Моя Родина – Смерть

– Тебе, слепой козёл. Кроме нас здесь никого нет, урод.

Клюкин подходил к наглому щенку нарочито медленно, сдерживая желание поколотить его сразу, расквасив нос, выбив передние кривые зубы. Он ждал, что глупый гадёныш не выдержит его приближения и рванёт на улицу. Там Клюкин быстро настигнет обидчика брата и заставит плакать – как девчонку. Парень оказался глупее, чем он думал и остался стоять на месте, покорно, словно овца, ожидая мясника.

Коля размахнулся и так далеко завёл кулак за спину, чтобы с первого же удара расставить всё по своим местам, опрокинув Мишу на тощие коленки. Дальше произошло непонятное и от этого очень страшное. Малец перестал изображать из себя истукана и, не дожидаясь, когда по нему попадут, сам бросился в драку. За минуту Клюкин был повержен. Вторая победа за день (за жизнь) пришла к Мише легче, чем первая. Миша вошёл во вкус. Уходя, он оставил Колю Клюкина лежать без сознания в расползающейся луже крови, текущей из разбитого носа, губ, посечённых надбровных дуг.

О двойном триумфе Миши прознали. Каким образом стало известно о его подвигах осталось неизвестным. Как и любые новости, информация о драках, унижениях, поцелуях распространялась по школе со скоростью космического урагана. Кто-то всегда что-то видел, и в герметичной среде школьного общежития скрыть такие вещи было практически невозможно. Мишу зауважали и его компашку оставили в покое, избавив от посягательств на их независимость. Правда, после этого случая дружба между Мишей и его дружочками Геной и Славой продлилась недолго. Мише с ними сделалось нестерпимо скучно. Постепенно он от них отошёл и до тринадцати лет оставался одиноким волком в диких лесах учебных классов и улицы, будучи коконом, прибывающем в спячке, ожидающим дня выхода из него мотылька. В течение его пяти лет созревания ничего необычного в жизни не происходило. Миша читал, учился, смотрел кино, мечтал, снова читал, смотрел фильмы, мечтал.

Откровение наступило, как и в прошлый раз, окроплённое насилием и освещённое легко предсказуемым случаем. Инициация должна была произойти, и она произошла.

Миша, как всегда, возвращался из школы один. Через трое суток настанет день его рождения. Особых чувств он по этому поводу не испытывал. Миша давно перестал ждать этого события, как ждал его раньше в детстве. Подарки в виде солдатиков, машинок и пистолетиков интересовать его перестали ещё два года назад. Внизу живота поселилось необычное беспокойство, предчувствие чего-то взрослого, неприличного. Разобраться в этом он пока не мог, но на девочек стал смотреть по-другому. Интерес к противоположному полу был, но являлся вторичным, искусственным, газовым полупрозрачным покрытием, скрывающим под собой нечто совсем другое – безумно огромное, непонятное, молчаливое, ворочающееся во сне в ожидании прихода скорого пробуждения.

Занятый мыслями о происходящей в юном теле гормональной перестройке, Миша завернул на боковую улочку и, не спеша возвращаться домой, пошёл на заброшенную стройку. Это было его место, и там он ощущал себя полноправным хозяином. Частенько там бывая, он оборудовал себе логово в бетонной трубе. Для чего-то тяжеленное кольцо неизвестные строители затащили на второй этаж трёхэтажного остова (пол, потолок, лестничные пролёты без внешних стен) корпуса будущей современной клиники. И там трубу бросили у оконного проема, через который был виден прилегающей к стройке пустырь. Огороженная гнилыми необструганными щепками забора территория стройки являла собой открытую кладовку, захламлённую мусором и забытыми стройматериалами – плитами, катушками с кабелем, подушками стекловаты.

Дойти до своего убежища Миша не успел. На серых бетонных плитах, лежащих стопкой грубых цементных вафель, рядом с покрытыми рыжей ржавчиной железными внешними балками первого этажа сидела компания подростков четырнадцати-шестнадцати лет – человек пять. Они играли в карты, и пили из бутылок самый дешёвый красный портвейн. Мишу заметили сразу. Двое самых взрослых парней, патлатых словно орангутанги, наклонились друг к другу, перекинулись парой фраз, и жестами приказав остальным следовать за ними, спустившись с бетонного эшафота, вразвалочку зашагали к Мише.

