София. В поисках мудрости и любви

Он прочел его именно так, на среднем диалекте французского. Пророчество гласило, что в 1999 году на седьмой месяц с неба придет грозный царь, который воскресит великого короля Ангулема и будет править праведно до и после Марса. Евгений читал различные толкования этого пророчества, но никогда не слыхал, как оно звучит в оригинале, тем более не мог рассчитывать услышать его из уст самого Нострадамуса. Он вежливо поклонился секретарю Коллегиума, подтвердив, что такой правитель, действительно, появился в России в 1999 году на седьмой месяц по старому стилю и, хотя царей в Гиперборее нет, его полномочия продлевались в Марте месяце, посвященном богу Марсу. Впрочем, это вряд ли убедило тех, кто не верил в существование России или некой мифической северной страны Гипербореи.

– А как наш «гипербореец» объяснит воскрешение великого короля Ангулема? Или медицина в Гиперборее шагнет так далеко, что короля Франции Генриха II Ангулемского воскресят из мертвых спустя четыреста сорок лет после его кончины? – продолжал возмущаться скептически ко всему настроенный монах-алхимик. – Или, быть может, сам брат M.N. раскроет таинство воскрешения Генриха II, ранение и смерть которого он со столь поразительной точностью предугадал в другом своем четверостишии?

– Воскрешение бывает телесным, когда сердце убитого вновь начинает биться, духовным, когда в ином теле повторяется образ души, а также иносказательным, когда возобновляется характерный образ действий. В данном случае речь идет о третьем, – взял слово Мишель Нострадамус. – Когда черное знамя антихриста будет стоять под Дамаском, христианский правитель Гипербореи, подобно великому королю Ангулемскому, заключит союз с магометянами Востока и сразит черное знамя небесным огнем.

Поразмыслив немного, Нострадамус добавил:

– Наблюдая, какие действия повторяются, а какие нет, земледельцы по одному весеннему дню могут предугадать урожайным будет год или нет. В этом вечном возобновлении по характерному образу действий и состоит таинство натурального воскрешения, вытекающее из самой природы времени.

После подробных разъяснений Нострадамуса Евгению задали еще пару вопросов, но больше никто не делал категорических высказываний против «чужестранного гиперборейца». Евгений стоял среди всех этих мудрецов, не понимая, что здесь все-таки происходит, почему он отвечал на их вопросы? По логике вещей, это он должен был задавать им вопросы. Но порядок событий выстраивался в Зале Дверей в парадоксальную структуру, выходившую за рамки здравого смысла. Евгений в очередной раз убедился в этом, когда доктор Майер объявил со сцены о начале второй части собрания, предупредив, что она будет «всецело секретной, покрытой завесой непреложного обета и тайны братства Розы и Креста», что разглашать ее содержание не дозволительно будет никому из присутствующих.

После этих слов по залу прокатился ужасающий гул, напоминающий металлический скрежет, и под ногами покачнулся пол, как при землетрясении. В высоте от немеркнущего свода отделилось как бы великое облако света, которое удерживалось бесчисленным множеством крыл. Незримые братья, как и во сне Декарта, стали общаться при помощи мысли, не произнося при этом никаких звуков.

Некоторые из них исчезали, превращаясь в светящиеся сгустки энергии или, быть может, в шаровые молнии. Они могли свободно парить по воздуху. Иногда крылатое облако притягивало их и отпускало, точно раздавая задания. Но даже если бы Евгений запомнил эти телепатические голоса, он бы все равно не смог ничего о них рассказать. Так бывает в сновидениях, когда сновидец знает, что с ним нечто происходило и что он являлся соучастником неких событий, но после пробуждения обнаруживает, что совершенно не в состоянии объяснить, что это было и что именно он видел.

– Ты как, Eugenio? Надеюсь, мы тебя не слишком напугали? – спросил у него Нострадамус, когда кружащееся сонмы крыл подняли облако света обратно к немеркнущему своду.

– Мало кто побывал в Зале Дверей при жизни, – вмешался Иоганн Валентин Андреэ. – Вы же понимаете, как это может закончиться для воплощенной души.

– Да и после смерти не каждый получает приглашение, – шепнул на ухо Ренэ Декарт, как ни в чем не бывало, поправляя широкополую шляпу.

– Кажется, я в порядке, – медленно промямлил Евгений, приходя в чувства. – Если, конечно, данный термин применим к этому месту.

– Что я говорил, у него отличное чувство юмора! – рассмеялся Ренэ, по-дружески подтолкнув Парацельса.

– Боюсь, вас не обрадует то, что я вам сейчас скажу. Нашего астрального гостя ожидает брат I.S., это он настоял на его приглашении, – произнес Нострадамус, обращаясь ко всем.

Быстро оглянувшись на арку, в тени которой все так же скрывался таинственный наблюдатель, предпочитавший никому не показываться на глаза, Ренэ Декарт протестующее помотал головой, а потом неожиданно схватил Евгения за рукав и отвел в сторонку.

