Сможешь и ты

– И не нужно, сегодня проведем эксперимент. Пригласи Шан вечером ко мне. Детям успокоительных не давай. Ассею и Минну приведи перед рассветом в западную галерею.

– Зачем, если мы почти уверены…

– А я хочу знать наверняка, – в белоснежной, отливающей лазурью рубахе Тамлин, все еще бледный после кровопотери, стал похож на ледяную статую. – Эта история не дает мне покоя, есть в ней что-то, чего я не знаю, но обязательно должен узнать.

– Как скажешь, но мне кажется, ты разочаруешься.

– Пусть так. Я буду этому только рад.

Очередная ночь накануне Йолле подходила к концу. Тамлин, Ассея, Минна и Эмриат – все в халатах, кроме короля, который остался в бело-голубой рубахе – укрылись за колоннами южной галереи второго яруса, близ выхода из детского сектора.

Небо за витражами светлело. В лесу моросил дождь – мелкий и невесомый, он дымкой растекался в воздухе и бисеринками скапливался на куполе Сферы. Во дворце стояла предутренняя тишина, в которую временами вплеталось эхо песен Раэнталлара – талантливого певца светлой линии 'таллар, который получил прозвище Соловья лесного королевства за любовь к предрассветному пению. Нездешний голос его в ночной тишине был похож на бьющий из-под земли родник, который впадает в теплую, полноводную реку и не сразу растворяется в ее потоке.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет в Минне? – шепотом спросил Эмриат, не отводя взгляда от пылающего азартом лица Миннаэты.

– То, что такая хрупкая эльне держит в кулаке самый многочисленный род в Мирисгаэ? – так же шепотом предположил Тамлин.

– Не это, – отмахнулся управляющий. – А то, что в ее прелестной головке собраны настолько немыслимые ругательства, что даже я спрашиваю себя: как? Ну как?! Такие позиции анатомически невозможны!

Тамлин кашлянул в кулак, скрывая смех. Ассея шикнула на них.

– А знаешь, что меня больше всего удивляет в Ассее? – не унимался ремесленник.

– Эмре, бездна, – прошипел Тамлин. – Сосредоточься!

– Именно сосредоточенностью и удивляет она меня, – игнорируя грозный взгляд хранительницы, продолжал шептать Эмре. – Вот я сейчас думаю о покинувшей меня воительнице с волосами цвета клевера… И не смотри с такой иронией! Если уж я влюблен, то это на всю неделю. К тому же, ты просто не представляешь одаренности этой эльне в некоторых… Хм, технических аспектах. Ты вот думаешь о Шан, которая ждет не дождется тебя в спальне. Минна бранится так, что разнообразие ее личной жизни представить страшно. А Ассея думает о благе всех мирисга'элле. Как это вообще возможно? В смысле, как можно думать об общем благе, не получая удовольствия от мелочей?

– Видимо, мелочи для удовольствий у вас находятся в разных местах, – обернувшись и сузив глаза, шепнула Минна. – Твои мелочи, например, болтаются у тебя в штанах.

Тамлин осадил Эмриата, готового демонстрацией фактов доказать ей обратное, и указал вглубь коридора. Четверо элле приникли к колоннам.

На пятачок, освещенный косыми разноцветными лучами, вышел юный элле. Он был того возраста, когда детское лицо, округлое и нежное, впервые начинает заостряться, а в сердце поселяется смутное беспокойство, сладкое и томительное, не имеющее отношения к детским играм и невинным шалостям.

Мальчик сонно проморгался, вытер лицо сгибом локтя и втянул воздух. Крупные завитки медовых волос падали ему на лицо, прикрывая глаза.

Минна в изумлении выпрямилась и шагнула было вперед, но Тамлин схватил ее за локоть.

Мальчик повелительно вскинул руку. Мраморный пол под ним вздрогнул раз, другой – и вдруг размягчился как расплавленный металл, покрылся рябью и проклюнулся тонким высоким хлыстом с венчиком-коробочкой на конце. Венчик раскрылся четырьмя неровными дольками напротив веснушчатого лица.

Мальчуган как ни в чем не бывало протянул руку, вынул из венчика нечто красно-желтое и надкусил пару раз.

– Под нами кладовая, – осенило управляющего. – Во имя бездны, да этот малец управляет…

Тамлин поднял ладонь, призывая к тишине. И приник к колонне, убежденный, что это еще не конец.

Мальчик наклонился к каменному венчику, который покачивался напротив его головы как соцветие болиголова на лесной поляне.

Шепнул одно слово.

Имя.