Этих типов он не помнил. Пацаны не из его школы, и скорее всего большинство из них уже учились в ПТУ. Двоечники-прогульщики. Ждать от них дружелюбной болтовни о смешливых пустяках не приходилось. Мишу окружили с трёх сторон. Главный среди шоблы прыщавых переростков – сутулый, со сбитыми кулаками, колючими глазками дикого кабана, жилистая жердь, выше всех на голову, заговорил первым:

– Привет, малёк. Ты знаешь, что зашёл на нашу территорию?

Миша не растерялся и не испугался.

– С каких это пор заброшенная стройка стала вашей?

Длинный ощерился, показав крупные зубы, один из которых – правый передний, был отбит ровно посередине.

– С тех, как мы сюда пришли. А это будет уже… Санёк, сколько это будет? – спросил он у второго, по значимости, авторитета в их компании – лохматого, квадратноголового подростка со следами пробивающих себе путь на верхней губе чёрных, гадливых усиков.

– Мы пришли сюда в полдень. Сейчас – два тридцать. Значит, это уже будет…

Санёк задумался. В число его достоинств быстрый устный счёт не входил. Сутулый заводила результата арифметических потуг друга ждать не стал и пришёл к нему на помощь:

– Место наше вот уже два с половиной часика. Придётся тебе заплатить.

– За что? – искренне не понял Миша.

– Ты нарушил границу. А ну-ка, выворачивай карманцы.

Миша дёрнулся, намереваясь улизнуть, но был схвачен. Руки ему вывернули, а чужие ловкие пальцы быстренько обшарили карманы. Хулиганы выгребли всю мелочь, оставшуюся после завтрака. Заводила произвёл подсчёт добычи.

– Всего: двадцать три копейки. Не густо. – Он вздохнул, имитируя печаль. – Теперь ты нам должен чирик. Долг чести. Ага.

– У меня нету.

– Конечно, у тебя нету, но ты достань, займи, возьми у мамочки. Да мне по хрену – где, иначе придётся ответить. – Он снова вздохнул и зло щёлкнул зубами.

– Нет. – Миша предпринял безрезультатную попытку вырваться.

– Да, – сказал заводила и вкрутил свою ладонь в лицо Мише.

– Отвали! – Миша покраснел, и завопил фальцетом, от звуков которого ему и самому стало не по себе. Орал, как девочка, только расплакаться не хватало.

– Ай яй яй. Какие грубости. Грязный ротик у тебя, малёк. Санёк, твоя очередь.

Подручный главаря хорошо знал свою роль. Не впервой он принимал участие в обучении молодняка законам уличной жизни. Сграбастав с земли горсть песка вперемешку с разным мелким мусором, он зажал голову Миши подмышкой и втёр грязь ему прямо в губы. Из повреждённой плоти пошла кровь, часть песка, разодрав десны, попала в рот.

– Давай жри, мой хороший! – Длинный зааплодировал, а остальные заржали.

Кто-то из парней, державших его локти, обдав дыханием полным говна, крикнул ему в ухо:

– Утоли голод, ху*сос!

Раздался новый взрыв мартышкиного ржача. Отсмеявшись, подростки принялись Мишу мутузить. Запинав его под чахлый куст акации, они, перекидываясь нецензурными комментариями, пошли обратно к плитам, решив вернуться к прерванной, появлением Миши, партии в «козла».