– Женэ, как бы тебе сказать, будь с ним поосторожней, ладно? Не хотел тебе говорить, но брат I.S. якшался с тамплиерами, и он не перестал этого делать в астрале, заняв высокое положение в незримом братстве. Кое-кто уверяет, что он служил Люциферу и остался ему верен! Никто не знает, что у него на уме. Поэтому запомни, здесь никому нельзя доверять, даже мне. В мире духов каждая душа сама за себя в ответе. Ну все, Женэ, теперь с Богом, ступай!

Чтобы приободрить Евгения, Декарт поднял руку и постучал пальцем по своему виску:

– Главное не теряй голову, Женэ, – усмехнулся он, провожая его взглядом.

Евгений натянуто улыбнулся, поняв мрачную шутку Декарта, и неохотно побрел к арке.

– Ренэ, а кто такой этот брат I.S.? – спросил он, обернувшись. – В смысле, может быть, я о нем что-то знаю?

– Кто такой брат I.S.? – удивленно переспросил Ренэ. – Разумеется, знаешь! Полагаю, в телесном мире нет человека, который не знал бы, кто такой сир Исаак Ньютон.

Эпизод седьмой.

Пандемониум. Sub umbra alarum

Неведомая сила с легкостью привела в движение готическую арку, и темный портал медленно поплыл вверх – к волнам северного сияния, пробегавшим по немеркнущему своду Зала Дверей. Они стояли рядом, совсем как случайные попутчики, которые оказываются на короткое время в одном лифте, – член Королевского общества сир Исаак Ньютон и Евгений, и оба почему-то молчали. Ньютон выглядел слишком отстраненным – ему как будто не хотелось ни с кем говорить. Могло даже показаться, что он считал ниже своего достоинства общаться с чужестранцем, приглашенным на большое розенкрейцерское собрание.

– Cartes, – задумчиво произнес Ньютон. – Меня восхищали его «Principia Philosophiae», он был моим кумиром когда-то.

Евгений взглянул вниз, где среди многочисленной братии ученых еще можно было разглядеть шляпу Декарта с пышными перьями. Судя по всему, Ньютон наконец решил завязать разговор, хотя от него все равно исходила какая-то холодная неприязнь.

– А сейчас? – осторожно спросил Евгений.

– Сейчас? – сир Ньютон недовольно отвел взгляд в сторону и с важным видом поправил широкий рукав роскошной мантии. – Он же француз, и к тому же католик! Могу себе представить, что он обо мне наговорил. Брат I.S. – тамплиер и слуга Люцифера. Я не прав?

На этот риторический вопрос Евгений cмог лишь пожать плечами.

– Надеюсь, между нами не возникнет таких непреодолимых разногласий, как с Декартом, – добавил Исаак Ньютон. – Скоро, Eugenio, ты сам убедишься, что никакой разведки не бывает без контрразведки. Тех же иезуитов, к примеру, погубила вера в их собственную непогрешимость. Они порой могли усмотреть соринку в глазу у других, а у себя бревна не замечали.

– Почему не замечали? Ренэ рассказывал, что за Римско-Католической церковью стояли те же самые заговорщики, с которыми Общество Иисуса вело борьбу среди протестантских проповедников. За открытие этой тайны он и поплатился своей головой.

– Если он рассказал тебе о своих сношениях с иезуитами, значит, он тебе доверяет. Это хорошо, очень хорошо… Картезий один из немногих, кто сумел разобраться что к чему в этом Великом Делании, где каждый выполняет ровно ту работу, на которую хватает ума.

Парящая по воздуху готическая арка приблизилась к северному сиянию, в котором вспыхивали таинственные знаки и предсказания, и беспрепятственно прошла сквозь ярко-фиолетовую галактическую туманность немеркнущего свода. Там, с обратной стороны галактики, в огненной стене возник длинный коридор, уходивший во тьму Лабиринта.

– Должно быть, тебя мучают сомнения, – произнес Ньютон перед входом в Лабиринт. – Если ты меня считаешь вассалом Люцифера, ты вправе отказаться следовать за мной. Кажется, твой друг Cartes предлагал считать заведомо ложным все то, что вызывает у нас сомнение, ибо мы заблуждаемся тогда и только тогда, когда вещь недостаточно нами осмыслена – res non satis percepta.

– Но, сир, если я не последую за вами, разве это избавит меня от сомнений? – спросил Евгений. – Если все сомнительное считать заведомо ложным, вместе с заблуждениями можно отбросить и зерно истины. Думаю, есть только один способ проверить это наверняка.

– В таком случае, молодой человек, следуйте за мной. Не могу ничего обещать, но я постараюсь быть предельно честным, насколько это возможно, учитывая данные обстоятельства.

