В окно робко, почти стыдливо заглянули первые лучи солнца, откуда-то из-под самой крыши донеслась веселая песенка жаворонка, и Клод понял, что наступило утро. Он потер виски. Голова гудела – сказывалась бессонная ночь, полная бесконечных беспокойных раздумий. Он наклонился к книге великого французского скульптора Огюста Родена и прочитал строчки, которые становились все более отчетливыми и рельефными в разгоравшемся свете дня: «Оглядываясь назад, я невольно вспоминаю, что в основе каждого моего великого произведения лежала великая модель. Модель, которую точно посылала мне судьба, чтобы разбудить дремавшие во мне силы и позволить сделать то, что не удавалось никому другому. Мои модели ответственны за успех моих скульптур точно так же, как и я сам. Но ирония судьбы заключается в том, что мои имя знают все, а имена моих моделей порой знаю лишь я сам».
«Но ведь это то, о чем говорил Кондорсе! – пронеслось в голове Клода Дешанеля. – Мне надо найти модель, которая вдохновляла бы меня так же, как Родена. И как Гленна Мак-Дональда. И тогда я сделаю это!»
– Это вообще не проблема, – улыбнулся Мишель Дюкло. – У нас – самое лучшее модельное агентство не только в Марселе, но и на всем юге Франции. Клянусь, я вам покажу таких красавиц, один взгляд которых заставляет позабыть обо всем на свете. Вы можете лепить буквально любую, месье – и у вас получится самая прекрасная статуя в мире!
– Когда их можно будет посмотреть? – нетерпеливо спросил Клод Дешанель.
Директор агентства бросил взгляд на часы – усыпанный бриллиантами хронометр «Патек-Филипп»:
– К двенадцати часам дня они будут здесь. Но… есть одна проблема.
– Какая же? – нахмурился Клод.
Мишель Дюкло откинулся на спинку кресла.
– Я никогда не лезу в личную жизнь своих клиентов, – медленно произнес он. – Если бы я делал это, то давно вылетел бы из этого бизнеса. Но вы – слишком крупная фигура, чтобы не знать многого про вас, даже не занимаясь специально исследованием вашей биографии. И я знаю, что вы уже много лет живете с бывшей актрисой, ставшей ныне театральным модельером – и по совместительству вашей моделью. Я имею в виду Шанталь Тюренн. – Он поправил лежащие перед ним бумаги. Было видно, что чувствует он себя крайне неловко. – Мне известно, что вы всегда делаете свои скульптуры с нее. Это – ваш фирменный прием. Не будет ли она возражать, если я подыщу вам другую модель? Злить женщину – самое последнее дело, как говорим мы, французы. И не только мы…
Клод стал мрачнее тучи. Ах вот оно что… Да, похоже, весь Марсель знает, что он делает свои изваяния только с Шанталь. Но это, черт побери, не помогло ему выиграть конкурс! А сейчас он был готов идти до конца, невзирая ни на что. Это стало делом его чести как скульптора.
– Вы правильно делаете, месье Дюкло, что никогда не лезете в личную жизнь своих клиентов, – холодно проговорил он. – С Шанталь я разберусь сам. А от вас мне нужно только одно – хорошие модели!
– Тогда ровно в двенадцать, месье, – лишенным эмоций голосом проговорил Мишель Дюкло.
Без пяти минут двенадцать Дешанель вновь переступил порог модельного агентства, держа в руках блокнот для рисования и карандаши. Директор сам провел его к своему кабинету, широко распахнул дверь и отступил на шаг назад, любуясь произведенным эффектом.
Девушки и впрямь были исключительно красивы. Все как на подбор высокие и удивительно стройные, с тонкими, нежными, почти воздушными чертами лица, с грациозными руками и фантастическими талиями. Чуть заметно улыбаясь, они смотрели на Клода Дешанеля, которого окутал неуловимый аромат их духов, разнообразных, как цветы на летней лужайке, и ждали, чего он скажет.
Клод сжал в руках бумагу и карандаш:
– Пожалуйста, подходите ко мне по одной – я буду вас рисовать.