Силы, дремавшие внутри сознания Миши, сдвинулись со своего ложа. Мускулы обдал жар, кровь забурлила в жилах крутым кипятком. Кости запели. Мише показалось, что тело его раздулось и стало невесомым, одновременно приобретя скорость и мощь боевой машины. Вскочив на ноги, мальчик побежал за обидчиками. Преодолев разделяющие их десять метров за секунду, Миша ударил в ближайшую вытянутую колбасу спины, обтянутую желтой футболкой, двумя кулаками. Попал в поясницу. Подростка подкинуло вверх и он, крякнув, завизжав от боли, бухнулся на живот и завертелся на месте, загребая руками, с опозданием защищая вывернутыми кистями отбитые почки. Не прекращая движения, Миша ворвался в группу хулиганов и, раздавая им увесистые взрослые удары, по силе больше соответствующие профессиональному боксёру, прорвался к его главному сутулому обидчику. Взлетев в воздух, почти на два метра вверх, Миша ударил в лоб пяткой, вырубив заводиле свет. Опускался он на землю плавно, подобно планирующему листу дерева. Тело Миши лишилось веса, а разум приобрёл безжалостность хирургического ножа. Подростки, увидев результаты ярости взбесившегося малька, бросились наутёк. Двое убежали, трое остались лежать.

Миша забрал свои деньги у главаря, попинал валяющихся в пыли хулиганов. Судя по хрусту, сопровождавшему удары, сломал каждому по три-четыре ребра. Закончив процесс экзекуции так и не вернувшихся из тьмы безсознания подростков, Миша отряхнулся и покинул поле боя.

Придя домой, он незамеченным проскользнул в ванную комнату, заперся и умылся. Закончив приводить себя в порядок (на его лице не осталось ни одного синяка, ни одной ссадины, хотя били его не жалея), Миша по-новому посмотрел на себя.

Его мама гремела на кухне кастрюлями, там же играло радио. Он отчётливо слышал и хлопоты матери по приготовлению обеда и звуки популярной музыки. Этот привычный упорядоченный шум различался им очень чётко, разбивался в голове по нотам и всё же у Миши создавалось такое впечатление, что всё доносившееся до него из-за двери происходило в другом мире – параллельном его собственной действительности, куда Мишу затянул случай брутального насилия на стройке. Вспомнив, как всё там происходило, как брызгала кровь из разбитых, перекошенных страхом фейсов врагов, как они подростковой падалью валялись дохлыми щенками, испачкавшимися в коричневой пыли, Миша испытал первую в жизни осознанную эрекцию. Пенис затвердел в стальной штырь, способный, при желании хозяина, пробуравить ткань штанов и увидеть неподдельно приятное удивление Михаила. Сладкая ломота и приближение чего-то большого, катящегося прямо на него, пугало и доставляло неизведанное ранее сексуальное удовольствие.

В синем квадрате зеркала его отражение выглядело отображением бледного призрака. Глаза огромные, горят потусторонним огнём, обычно алые губы выцвели, исчезли. Откровение божественного толка притаилось в углах зеркала и ванной. Засверкали красные фантомы вспышек. Проложив дорожки лучей, они соединились в центре – на отражении переносицы. Розовый туман сполз с поверхности зеркала, и тесное сантехническое помещение квартирки заполнил свет. Стены ванной раздвинулись, растаяли, увеличив площадь убогой ванной до бесконечности. Миша осознал свою исключительность. Пока не принял её, но увидел. Он не такой как все. Сила не беспокоила его. Он не мучился лишними вопросами – "Для чего? Зачем? Почему?". – Так должно было быть и всё, что теперь ему оставалось, так это как можно более подробно ознакомиться с ней, сродниться и стать достойным её.

Из ванной он вышел другим человеком. Следующие три года он стал желанным участником большинства крупных уличных драк. Пацаны из тех, в которых способность к риску перевешивала осторожность врождённого инстинкта самосохранения, переживающие пору полового созревания, превращаясь в мужчин, предпочитали использовать в качестве инструмента приобретения мужественности драки. Для этого они сбивались в стаи, подбирая друзей по территориальному признаку, и ездили в чужие районы на разборки с такими же, как они, парнями, своей агрессией пробивающими себе дорогу в их «светлое» будущее.

