Рецидивист. Век воли не видать

– Семен Михайлович, мистер Олаф просит разрешения посетить еще одну камеру…

– А в чем дело? – удивился полпред. – Что-то не так?

– Мы уже и так достаточно посмотрели… – произнес генерал.

– Мистер Олаф говорит, – пояснила переводчица, – что до этого мы смотрели камеры по выбору тюремной администрации. И чтобы исключить подтасовку результатов проверки, он предлагает осмотреть камеру по его выбору.

Генерал встретился глазами с Угодиным и едва заметно кивнул – «мол, как?»

– Да «за ради бога», – расплылся в подхалимской улыбочке полковник, – пусть выбирает! Еп… У нас в СИЗО все ровно!

– Пусть выбирает, – произнес полпред. – Нам от мировой общественности скрывать нечего! – веско добавил он.

Переводчица наклонилась к Финну и негромко перевела ответ полпреда. Финн так же тихо что-то шепнул ей на ушко.

– Мистер Олаф говорит, чтобы выбрала я, – перевела дамочка.

– Мы только «за»! – согласился полпред. – Предоставим выбор прекрасной даме, господа?

– Выбирайте, красавица! – прогудел полковник.

Переводчица остановилась напротив камеры Хобота:

– Ну… А давайте, проверим вот эту.

Угодин движением подбородка указал надзирателям на двери камеры, указанной девушкой. Один из них быстро отомкнул замок, распахнул дверь и проскочил внутрь.

Остановившись перед столом, за которым сидели Хобот, Фунт, Гвоздь и Зяма, он резко скомандовал:

– Всем встать! К стене!

Хобот и Фунт поднялись и встали вдоль одной стены, Зяма и Гвоздь – вдоль другой.

Надзиратель, наклонившись к Хоботу, прошипел злым полушепотом:

– Хобот, смотри у меня!

– О чем речь, начальник? – спокойно ответил авторитетный вор. – Все будет чин-чинарем!

Камера Хобота маленькая, поэтому, чтобы не толкаться задницами вместе с зэками и высокими гостями, надзирателям пришлось выйти в коридор. Первыми в камеру зашли охранники и настороженно осмотрелись. Затем в камеру вошел финн, англичанин и переводчица. Генерал и полпред – следом. Больше маленькая камера вместить народа не смогла – Угодин остался на пороге у распахнутой двери.

– Ну, вот, господа проверяющие, видите – у нас все по-честному. Чисто, опрятно, аккуратно! – начал нахваливать себя полковник, глядишь, и премию какую дадут. – Одним словом – жить можно!

Когда гости и охранники отвлеклись на Угодина, Хобот подал глазами знак сокамерникам – «пора».

Гвоздь и Фунт вскинули руки и прострелили головы Охранникам с помощью миниатюрных пистолетиков, переданных в камеру с «конем». Хобот подскочил к опешившему полпреду, зацепил его шею в локтевой захват и поднес к его горлу нож. Зяма сорвал чеку с гранаты и поднял её над головой, намереваясь кинуть:

– Лежать, суки легавые! Я дурак – всех подорву!

Угодин первым сообразил, что дело пахнет керосином и выскочил из проема камеры. Генерал бросился на Зяму в попытке отобрать гранату. Граната вывалилась из рук Зямы и зайчиком поскакала по полу. Генерал попытался её схватить, но у него ничего не вышло, тогда он просто выпнул её в коридор, где она и взорвалась.

***

От неожиданно раздавшегося взрыва, стены в комнате для допросов «дрогнули» так, что посыпалась пыль с потолка и упало несколько небольших кусков штукатурки.

– Что это? – испуганно дернулась Ольшанская, пряча в сумочку вскрытый Ключником пенал и манускрипт.

– Похоже, что-то взорвалось… – выдал свое предположение Зинчук.

Ольга вскочила на ноги и подбежала к двери.

– Откройте! – Стукнула она кулачком по металлическому полотну.

В ответ – тишина. Ольшанская развернулась к двери спиной и пустила в ход каблуки. Вышло немного громче, но ответа все-равно не последовало.

– Меня кто-нибудь слышит?! – закричала Ольга, продолжая долбиться в дверь.

Но ей никто не удосужился ответить. Сквозь двери слышен вой сирены.

– Да что же там такое? – недоумевала Ольшанская, заслышав тревожный вой сирены, огласивший территорию следственного изолятора.

– Походу, ничего хорошего, – невозмутимо произнес Зинчук, продолжая сидеть на своем месте.

Ольшанская возвратилась к столу и достала из сумочки сотовый телефон. Набрала номер, поднесла трубку к уху… Нет ответа. Набрала следующий номер – нет ответа. После третьего набора она в недоумении положила телефон на стол.

– Не отвечают, – ошарашено произнесла Ольшанская, – ни начальник тюрьмы, ни охрана… – Ольга уселась на стул и бросила на часы – 14:15.

***

На часах 15:36.

– Это просто невыносимо! – возмутилась Ольшанская. – О нас что, все забыли?

Неожиданно телефон Ольшанской зазвонил. Она взяла трубку.

– Ольшанская? Где тебя носит? – грозно спросил Дрот. – Мы уже извелись все…

– В смысле «где»? – Ольгу прорвало. – В СИЗО…

– В СИЗО? – голос Дрота неожиданно дрогнул.

– Представьте себе, товарищ полковник! – Ольшанская уже не сдерживалась. – Это что такое здесь происходит? Пятый час сижу с Зинчуком в допросной! Я не ела, не пила, да я в туалет, в конце концов, хочу! Что они там себе позволяют…

– Ты что, не в курсе? – кашлянула трубка.

– Не в курсе чего, товарищ полковник? – До Ольги начало доходить, что Дрот ведет себя как-то «не так».

– В тюрьме бунт! – выдохнул Дрот.