Охота на мудрецов. Неизданное

Кабинет главного врача объекта ди два лямбда пять обставлен роскошнее, чем хозяину полагается по званию и должности. Нужно дать задание Рэму проверить финансовую отчетность капитана Дара. Копать всегда есть куда, а тут такой повод.

– Ваше Превосходство, – капитан нервничает, покручивая костяшки пальцев, – давайте учитывать специфику. Это все же пациенты, а не ученые с лабораториями и ассистентами. Мудрецы все знания держат в голове и очень неохотно делятся наработками.

– Психиатры вам на что?

Главный врач опускает плечи. Знает все свои недоработки, но не может найти достойное оправдание. Хорошо хоть не пытается спихнуть вину на личный состав.

– Персонал делает все возможное…

– А результатов нет.

То есть их нет вообще. Деньги и время тратятся впустую. Летум Дар должен отвечать за это, но он уходит в глухую оборону. Сидит нога на ногу и не отрывает взгляд от планшета на столе. Экран неактивный, что он там пытается рассмотреть? Свое отражение?

– Ваше Превосходство…

Когда собеседнику нечего сказать, я всегда слышу обращение ко мне. Оно достаточно длинное, чтобы потянуть время и собраться с мыслями. Летум сглатывает слюну и продолжает:

– …выкладки Маятника идут под запись, Создатель недавно сформулировал тезисы теории, стихи Поэтессы тщательно изучаются, Конспиролог регулярно составляет обзоры.

Да, я в курсе способностей мудрецов. Маятник и Создатель – две надежды на прорыв за пределы традиционной науки. Но я не могу выпустить их теории из-под грифа «совершенно секретно», потому что они недоказуемы. Слишком сильно напоминают бред сумасшедших. Все термины, определения, предположения без перспектив практического применения. Нет поля для экспериментов, нет методик, формул, расчетов. Голые фантазии. Философские трактаты, в плен их к гнарошам.

– Мотылек что-нибудь пишет? – уточняю про еще одного мудреца на этаже, и Летум пальцем оттягивает ворот рубашки. Вспотел? Из-за чего?

– Иногда, но больше рисует. Схемы, графики…

– Подробнее.

У главного врача краснеет шея от скачка артериального давления. Любопытно. Чувствую, что не зря я зацепился за юную дариссу. Еще и старший санитар отговаривал от встречи с ней. «Единичка, ничего интересного, Ваше Превосходство». Сейчас приведут, и посмотрим, отчего нервничает главный врач.

– Она видит эмоциональные связи между цзы’дарийцами, – нехотя поясняет Летум. – Дружба, соперничество, симпатию, преданность. Может определить интенсивность и даже проследить динамику.

– Это как?

Выдержка капитана Дара слабеет от внутренней борьбы. Все больше и больше внешних признаков тихой истерики прорывается наружу. Теперь голос вздрагивает и взгляд мечется.

– Мотылек может рассказать, кто с кем дружил, как часто общались и когда виделись в последний раз. Но пусть лучше сама пояснит. Ваше Превосходство, мудрец Мотылек…

– Мы знакомы.

Поднимаюсь из кресла навстречу худенькой и хрупкой дариссе. Больничная форма свободно болтается на ней, и я на мгновение забываю, зачем я здесь. Представляю тонкий стан под грубой материей, плавный изгиб бедер. Легкая, невесомая. Действительно, мотылек. Стоит посреди кабинета каплей белой краски. Руки сжимает в кулаки, а взгляд не поднимает. Так сильно меня боится? Или я ей неприятен?

– Мотылек, – обращается к ней главный врач, – покажи Его Превосходству, что ты умеешь.

Она резко оборачивается на звук голоса и молчит. Преображается прямо на глазах. Распрямляются худые плечи, вытягивается струной спина. Мудрец смотрит на меня и ощущения меняют цвет, белое превращается в красный. Я не вижу, но чувствую, как в ней поднимается жар от живота до груди. Еще немного и вырвется наружу ярким пламенем, но Мотылек закрывает глаза и гаснет.

– Слишком… много, – шепчет она и качается вперед.

Ко мне качается, а я вместо того, чтобы подхватить, стою на месте, как дурак. Жду чего-то. Летум бросается к ней через весь кабинет, но мудрецу уже не нужна помощь.

– Я справлюсь, – отмахивается она. – Нужен физический контакт. Ваше Превосходство, вы позволите?

Смутно догадываюсь, зачем ей это. У других мудрецов так способности проявляются ярче. Интересно. Она поэтому трогала меня в коридоре за плечо? В тот момент, словно током ударило. Разрядом статического электричества от одежды. Во второй раз будет так же?