Миша не хотел быть центром притяжения для подростков. Ему незачем было создавать банду своего имени. Его вполне удовлетворяло участие в драках в качестве наёмника, на стороне разных групп молодёжи – преимущественно из его района. Несколько раз он пробовал выезжать в рейды на другой конец города в одиночку, но тех достойных противников, с кем бы ему хотелось подраться, он не встречал. А когда он находился в группе они всегда получали то, что хотели. Стая на стаю. Кто кого. Тем парням, на чей стороне выступал Миша, был обеспечен успех.

Очень скоро его слава бойца выросла до общегородской известности. Мишу стали уважать, а пуще бояться. Восприятие личности, замешанной на остром чувстве страха, всегда искажено подспудной ненавистью. Уличные главари звали Мишу на разборки, а тусоваться и править стаями предпочитали единолично, опасаясь конкуренции и влияния непобедимого бойца на умы их несовершеннолетних приверженцев.

Одним из первых среди сверстников Миша познал сладость женского тела. Девственность он потерял в четырнадцать лет. Секс перестал для него быть экзотическим лакомством. Из разряда скабрёзной сказки переместился в ежедневную пряную реальность его будней. Для противоположного пола Михаил выглядел привлекательно, его яркое брутальное мужское начало и внутренняя уверенность служила пахучей, безотказно срабатывающей приманкой. Заводить отношения с девочками он не стремился, получив от них порцию плотских удовольствий, забывал о них, переключаясь на другие попки, сисечки, ножки, зачастую принадлежащие подружкам его бывших пассий. Девушек он совершенно воспринимал иначе, чем парней, – для него они были рангом ниже и, соответственно, какого-то особого уважения достойны не были. Голый секс – всё что его интересовало в них. Попрыгушки-подрыгушки, как он называл то, что происходило между ним и противоположным полом.

В четверг, в прекрасный майский вечер, предстояла жестокая битва с парнями из слесарного ПТУ. Пэтэушники в последние месяцы поднялись, подмяли под себя соседние с их заведением микрорайоны, вели себя нагло, били всех и возомнили себя непобедимыми. Заправлял славной кодлой пэтэушников Борис Жаворонков, по кличке Псих. Называли его так за глаза, при нём произнести такое погоняло означало выписать себе путёвку в травмпункт. Боря зловещий тип, не глупый, настоящий садист, обладал природной силой циркового борца. В драке он бился до того момента, пока противник не терял способность сопротивляться вместе с сознанием. Он умел вести людей за собой, каждый раз выдумывая новые забавы и жуткие игрища для отмороженных стадией ломкого взросления подростков.

Несколько окрестных школ решили выступить общим фронтом против орды Бори. Объединив силы, позвав за компанию и своих уличных корешей, пэтэушникам забили стрелку. Миша, естественным образом, примкнул к школьникам. Первыми на футбольное поле стадиона, в половине девятого, пришли двести школьников. На улице стемнело, на стадионе на мачтах зажглись мощные лампы вечернего освещения. Стадион был открыт круглые сутки, на нём проводились футбольные матчи третьей лиги и встречались команды, играющие в регби. Милицейские патрули сюда заглядывали редко, и места лучшего для разборок было не найти.

Через четверть часа тёмной шоблой на стадион завалились пэтэушники. Их пришло больше, и они были старше. Борис позаботился о численном превосходстве, созвав со всего города дружков хулиганов (он вообще отличался общительностью). Ему удалось привлечь несколько групп из соседних районов, битых в разное время его врагами. Банда Бори увеличилась числом в три раза. Школьникам стало понятно, что им накостыляют без вопросов. К их чести, никто не побежал, да и если бы они побежали сейчас, то школьников бы погнали, и им досталось бы куда как круче.

Миша привычно стоял в первом ряду. Школьники сбились в плотную кучу – строй. Пэтэушники пошли грозовой тучей в атаку. Чёрная волна захлестнула храбрецов, забурлила жестокая сеча уличного бескомпромиссного махача. Время массового использования в драках холодного оружия ещё не пришло, и ребята доказывали свою правоту чисто – кулаками и каблуками. Пэтэушники действовали не согласованно – накатывали валами и оседали кровавой пеной поверженных тел у ног противника. Школьники, подстёгиваемые страхом унижения, прыгнули выше головы. Но так долго продолжаться не могло: силы их таяли, а разозлённые неудачей пэтэушники наседали.