Взметнув профессорской мантией, сир Исаак Ньютон быстрыми шагами устремился в черный коридор. Он действительно производил впечатление незаурядного человека – настоящего аристократа мысли, подлинное величие которого состояло не в системном изложении теории всемирного тяготения, не в открытии метода флюкций или дифференциального исчисления, не в этих известных достижениях, а в чем-то другом. Перед ним стояли иные, куда более грандиозные цели, о которых понятия не имели ученые, считавшие себя его последователями.

– Простите, сир, – обратился к нему Евгений. – Мне хотелось задать один вопрос.

– Правда, всего один? – не поверил ему Ньютон.

– Ведь это не ваши инициалы – I.S. – это что, первые буквы имени?

– Брат I.S., – уточнил Ньютон, шагая по мрачному кристаллическому Лабиринту. – За этой подписью визируются письма и бумаги Незримого Коллегиума. Возможно, ты еще не привык к тому, что в Мистериуме время течет не так, как в телесном пространстве. Здесь различные временные потоки переплетаются в единовременную структуру, сообразно тому, как различные линии меридиан сходятся на полюсах глобуса. Из-за разницы в периодах жизни для некоторых братьев доктор Ньютон еще как бы не появился, для них мое имя мало что значит. Зато всем известно, кто такой магистр Розы-Креста IEOVA SANCTVS UNIS – сокращенно брат I.S.

– Единый Святой Иегова, – Евгений сразу же вспомнил странную анаграмму, составленную Ньютоном путем перестановки латинских букв в его имени ISAACUS NEVVTONIS.

Значит, Декарт был прав! Люцифер, конечно же, посещал Ньютона в его земной жизни, внушая мессианские наваждения вроде тех, которые довели до помешательства Георга Кантора. Люцифер умело пользовался «комплексом Бога», проникая в самые глубины сознания, чтобы контролировать ум через возвеличивание ложного ego. Пифагор, Декарт, Ньютон, Кантор… Сколько же их было – тех, кому являлся падший ангел света? Ведь эта зависимость развития науки от сверхъестественных состояний, пережитых ее создателями, не была случайной! Люцифер на протяжении всей истории человечества действовал в коллективном сознании как некая самостоятельная и вполне объективная, в конечном счете, сила. И чем упорнее ученые пытались ее отрицать, тем очевиднее становилась связь науки с тайными интригами Люцифера.

Не подавая вида, Евгений тихо шел за Ньютоном, хотя теперь у него не осталось сомнений – Люцифер однажды прельстил Ньютона, и великий мыслитель, вероятнее всего, продолжал служить ему до сих пор.

– Мы не знаем, что именно произошло, – оглядываясь на Евгения, произнес Ньютон. – Достоверно известно лишь то, что Мистериум изменился. Ваш временной поток заблокирован, духовная вязь времен разрушена. Мы не можем использовать даже книги, потому что сознание людей перестало в них погружаться. Двери или астральные переходы, как мы их называем, стали исчезать где-то во второй половине XX века. В местах разрыва образовались трещины, которые расползаются по всему астралу. Что самое неприятное, через трещины к нам вторгаются экзархи Тьмы. Бороться с ними все тяжелее. Откровенно говоря, скоро незримое братство окажется не в состоянии их сдерживать.

– И что тогда?

– Если так пойдет дальше, Мистериум будет разрушен, а лорды Хаоса продолжат свой поход в высшие сферы, – ответил Ньютон, изысканным движением поднося загадочный кубический ключ к квадратной замочной скважине.

Евгений приготовился войти в дверь – но никакой двери не было! Вместо этого отверстие замка выросло и расширилось до размеров дверного проема либо, что тоже нельзя исключить, Евгений и сир Ньютон в несколько раз уменьшились в обратном к нему масштабе.

Внутри проема оказалась еще одна квадратная скважина, Ньютон поднес к ней ключ – и отверстие снова расширилось. На этот раз он не стал вынимать ключ из замка – и замочная скважина стала вновь и вновь расширяться, подобно оптической иллюзии. Трудно сказать, сколько раз расширился магический дверной проем или во сколько раз они с Ньютоном уменьшились, но когда дверь все-таки открылась, они спустились по винтовой лестнице в грандиозную гиперсферу, походившую больше всего на орбитальную станцию, воздвигнутую в космосе нечеловеческой расой. Она была поистине астрономических размеров!

Небесные сферы, висевшие над головами Ньютона и Евгения, в буквальном смысле слова были небесными, занимая пространство, сопоставимое с размерами земной атмосферы или даже Солнечной системы! На прозрачных сферах сверкали орбиты планет – группа гигантских наэлектризованных колец из сверхпроводящего материала. Планетарные орбиты порождали безразмерные спектральные волны. Некоторые волны вздрагивали, искривляясь, словно неведомые океанические медузы, другие плавно перетекали из одной геометрической фигуры в другую. Весь этот планетарный симулятор выглядел как увеличенный Кубок Кеплера с элементарными телами Евклида, только небесных орбит было больше, кажется, восемь, и геометрические объекты в нем постоянно видоизменялись, образуя в пространстве глубокие деформации.