Девушки одна за другой начали подходить к нему. Он делал несколько беглых зарисовок, просил их повернуться, пристально смотрел на них в разных ракурсах, пытаясь представить себе, как они будут выглядеть в бронзе или в камне, записывал их имена и затем махал рукой: «Следующая!»
Девушки выглядели великолепно – и все же ни в одной из них не было того, что заставило бы Дешанель уверенно воскликнуть: «Мадемуазель, я выбираю вас!» В них была физическая прелесть, обаяние, женственность, все их движения были отточены и грациозны, и все же Клод ясно видел: когда он попробует передать это в металле или в камне, никто не замрет, пораженный тем, что он изобразил, никто не скажет, что его статуя – действительно великая, настоящий шедевр.
– Ну как? – посмотрел на него директор агентства, когда Клод закончил просмотр.
– Я буду думать, – промямлил скульптор, убирая свой блокнот. – Тут так много пищи для размышлений.
А про себя подумал: «Нет, надо поискать в каком-то другом месте. Иначе мне никогда не выиграть этот проклятый конкурс!»
– Вам надо было прийти к нам с самого начала, – даже немного укоризненно произнес Ален Бурдуа – невысокий толстяк с широкими плечами и объемистой грудью бывшего борца. – У нас – самый богатый банк данных на все женские лица, какие только существуют в природе. Причем, в отличие от модельных агентств, мы не делаем ставку на одних только абсолютных, эталонных красавиц. Ведь красавицы порой кажутся бездушными, какими-то холодными. А в кино это недопустимо. Поэтому у нас в базе данных имеются всякие женщины – и исключительно красивые, и просто обаятельные, женщины с интересной внешностью и не очень. Есть даже такие, кого можно на первых поверхностный взгляд назвать чуть ли не дурнушками. Главное – это то, что среди них обязательно найдется та, что сможет сыграть любую роль, подсказанную даже самой капризной фантазией режиссера. – Он откинулся на спинку кресла. – А скульптор, насколько я понимаю – это тот же режиссер-постановщик, только он работает с единственным актером, из которого и создает свою скульптуру. – Он выжидательно посмотрел на Клода.
– Можно сказать и так, – протянул скульптор.
– Тогда пройдемте! – Руководитель кинематографического бюро провел Клода Дешанеля в просторное помещение и усадил перед компьютером.
– Здесь – вся наша база данных. Смотрите, выбирайте. Вы можете увеличить любое изображение и вывести его на видеопроектор. Изображения трехмерные, так что вы можете крутить их, как вам угодно, рассматривая с разных сторон – как скульптуры. Женщины сняты в разных ракурсах, так что абсолютное разнообразие вам обеспечено. Когда вы выберите то, что вам понравится, скажите мне – и я тут же свяжу вас с выбранной вами девушкой.
Просмотр изображений потенциальных актрис, хранившихся в банке данных кинематографического бюро, оказался настолько увлекательным делом, что Клод Дешанель даже позабыл о времени. Собранные здесь типы женских лиц и фигур поистине завораживали своим разнообразием. Клод сидел перед компьютером и смотрел, крутил, выбирал, разглядывал. Это увлекало не меньше, чем сам процесс творчества.
В конце концов он выбрал трех женщин – профессиональную актрису из Марселя, студентку из Лиона, занимавшуюся в драматическом кружке при университете и мечтавшую о ролях в кино, и бывшую фигуристку, которая оставила профессиональный каток и жила в Гренобле и также грезила о кинематографической карьере.
Клод Дешанель хотел сначала встретиться с актрисой Женевьев Лоран-Белль в кафе, в котором ей будет удобно, но она отказалась: «Зачем? Давайте я сразу приду к вам в мастерскую».
Через час она уже звонила в дверь. Открыв ей, Дешанель не смог сдержать радостной улыбки: Женевьев Лоран-Белль была в точности такой, какой она была изображена на своих фотографиях. Пожалуй, даже еще лучше…
Отступив на шаг, он несколько секунд восхищенно разглядывал ее. Потом, опомнившись, радушным жестом пригласил в саму мастерскую:
– Проходите, прошу вас!
