Сможешь и ты

Шаг, еще один, за ним еще и еще. Медленная поступь ничего не говорит об идущем, потому что у идущего нет цели в конце пути.

Тело занимает новое положение в пространстве так же естественно, как живой камень, подрагивая, расстилается над пропастью надежной тропой.

Нечто темное, что сидело в мальчике, хорошо различимое синепатическому зрению короля, вдруг перестало видеть перед собой хоть что-то, чему бы можно было противодействовать. Поэтому вынудило носителя отступать – до тех пор, пока тот не прижался к клетке с Шаниэ, раскинув руки.

Тамлин остановился на расстоянии шага, взглянул на съежившегося ребенка.

Мальчик глядел на короля, стоявшего перед ним в ореоле света, проникшего сквозь разгромленную крышу.

Видел его насквозь – похожего на ожившую, истекающую кровью ледяную статую, пустотелую и не вызывающую других эмоций, кроме первобытного ужаса.

И был им.

Отчаяние билось внутри детского тела обессилевшей пичужкой.

Даэнниэ всхлипнул и как-то странно обмяк. Его глаза заволокла тьма; обитающая в ней незваная гостья стала просачиваться сквозь сломленное сознание мальчика внутрь дворца. И внутрь разума его обитателей.

Времени оставалось мало. Катастрофически мало.

Тамлин коснулся рукояти родового кинжала, который носил на поясе всегда и везде. Сжал ладонь на его оголовке.

Плечо короля обхватили чьи-то пальцы.

– Не убивай, – шепнул Эмриат из-за спины. – Это наша вина. Моя. Я должен был увидеть. Понять. Помочь.

– Нет, моя! – желтоглазый юноша снова возник между Даэном и королем. – Я следил за ним, знал обо всем, но никому не сказал. Не мог предположить, – элле схватился за голову и упал на колени. – Лучше убейте меня, но пожалейте его. Спасите его, умоляю!

“Что бы ты ни сделал, воин, я обрету свободу – или заберу с собой эту жизнь", – ненавистный хриплый голос гудел под сводом черепа, заглушая слова юноши. “Мальчик зашел слишком далеко – туда, откуда не возвращаются. Теперь он мой. Теперь все здесь мое. Признайся, есть вещи, которые ты не в силах контролировать".

Оба голоса звучали синхронно: торжествующий и молящий.

Тамлин не слушал ни один.

Не отпуская рукояти кинжала, он вглядывался в ореол, что окутывал Даэна – плотный и непроглядный, как мрак на дне ущелья. Надеялся на крошечный просвет, который позволил бы ему увидеть истину.

На один-единственный шанс.

Из кармана юноши, что стоял перед королем, вдруг выпрыгнула толстая жаба, устроилась поудобнее на осколке антревольта и утробно квакнула. Тамлин невольно перевел на нее взгляд.

Жаба встретилась глазами с королем, сглотнула и превратилась в яблочный огрызок, видимо, посчитав такой облик наименее притязательным. После чего выпустила из надкусанной яблочной плоти две лапки и быстро закопалась в каменную крошку.

Даэн громко втянул воздух. Тамлин поднял взгляд – и в очередной раз убедился в силе удивления.

Пытливое любопытство охватило незваную гостью, сковавшую мальчишку, ослабило ее гипноз. Внутри Даэна, пронизывая мрак, теперь отчетливо сиял голубой огонек тревоги в золотом ореоле привязанности.

Даэн боялся. Нет, не за себя, а за участь того, кто стоял рядом. Боялся так сильно, что готов был прорваться сквозь поработившую его сущность и исторгнуть ее прочь.

Страх – как точка в центре мишени – мгновенно показал воину, куда нанести удар.

Отбросив колебания, Тамлин подался вперед. Желтоглазый юноша вскочил, сверкая белым светом отваги, готовый если не отдать жизнь за Даэна, то умереть вместе с ним.

Тамлин только этого и ждал.

Он резко крутанулся и впечатал ладонь юноше в грудь, оставляя на его рубахе след кровавой пятерни.

Эмриат за спиной громко ахнул. А юноша, не смея поверить в произошедшее, взмахнул руками, тщетно ища опору там, где каждый в этом дворце привык ее находить.

И полетел вниз.

Его зеленый костюм, перепачканный красителями и прожженный реактивами, затрепетал в воздухе как крылышки бабочки.

Управляющий упал на колени и свесился с тропы, вглядываясь в бездну.

Даэн закричал, вспыхивая нестерпимо ярким светом, бросился к краю пропасти и вытянул руки. Подвластный ему камень поймал юношу в колыбель из гибких жил и опустил на пол без единой царапины.

Эмре выдохнул, перекатился на спину и закрыл лицо руками. А Даэн моргнул, вытер рукавом нос – и разрыдался.

На третьем ярусе воцарилась тишина. С потолка с шорохом осыпалась каменная крошка. Снизу доносились взволнованные голоса – стены дворца снова стали послушными; двери медленно, со скрипом, но отворялись, выпуская пленников наружу.

Времени стало много. Бесконечно много.

Тамлин подошел к мальчику, приподнял за подбородок лицо и вгляделся в глаза – не желтые, как у брата, а небесно-васильковые. Провел рукой по заплаканной щеке – вместо слез по ней текла кровь.

– Давно так? – сухо поинтересовался он.

– Не… Недавно, – всхлипнул Даэн.

– Кто-то знает?

Мальчик мотнул головой и застонал.

– Что теперь будееет…

Король оставил его, пробрался к эбонитовой сфере, раскрывшей лепестки, и прощупал у Шаниэ пульс.

– Срочно целителей сюда. И повелителей стихий, пусть восстанавливают этот хаос. Эмре?

Управляющий молчал. Ладони сползли с его бледного лица, глаза были закрыты. По спине короля побежали мурашки.

– Он спит, – сказал мальчик и снова утер нос. – Я сделал так, чтобы все они уснули. Так им будет легче оправиться.

– Вообще все? – тревога не покидала короля, он склонился над зеленоглазым элле и проверил пульс и у него.

– На всех у меня умения бы не хватило, – смутился Даэн. – Только он, госпожа Шан и мой брат, Тилль.

Пульс у Эмре был медленный, дыхание – ровное. Тамлин убрал из-под его головы острый булыжник и присел рядом с мальчиком. Снял рубаху, разорвал ее на лоскуты, отдал один Даэну – тот вытер им щеки. Остальными принялся бинтовать порезанные ладони.

Торопиться больше было некуда.