеснув руками. – И так редко родителей навещаешь, еще и переночевать не останешься?

– А как же баня? – вставил железобетонный аргумент брат.

– Там Лёлик один, а еды я ему мало оставил, – попытался оправдаться я.

– Ничего, ему полезно будет немного похудеть! – Не жаловал отец моего хвостатого друга.

Все-таки меня уломали, и я решил остаться. Слово за словом, рюмочка за рюмочкой… душа моя в теплом семейном кругу разомлела и растаяла. Когда бесподобное мясо по-французски было съедено, а графинчик с наливкой опустошен, пришло время домашних пирогов и чая с травками.

В тихих летних вечерах за городом, на природе есть нечто волшебное, завораживающее. После городского смога и выхлопных газов больших скоростных магистралей, воздух в родительском саду казался не просто свежим, а удивительно вкусным, его хотелось есть ложкой, как фруктовое мороженое. Костик принес из дома мамину вязаную шаль и заботливо накрыл плечи своей Леночки. От кустов смородины и крыжовника тянуло прохладой. Да и надоедливые комары завели свою нудную песню, заставив нас зажечь на столе специальные отпугивающие кровососов свечи.

Я долго наблюдал за братом и его половинкой. Сколько же нежности и любви в глазах Кости! Женившись, он стал заметно мягче, добрее, спокойнее. Яркий пример тому, что счастливая семья делает человека лучше и даже, говорят, продлевает жизнь. Я снова подумал о Ксении. А хотел бы я вот так же, как Костик, бегать в дом за шалью, чтобы укрыть плечи любимой от вечерней сырости? И вдруг неожиданно для самого себя ляпнул вслух:

– Кажется я влюбился.

Пять пар глаз уставились на меня. Васька от неожиданности поперхнулась пирожком и закашлялась.

– Эка невидаль! – пришел в себя Костик. – Впервой что ли? Да у тебя этих влюбленностей по семь штук на неделе.

– Действительно, ничего нового и неожиданного, – поддакнул Костику отец. – Насколько я тебя знаю, сын, от недостатка женского внимания ты никогда не страдал. Ну, завел себе очередную подружку, и что?

– Вы так говорите, – возмутился я, – как будто я необыкновенный бабник!

– Почему, необыкновенный? Вполне обыкновенный, заурядный бабник, – подтрунивал надо мной старший братец.

Насмешка в глазах близких и их несерьёзное отношение так меня задели, что я выпалил:

– Да может я вообще женюсь!

Васька уронила ложку и полезла под стол ее поднимать. Мама подошла ко мне, погладила по голове и приложила ладонь к моему лбу, словно проверяя температуру.

– Не стоит горячиться, сыночек. Влюбился – это хорошо, а вот женитьба – дело серьезное, с этим торопиться не стоит.

– Правильно, главное не торопиться, – не унимался вредный Костя, – авось само пройдет, как ОРЗ.

Васька выползла из-под стола с ложкой в руке, карие глаза нездорово блестели на бледном лице.

– Пойду сполосну, – пробормотала она сдавленным голосом и убежала в дом.

Но мне было не до Василисы. Меня распирало от возмущения.

– Почему ты так уверен, что пройдет? А вот не пройдет. Возьму и женюсь! Получается, что Косте можно, а мне нельзя? Что за дискриминация?! Чем я хуже него? Почему вы вообще не воспринимаете меня всерьёз?

Мое возмущение, подогретое отцовской наливочкой, продолжало бурлить и клокотать. Женская половина семьи цыкнула на Костика, велев ему замолчать и не злить брата, а меня стали благоразумно успокаивать, подливая в чашку чай и суля достать из кладовки какое-то необыкновенное мамино варенье, спрятанное для особого случая. В кладовку отправили отца, но он вернулся и растерянно развел руками.

– Не нашел, Наташа, – признался он с виноватым видом.

– Да ну тебя! – мама махнула на него рукой, и сама отправилась на поиски варенья.

***

Наталья Алексеевна перебрала все полки в кладовой, но нужной баночки не обнаружила. «Куда же я его поставила? – Думала она, нахмурив в задумчивости лоб. – Может быть в кухне на полочке?»

Подходя к кухне, она услышала из-за двери тихие, прерывистые звуки, будто скулил брошенный щенок. Щелкнув клавишей выключателя, Наталья Алексеевна успела заметить торопливое движение в углу за посудомоечной машиной, но непонятные звуки стихли.

– Кто тут? – спросила она, насторожившись и заглянула за посудомойку.