– Исключено, – хмурится главный врач, – прикасаться к Его Превосходству нежелательно.

Глупость. Будто я болен чем-то заразным.

– Почему нет? – спрашиваю и понимаю, что голос вздрагивает. Странно. – Можно, если это нужно для дела.

– Нужно, – эхом повторяет Мотылек и смущается.

Никогда не считал скромность главной женской добродетелью. Слишком легко ее подделать. Но тут, кажется, другое. Мудрец всерьез меня боится. Жаль. Не настолько я стар и злобен, чтобы пугать юных дарисс.

Подхожу ближе и беру Мотылька за руку. Пока раздумываю, уместен ли поцелуй вежливости, мудрец закрывает глаза и замирает. В кабинете становится так тихо, что я слышу биение сердца. Снова ощущаю жар и понимаю, что в первый раз мне не показалось. Есть у нее что-то внутри. А холодность и скромность – просто футляр, куда она, живая и настоящая, спряталась. Женщины часто так делают. Иногда я ненавижу их за это.

Вокруг меня слишком много масок. Особенно на лицах женщин. Они носят их, чтобы казаться неприступнее ледяных вершин гор. Доказать, что чем-то отличаются от других, намекнуть на тайну внутри. Но стоит снять с такой красавицы платье, и обнажается пустота. Голодная до внимания, подарков, выходов в свет. И сколько не отдавай, никогда не будет достаточно. Женщина-богиня, жадная до поклонения. Черная дыра, засасывающая в себя все, что попадается на пути. И я рядом с ней не больше, чем слуга, обязанный исполнять капризы.

Раздражился, надо же. Задело одно, а вывод получился совсем о другом. И обдумывал я его так долго, что выпал на мгновение из реальности. Хорошо, наверное, смотрелся рядом с мудрецом. Два одинаково пустых и отрешенных выражений лица. Пациент психиатра и генерал.

– Вы недавно поругались с лучшим другом, – говорит Мотылек, открывая глаза. – Агрессия выплеснулась. Долго дружите и часто дрались, но теперь все как-то по-другому. Потому и неприятно. Хотя буря улеглась, насколько я вижу. Наладились отношения. У друга высокий лоб, заостренный нос и волосы растут вот здесь.

Мудрец ведет пальцем от виска вниз до подбородка, а я вспоминаю размолвку с Марком. Не схватились за посохи только потому, что на разных материках в тот момент были. Все она верно сказала и Сципиона описала, как смогла.

– Такие волосы, растущие от висков по щекам, называются бакенбардами, – поясняю ей, – друг старомоден.

Мотылек улыбается, довольная, что у нее получилось, а главный врач украдкой вытирает испарину со лба. Если мудрец видит такие подробности, то и про Летума могла что-то рассказать, но не стала. Либо умная и благородная, либо у них свои игры.

– Благодарю, впечатляет, – киваю главному врачу, давая понять, что разговор окончен, и дариссу можно отпускать. Она исчезает из кабинета с поспешностью помилованного.

– Необычные способности, – говорю, возвращаясь обратно в кресло для посетителей.

– Жаль только, что практической пользы от них мало, – улыбается Летум и разводит руками.

Усмехаюсь, думая о том, что не бывает бесполезных солдат, а бывают неумелые командиры. Своевременная мысль, на самом деле. К чему делать крайним капитана Дара, когда я сам за полцикла впервые приехал сюда? Однако за свои злоупотребления и разгильдяйство личного состава он должен ответить.

– Почему женщины живут в тесноте?

Обычный вопрос, а капитан Дар снова нервничает сильнее, чем положено.

– В-ваше Превосходство, – произносит он с запинкой и переводит дух, – помещений недостаточно.

– В самом деле? – выразительно обвожу взглядом огромный кабинет Летума. – Где план здания?

Главврач бледнеет, а я чувствую себя рыбаком. Улов еще не видно под гладью воды, но леска уже натянута так, что скоро лопнет. Интересно, Летуму хватит на строгий выговор с занесением в личное дело или нет? Главврач выводит план здания на экран планшета и отдает девайс мне. Не помню наизусть нормы по площади, но вижу, что была перепланировка. Палаты у пациентов уменьшились, а кабинеты врачей и служебные помещения увеличились. Так мелочно. Зачем?

– Карцером на этаже двоек часто пользуетесь? – спрашиваю, увеличивая фрагмент плана, и возвращаю планшет капитану.

– Нам по Инструкции положено два карцера на такое количество пациентов, – Летум хватается за привычный якорь и в голос возвращается уверенность.