Французский поцелуй

– Этот вариант оказался неудачным по одной-единственной причине, – отчеканила Тюренн. – Тебе просто не хватило таланта. Дело в тебе, а не во мне!

Клод побледнел.

– Но во время самого конкурса ты говорила иначе! – вырвалось у него.– Там ты со всей убежденностью предрекала мне победу, говоря, что я – лучший!

Напомнив Шанталь Тюренн о ее собственных словах, сказанных ранее, Клод невольно задел женщину по одному из самых болезненных мест.

– Да, я говорила что-то такое, – задыхаясь, процедила она. – Но я говорила это только для того, чтобы морально поддержать тебя. Я же видела, что с тобой на самом деле происходит.

– Ты не права… – покачал головой скульптор.

– Ты решил спорить со мной, чтобы окончательно унизить меня? Ты не желаешь признать собственную неправоту и из-за этого выставляешь меня на посмешище? Но я не буду этого терпеть!

Она развернулась и решительно пошла к двери.

– Шанталь, – позвал ее скульптор, – Шанталь, остановись!

Женщина на мгновение замерла. Она кусала губы.

– Или я, Клод, – произнесла она таким тоном, каким судья произносит окончательный приговор, – или все другие женщины.

– Но ведь речь идет только о моделях! – несчастным голосом попробовал возразить ей скульптор.

– Либо ты прогонишь всех других женщин и снова будешь лепить свои скульптуры только с меня, – произнесла она, – либо я уйду от тебя. Навсегда.

– Шанталь… – горестно выдохнул Клод. – Шанталь, что на тебя нашло. Почему ты говоришь такие слова…

Но входная дверь уже хлопнула. Шанталь Тюренн исчезла.

Клод Дешанель вскочил с кровати рано утром, точно подброшенный незримой пружиной. Он чувствовал, что все его тело пронизывает одно желание – как можно скорее пройти в мастерскую и вновь ощутить под своими ладонями ожившую поверхность статуи Адриенн Тассиньи, вновь прикоснуться руками к гипсу.

Влетев в мастерскую, Клод подбежал к залитому ярким солнечным светом изваянию Адриенн Тассиньи. Он окинул его взглядом, полным неподдельной страсти и предвкушением радости от предстоящей работы – и вдруг почувствовал, как всего его тело, точно болью, пронзило небывалым смятением. Черт побери… сегодня изваяние почему-то уже совсем не казалось ему не полным ни обаяния, ни тайны, ни нежности. Это было просто холодное и твердое нагромождение масс гипса, не вызывающее никаких ответных эмоций. Масс гипса, соединенных воедино умелой, безусловно искусной рукой, но не ставших от этого ни прекрасными, ни будоражащими глаз и воображение.

«Это фиаско, – пронеслось в голове Клода Дешанеля. – У меня ничего не получилось».

Он вновь внимательно посмотрел на изваяние, до боли кусая губы. Нет, все было бесполезно. Была отличная модель, был привычный гипс, была изнуряющая, до боли в кончиках пальцев, работа – но не было того результата, о котором он мечтал и которым он грезил.

«Это какой-то рок, – подумал он. – Он не перестает преследовать меня».

На столе пронзительно зазвонил телефон.

«Это Адриенн Тассиньи, – пронеслось у него в голове. – Наверное, хочет уточнить, во сколько ей прийти сегодня».

Телефон продолжал звонить. Клод Дешанель закрыл лицо руками. У него не было сил снять трубку. Он мечтал лишь об одном: чтобы проклятый аппарат наконец замолкнул, чтобы его оставили в покое.

Наконец, телефон замолчал. Но обступившая Клода Дешанеля теперь тишина была еще тягостнее. И в ней точно слышался незримый голос, с монотонной безжалостностью твердивший ему: «Ты не сумел сделать это. Ты не смог. Ты проиграл».

Час спустя Клод Дешанель все-таки заставил себя снять трубку и сам позвонил директору агентства Алену Бурдуа:

– Ален, я не знаю, в чем дело, но у меня ничего не выходит. И даже твои модели не помогают. Ни одна из них…

– Ты уверен? – осторожно спросил Бурдуа. – Ты не хочешь попробовать еще? Я мог предоставить тебе новый список.

