Ответом было молчание. Сол, стоявший на самом солнцепеке, с трудом держался на ногах. Черная птица кружила у него над головой, а может, то была просто галлюцинация. Сол погрозил кулаком свинцово-серому небу.
«Ты использовал нацистов как свое оружие. Они безумцы. Чудовища. Ты и сам чудовище, будь Ты проклят».
«Нет».
Земля закачалась у него под ногами, и Сол рухнул на острые камни. Он подумал, что это не так уж отличается от прикосновения к шершавой стене. Камень величиной с кулак жег ему щеку.
«Авраам повиновался, и для него это был правильный выбор, – подумал Сол. – Ведь этически Авраам сам был ребенком. В те времена все люди были детьми. Правильным выбором для детей Авраама было стать взрослыми и принести в жертву себя вместо детей. Каков же правильный ответ для нас?»
Ответа не было. Земля и небо перестали вращаться. Подождав немного, Сол неуверенно встал, стер кровь и грязь со щеки и медленно побрел к лежавшему внизу, в долине, городу.
– Нет, – сказал он Саре, – мы не поедем на Гиперион. Это неверное решение.
– Ты предпочитаешь ничего не делать. – Губы Сары побелели, когда она произносила эти слова, но голос оставался спокойным.
– Я предпочитаю не совершать ошибок.
Сара громко вздохнула и махнула рукой в сторону окна. Там во дворе их четырехлетняя дочка каталась на игрушечной лошадке.
– Ты полагаешь, у нее осталось время, чтобы мы с тобой успели совершить какую-нибудь ошибку… или вообще что-нибудь… совершить?
– Сядь, мать.
Сара не шевельнулась. На ее джинсах поблескивали крупинки сахара. Солу вспомнилась обнаженная девушка, выходящая из фосфоресцирующей пены, полоса которой тянулась за плавучим островом на Мауи-Обетованной.
– Мы должны что-то сделать, – сказала она.
– Ее осматривало больше сотни медицинских и научных специалистов. Ее тестировали, зондировали, обследовали и мучили в двадцати научных центрах. Я посетил святилища Шрайка во всех мирах Сети; меня там совсем не хотят видеть. Мелио и другие эксперты по Гипериону из Рейхса утверждают, что в учении Церкви Шрайка нет никаких упоминаний о болезни Мерлина, а у туземцев Гипериона нет легенд ни о таком недуге, ни о способах его излечения. Исследовательская группа провела на Гиперионе целых три года и не нашла ничего. Продолжать работу им запретили. Доступ к Гробницам Времени предоставляется теперь только так называемым паломникам. Даже получить въездную визу на Гиперион практически невозможно. А если мы возьмем туда Рахиль, поездка может ее убить.
Сол замолчал, переводя дыхание, и прикоснулся к руке Сары.
– Извини, что я повторяю все это. Но кое-что мы с тобой все же сделали.
– Этого мало, – тихо отозвалась Сара. – А что, если мы поедем как паломники?
Сол понурился.
– Церковь Шрайка выбирает свои ритуальные жертвы из тысяч добровольцев. В Сети полно отчаявшихся глупцов, а возвращаются единицы.
– Ну вот, видишь, разве это не доказательство? – быстро прошептала Сара. – Кто-то или что-то охотится за ними.
– Бандиты, – ответил Сол.
Сара покачала головой.
– Голем.
– Ты хочешь сказать, Шрайк.
– Это голем, – повторила Сара. – Тот, которого мы видим в нашем сне.
– Я не вижу в своих снах никакого голема. – Сол встревожился. – А какой он?
– Помнишь те красные глаза? – ответила Сара. – Это тот самый голем, которого Рахиль слышала тогда ночью в Сфинксе.
– Откуда тебе известно, что она слышала?
– Мне это снилось, – сказала Сара. – Мне это снится каждый раз перед тем, как мы входим туда, где нас ждет голем.
– Значит, мы с тобой видим разные сны, – пробормотал Сол. – Почему ты не рассказала мне это раньше?
– Я думала, что схожу с ума, – прошептала Сара.
Сол вспомнил о своих тайных беседах с Богом и обнял жену.
– О, Сол, – Сара прижалась к нему еще крепче, – как больно видеть все это. И как здесь одиноко…
Сол молчал. Они несколько раз пытались побывать дома – домом для них навсегда остался Мир Барнарда: навестить родственников, друзей, но каждый раз долгожданную встречу губило нашествие репортеров и туристов. В этом не было ничьей вины. Через мегаинфосферу новости молниеносно распространялись по ста шестидесяти мирам Сети, а чтобы удовлетворить свое любопытство, достаточно было сунуть универсальную карточку в прорезь турникета на входе в терминал и шагнуть сквозь ворота портала. Они пробовали уезжать без предварительного уведомления и путешествовать инкогнито, но хитрить они не умели, и все их уловки ни к чему не приводили. Через двадцать четыре стандартных часа после их возвращения в Сеть репортеры были тут как тут. Научно-исследовательские институты и крупные медицинские центры охотно брали их под защиту своей службы безопасности, но тогда страдали друзья и родственники. Рахиль по-прежнему оставалась сенсацией.
– Может, мы могли бы снова пригласить Тету и Ричарда… – начала Сара.
– У меня есть предложение получше, – сказал Сол. – Поезжай-ка ты, мать, сама. Тебе хочется повидать сестру, увидеть, услышать, вдохнуть в себя запах дома… любоваться закатом там, где нет никаких игуан… побродить по полям. Поезжай.
– То есть как это – поезжай? Одна? Оставить Рахиль…
– Чепуха, – возразил Сол. – Отлучиться два раза за двадцать лет… собственно, сорок, если добавить и те счастливые дни до… в общем, два раза за двадцать лет это вовсе не значит, что ребенок брошен без присмотра. Удивительная мы все же семья – так долго живем вместе и все еще не надоели друг другу.
Сара в задумчивости смотрела на стол.
– Ну а эти репортеры, они меня не разыщут?
– Убежден, что нет, – ответил Сол. – Им нужна Рахиль. Если они будут тебе досаждать, возвращайся. Но я готов держать пари, что ты спокойно проведешь неделю дома и успеешь навестить всех, кого хочешь, прежде чем на тебя набросятся охотники за новостями.
– Неделя! – У Сары перехватило дух. – Как же я могу…
– Еще как можешь! Мало того, ты просто должна поехать. Мне это даст возможность проводить больше времени с Рахилью, а потом, когда ты возвратишься, отдохнувшая, я смогу потратить несколько дней на свою книгу.
– Кьеркегор и что-то там?..
– Нет. Я тут затеял некую игру, и называется она «Проблема Авраама».
– Странное название, – сказала Сара.
– И проблема странная, – отозвался Сол. – А теперь иди и укладывай вещи. Завтра проводим тебя в Новый Иерусалим, так что ты сможешь вылететь до субботы.
– Хорошо, я подумаю, – сказала она не слишком уверенно.
– Ты давай укладывайся. – Сол снова ее обнял, а затем развернул лицом к коридору и двери в спальню. – Ступай. Когда ты возвратишься, я подумаю, что можно предпринять.