В углу, сжавшись в комочек, сидела Василиса и хлюпала носом.

– Василиса, девочка моя, ты плачешь? – Наталья Алексеевна присела прямо на пол рядом с рыдающей девушкой и привлекла ее к себе, ласково обняв и поглаживая по вздрагивающим плечам. – Что случилось?

Вася только всхлипывала и мотала головой, размазывая слезы кулаком по лицу.

– Ты из-за Андрея? – Вдруг поняла Наталья Алексеевна и ахнула. – Да ты влюблена в него, девочка… А он знает?

– Что вы, нет! – Всхлипнула девушка. – Я ему никогда не скажу. Я ж для него Васька, что-то вроде домашнего животного.

– Ну, что ты, душа моя, не говори так, – Наталья Алексеевна с состраданием смотрела на свою юную соседку. Очень хотелось утешить, ободрить, но как? – Даже не знаю, что тебе сказать, девочка… Утешит ли тебя то, что у Андрейки все еще десять раз переменится? Он же художник – натура увлекающаяся. Гарантировать не могу, но верю, что когда-то и он повзрослеет, разберется в самом себе и начнет отличать золото от простой мишуры. Вот тогда то, может быть, он увидит, какая ты у нас красавица, умница, какое у тебя золотое сердечко.

Василиса подняла на Наталью Алексеевну заплаканные глаза и горько улыбнулась:

– Самое главное в этом «может быть». А ведь может и не быть, может никогда не быть. Зачем все это, тетя Наташа, я ведь не хотела, все само как-то получилось…

– Ну, не плачь, не плачь, девочка, – Наталья Алексеевна прижала Василисину голову к своей груди и стала тихо покачивать, будто укачивала расплакавшегося младенца.

Глава 7.

Город творит свою магию

Моя загадочная писательница словно пряталась от меня, уходя в параллельный мир. Но спустя несколько дней все-таки звонила сама и мы долго болтали по телефону. Наконец она согласилась прийти на свидание, а я решил устроить ей сюрприз. Я вдруг стал мечтательно-романтичным, испытывая острое желание превратиться в капитана Грея и приплыть к моей мечте под алыми парусами.

А что, это мысль! Ну, алые паруса – это уже бренд, защищенный авторскими правами. Но свежий ветер и речную волну еще никто не запатентовал! Я позвонил своему старому приятелю и получил от него телефон одной маленькой фирмочки, у которой можно было арендовать катер.

После недели дождей Питер, умытый, свежий, накрыла знойная теплынь. Солнце светило так, что не спасали солнечные очки и приходилось щуриться от слепящих бликов, отражающихся от воды. И сверкающий золотыми куполами город плыл по синим-синим волнам под звонким голубым небом. Встретив Ксению у метро «Гостиный двор» на выходе на канал Грибоедова, я повел ее к маленькой пристани, где нас уже ждал старый морской волк со шкиперской рыжеватой бородкой и в капитанской белой фуражке с золотым якорем.

– Игорь Иванович, – представился капитан, пожимая мне руку, и повел нас на катер.

Элегантная белая посудина, похожая на сложившую крылья чайку, покачивалась на легких волнах. Мы уселись на скамейку на корме, и капитан тронул штурвал. Быстроходный и легкий катер юрко маневрировал между экскурсионными корабликами, переполненными туристами. Развернувшись, мы отправились мимо собора Спаса на Крови в сторону Казанского.

Мысленно я обратился к городу на Неве: «О, Петербург, сказочник и добрый волшебник, подыграй мне, стань соучастником, помоги произвести впечатление, очаровать, заколдовать самую красивую девушку на свете!» И город с заговорщицким видом подмигнул мне солнечными бликами, отразившимися в окнах проплывающих мимо домов.

– Посмотрите налево, – заговорил я голосом заправского экскурсовода, вдруг проявив дар красноречия, – мы проплываем мимо шедевра русского зодчества собора Воскресения Христова или Спаса на Крови. Как вы, несомненно, знаете, милая барышня, собор построен прямо на месте, где был смертельно ранен император Александр второй, тот самый, который отменил крепостное право. Деньги на строительство собора собирали по всей России. Долго не могли выбрать проект. Многие известные архитекторы боролись за право строить храм-памятник великому царю-освободителю, но конкурс выиграли Альфред Парланд и настоятель Троицко-Сергиевой пустыни архимандрит Игнатий.

– Откуда ты все знаешь? – с улыбкой на очаровательном личике спросила Ксения.