– Нет! – закричал в отчаянии Клод Дешанель. – Нет, о Боже, нет!

Вечером Клод сидел в «Кафе дез артист», мрачно опрокидывая рюмку за рюмкой. Официанты уже немного косились на него, но ему было абсолютно наплевать. «Ну и черт с ними, – думал он про себя. – Никто ведь из них не испытал то, что пережил я – столько неудач кряду. Но за что?! Что я сделал не так? Неужели я никогда так и не узнаю ответа?»

На следующее утром Клод с трудом продрал глаза. Голова раскалывалась и казалась чужой. Пальцы подрагивали. В ушах звенело.

– Нет, столько пить нельзя, – с трудом ворочая языком, произнес он. – Хотя вчера, наверное, я и не смог бы остановиться – если б даже захотел.

Он прошел в ванную и подставил тело под холодный душ. Через несколько минут скульптору едва заметно полегчало.

Две чашки горячего кофе подряд немного приободрили Клода, по крайней мере, он вновь приобрел способность соображать.

События последних дней, словно в калейдоскопе, пронеслись перед его внутренним взором. Изнурительные поиски моделей, больные и красные от компьютера глаза, эйфория от того, что он наконец нашел то, что нужно, лихорадочная работа над изваяниями – и последующее горчайшее разочарование. Опустошение и сокрушительное ощущение собственного бессилия. «Старый мудрый Роден абсолютно прав. Все дело – в модели, – с беспощадной ясностью вдруг понял Клод. – Если бы у меня была модель, достойная великой статуи, то я бы вылепил эту статую! И, пока я не найду ее, у меня ничего не получится. Только… возможно ли в самом деле отыскать ее?!»

Клод Дешанель сжал кулаки. Успех ускользал от него, точно заколдованный.

«На Земле почти 8 миллиардов людей – а значит, ровно 4 миллиарда женщин. Неужели среди этих четырех миллиардов нельзя найти ту, которая подошла бы мне? – в смятении подумал он. – Но, как ни странно это звучит, это действительно так». Клод вздрогнул и прошептал:

– Это на самом деле какое-то колдовство…

Мобильный телефон Клода Дешанеля неожиданно зазвенел. Господи, он совсем забыл о его существовании.

– Как твои дела, Клод? – услышал он голос Жан-Батиста Кондорсе. – Удалось сделать что-нибудь?

– Нет, Жан-Батист. – Горло Дешанеля сжал невольный спазм. – У меня ничего не получается. – Он помедлил и совсем тихо произнес:

– Я вынужден отказаться от всей этой идеи.

– Клод, ты что, сломал руку?

– Нет. Почему ты так решил? – удивился скульптор.

– Потому что, в моем представлении, только это могло бы действительно заставить тебя отказаться от этого проекта, – пророкотал в трубке голос Кондорсе.

– Дело совсем не в этом. Просто я никак не могу найти ту модель, которая мне нужна, чтобы создать это произведение. Возможно, ее просто не существует в природе… не знаю. Из-за этого все остальное становится бессмысленным. И рука тут совсем не при чем, Жан-Батист.

– Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что во всей Франции ты не смог найти себе подходящую модель? – не удержался Кондорсе. – Во всей Европе, с ее почти тридцатью разными странами? Во всем мире?! Извини, но я не могу в это поверить!

– Пожалуйста, не издевайся надо мной. Я устал, и я – в отчаянии, – тихо произнес Клод Дешанель.

– Все дело в том, что твой конкурент, Гленн Мак-Дональд, почти каждый день бомбардирует устроителей конкурса настойчивыми заявлениями о том, что у него украли в итоге победу. Требует или выставить твою новую работу на конкурс и принять окончательное решение, или, наконец, объявить его победителем. – Кондорсе невесело рассмеялся. – Этот парень умеет давить – он даже подключил к этому делу жену американского посла во Франции, которая лично знает мэра Марселя. Так что, если ты…

– Отдайте победу ему, Жан-Батист, – устало промолвил Клод Дешанель. – Он ее и в самом деле заслужил.

Он отключил телефон и уставился в пространство. Зачем бороться, если его все равно не ждет успех? Глубоко прав был Аристид Майоль, заявивший, что мы никогда не будем знать точно, почему вещь или существо красивы. Ему также не посчастливилось открыть этого секрета.