Женщина прошла в просторное светлое помещение, все углы которого были уставлены небольшими скульптурами и незаконченными работами, которые Клод Дешанель создавал на разных стадиях своего творчества, и с любопытством огляделась. Тряхнув головой, она повернулась к Клоду:
– Ну что ж, я готова позировать!
Он указал на возвышение в центре зала:
– Встаньте, пожалуйста, сюда. – И, – он неожиданно покраснел, – я попрошу вас раздеться. Вы должны позировать мне обнаженной.
– Конечно, – обворожительно улыбнулась Женевьев Лоран-Белль и быстро сбросила с себя одежду. Чуть покачивая бедрами, она прошла на возвышение.
Слегка прищурившись, Клод Дешанель оглядел ее с головы до ног. Формы Женевьев Лоран-Белль были совершенны. Их, пожалуй, лишь чуть-чуть портили слегка тяжеловатые бедра, но скульптор прекрасно знал, как «убрать» эту излишнюю тяжесть из окончательного произведения. Все, можно было начинать.
Он приблизился к Женевьев и помог ей принять ту позу, в которой собирался ее лепить.
– Только чуть откиньте голову назад, – попросил он. – Вот так! Идеально! Superbe!
Размешав гипс, он принялся быстро набрасывать его на проволочный каркас. Вскоре на его рабочем месте появилось сделанное вчерне изваяние Женевьев Лоран-Белль. Клод Дешанель вылепил ее ноги, изящную линию рук и приступил к проработке лица.
– Вы можете подумать о чем-то хорошем? – попросил он. – Мне нужно, чтобы ваше лицо как бы осветила внутренняя улыбка. Только не явная, а именно внутренняя. Да, именно так! – обрадовался он и принялся быстро лепить новое выражение лица женщины в гипсе.
Через два часа Клод Дешанель почувствовал, что полностью выдохся. Напряженная работа забрала у него все силы. Он не жалел себя, выкладываясь по полной. Но зато он был очень доволен результатом.
– Отлично, Женевьев. На сегодня – все. – Он улыбнулся ей. – Вы – молодец. Прекрасно позировали. Даже не ожидал, что у вас так хорошо получится.
Женщина близко подошла к нему. На ней не было ничего – даже легчайшей накидки. Ее белоснежно-матовое тело божественно сияло в солнечном свете, точно изваянное из паросского мрамора.
– Вы оказали мне огромную честь, Клод, выбрав меня в качестве модели для вашей статуи. Я мечтаю, чтобы работа благополучно завершилась и я увидела себя на фронтоне морского вокзала. – И прежде, чем Клод успел ответить, она наклонилась к нему и запечатлела на его губах очень чувственный и исполненный неподдельной страсти поцелуй.
У Клода захватило дух. Женевьев Лоран-Белль была действительно чертовски соблазнительна. Но еще лучше было то, что ему удалось сегодня слепить. Он чувствовал, что находится на верном пути.
Ночью Клод Дешанель проснулся, словно от толчка. Накинув на голое тело халат, он прошел в мастерскую.
Изваяние Женевьев Лоран-Белль стояло на том самом месте, где он оставил его накануне. Но теперь, в ярком электрическом свете, оно уже не казалось Клоду столь же прекрасным. Он медленно обошел его кругом, пристально вглядываясь в свою работу. Сделанные из гипса черты Женевьев Лоран-Белль точно потускнели и уже не выглядели столь совершенными. А вся статуя словно растеряла за ночь всю ту магию, которая присутствовала в ней накануне. Теперь она казалась Клоду просто массой гипса – не одухотворенной никакой идеей, холодной и неживой изнутри.
– Ничего не получилось, – прошептал он.
Вот почему он вскочил посреди ночи и примчался сюда, едва не упав в коридоре. Глаза вчера еще могли обманывать его, но подсознательно он, должно быть, уже тогда почувствовал, что у него ничего не получается.