Хлыст двинулся к ребенку, обвился вокруг его тела и приподнял навстречу дыре в потолке. Сверху, как оплывающий воск со свечи, упали лианы размягченного мрамора и обхватили его за плечи.

Что-то ударилось об пол, покатилось по галерее и остановилось у подножия колонн близ наблюдателей. Тамлин приподнял брови – у его сапога лежало краснобокое, несколько раз надкусанное яблоко.

– На третий ярус, быстрее! – воин первым пришел в себя и бросился вверх по лестнице, проскакивая несколько ступеней за раз.

За ним спешили остальные.

Тамлин вылетел на площадку третьего яруса, откуда вверх вилась только лесенка в соколятник, оттолкнул плечом какого-то элле, торчащего у выхода, и рванул вглубь северной галереи.

Малец нашелся в коридоре между малым залом и секцией, отведенной главам родов. Он стоял у лестницы, ведущей на четвертый ярус, в королевские покои. И робко переминался с ноги на ногу.

– Даэн! – хором окликнули его Миннаэта и Эмриат из коридора.

Мальчик обернулся на знакомые голоса, но увидел короля – и вздрогнул. Как будто вглядывался в темноту шкафа, убеждая себя, что никакого монстра там нет, но едва закрыл дверцу, как монстр материализовался прямо перед его глазами.

Тамлин, чуя неладное, шагнул вперед – и в этот момент что-то сломалось в мальчике как сухая тростинка под напором ревущего водопада.

Даэнниэ, закатив глаза так, что стали видны белки, пронзительно вскрикнул и вскинул руки. Минну с Ассеей всосало в стену и выкинуло по ту сторону коридора. Камень сомкнулся за ними со звуком, с каким пробка запечатывает бутылку. Эмриата с Тамлином ждала бы та же участь, но воин был слишком быстр, а ремесленник ловко извернулся и оставил в цепких объятиях мрамора лишь халат.

Камень не распознал ошибки и на глазах у обомлевшего элле втянул в себя расшитый золотом бархат. Управляющий в ужасе попятился к королю, не спуская со стены глаз.

– Даэн! – новый голос принадлежал тому самому элле, с которым король столкнулся у лесенки в соколятник.

Он бежал по коридору навстречу мальчику. Медовые кудри прилипли к его лбу, отчего выражение распахнутых желтых глаз казалось еще безумнее.

Одновременно с ним на ступенях четвертого яруса показалась Шаниэ. Услыхав шум, эльне выскочила из королевских покоев на лестницу. Даэн втянул голову в плечи и попятился к ней. Белки его глаз налились кровью, брови скорбно изогнулись.

Мальчик взмахнул рукой – и лестница под ногами Шан рассыпалась, камень скрутился в спираль, заключая ее в клетку. Клетка завертелась и переместилась за спину ребенку, уплотняясь и наливаясь эбонитовым блеском. Шаниэ пискнула и потеряла сознание, прижавшись к прутьям.

Пол вокруг Тамлина и Эмриата заволновался и вздыбился. Желтоглазый юноша почти добежал до них, когда король круто развернулся и оттолкнул его назад в коридор.

Вовремя.

Туда, где стоял юноша, упала глыба лепнины вместе с антревольтом и оставила вмятину в мраморе. Не останавливаясь, Тамлин крутанулся, схватил Эмре за плечо и дернул на себя. Острые как бритва хлысты со свистом взвились в воздух из-под ног и сплелись вокруг них в клетку.

Замок стонал и колебался, управляемый неокрепшим разумом. Разрушения множились. Вместе с лестницей с грохотом обрушилась северная галерея третьего яруса; между мальчиком и королем зияла пыльная пропасть. Окна и двери зарастали, запечатывая переполошенных обитателей дворца в ловушки своих комнат.

Тамлин схватился за острые прутья клетки и потянул. Из-под ладоней заструилась кровь, закапала на пол. Мрамор дрогнул и смягчился под руками хозяина. Воин выбрался из клетки и не мешкая бросился к мальчику, но тот снова поднял руку.

Пол под королем встопорщился шипами и поднялся к прогнувшемуся потолку. Тамлин прижал мрамор ногой – тот подчинился и мертвой глыбой рухнул вниз.

Таэм выпрямился, чувствуя нарастающую злость. Оглядел Даэна в свете синепатической вспышки. И на этот раз двинулся вперед неспешно, не думая ни о чем, кроме ритма своих шагов.

Вокруг вздымались и опадали облака пыли, свистели валуны, дворец стонал, скрипел и содрогался.

Тамлин продолжал идти.