Миша успевал везде. Каждый его выпад опрокидывал врага на землю. Стеснённый в своих действиях плечами бойцов, он вырвался из строя школьников и, рыская волком в рядах врага, наносил ощутимый урон. Любая сила имеет источник – центр, и этим оком бушующего вокруг смерча стал Боря. Миша пробивался к нему. Его руки имели разящую силу казачьей шашки. Пэтэушные лица вспыхивали с разных сторон, под ударами Михаила трескались и гасли. Он подходил всё ближе.

Псих увидел приближающегося к нему невысокого коренастого пацанчика, от которого, как жаренные, отлетали его бойцы. Боря был выше залитого с ног до головы кровью школьника на целую голову, но видя, как Миша свирепо махался, не собирался его недооценивать.

Они схлестнулись. Вокруг них сразу образовалось пустое пространство. Всем хотелось посмотреть, как эти двое заслуженных уличных драчуна разберутся друг с другом. Шум общей драки немного стих, чтобы разгореться с новой силой, когда кто-то из двоих лучших признает поражение. Вместо долгого боя произошла вспышка, ослепляющая зрителей яростью. Псих использовал аргумент – заточку, сделанную из отвёртки. Нечестно, но Псих хотел скинуть с призового пьедестала врага раз и навсегда, показать своё преимущество в желании победить и не перед чем ни останавливаться. В большую ладонь Жаворонкова из рукава джинсовой куртки скользнула заточка. Он пригнулся, сгорбился, скачок на ногах и, поднырнув под рукой Миши, выкинул заточку ему в лицо. Миша среагировал на выпад, сместился (для пэтэушника он просто исчез – с такой скоростью проделал фортель, что тот ничего не успел заметить) с линии атаки, провалив Психа, оказался у него за спиной. Зайдя с тыла, Миша с разножки прямым ударом ноги попал врагу в район правой почки. Звук столкновения ступни, обутой в ботинок, с поясницей получился глухой, как от падения мешка картошки на землю с высоты двух метров. Борю перекосило, на заплетающихся ногах он сделал шаг в бок и получил разящий удар кулаком в затылок. Туши свет. Псих и сам не понял, что произошло. В голову выплеснулась вязкая трясина темноты и всё кончилось. Схватка заняла не больше двух секунд: товарищи поверженного неформального лидера испытали шок от падения их уличного, непобедимого до этого дня божества. Замешательство длилось недолго. Три приближённых Психа, самых верных его соратника, кинулись на Мишу с целью взять скорый реванш. Не вышло. Миша раскидал их словно шавок: порванные, окровавленные они легли рядом с вожаком помятыми кулями набитыми гематомным мясом.

Эпизод падения авторитета Психа и его сподручных стал поворотным в сражении. Пэтэушники потеряли интерес к продолжению драки, обмякли. Из них словно выкачали всю их начальную агрессивность. Сдувшись, они стали отступать, а школьники, наоборот, воодушевившись примером Михаила, получили преимущество. Ещё пять минут и пэтэушники побежали. Сражение разбилось на отдельные очаги сопротивления. Прежде непобедимых бойцов обуяла паника, их гоняли по всему стадиону и добивали. Полный разгром для одних и потрясающий триумф для других. И король вечера – Михаил. Такая победа может изменить и вполне сформировавшуюся психику, а не только основополагающие вводные для личности малолетки.

Пэтэушников избили, унизили и обобрали. Вытрясли из них все деньги, сняли хорошие кроссовки, куртки, часы, цепочки – обули по полной программе. Насладившись болью врага, оставив за собой скрюченные тела, школьники всей толпой пошли в город праздновать. Шли по улицам, как демонстранты, галдели, кричали, упивались восторгом наступившей майской ночи, дышавшей тёплыми ароматами сирени. Миша почувствовал приближение чего-то важного для него. С ним нечто похожее уже случалось три года назад, когда в нём проснулась сила. И вот теперь всё повторялось снова. Незаметно отделившись от взвинченной адреналином толпы, он отправился домой.