Точка слома

-Не забыл еще меня майор.

-Он подполковник уже.

-Растет… Ты хочешь, чтобы я вернулся в милицию для расследования одного дела?

-Крайне важного дела.

-Я не уверен в себе. Ты пойми, я уже восемь лет как с милицией не связан. Да и вообще, Ошкин знает о моей послевоенной биографии?

-Отлично знает. Он сказал, что херня все это. И я с ним согласен.

-Он готов сделать уполномоченным человека, который отсидел четыре с половиной года?

-Ты искупил свою вину перед Родиной. Так что ничего такого в этом нет.

-А если проблемы начнутся?

-Если мы его поймаем недели так за полторы, то не начнутся. Тебе выпишут премию, заработаешь. А «наверх» про тебя особо говорить не будем. Да им и плевать будет: самое главное показать, как круто действовали наши следаки, поймав особо опасного преступника.

-Оно правда такое важное?

-Я врать не стану.

Летов оперся руками о стол, который издал испуганный скрип – давненько ничего тяжелее наполненных едой кастрюль и сковородок на нем не стояло. В голове Летова, нападобие стаи варон, крутилось много мыслей. Самой главной была мысль долга: если дело действительно такое важное и опять гибнут невинные люди, то это надо прекратить. Летов конечно же догадывался, что в рядах милиции сейчас дела идут неважно – сколько хороших следаков полегло. Чувство долга говорило ему согласится, разум выводил какие-то контраргументы, мол, убьют еще или что-то в этом роде… хотя, он совершенно не боялся смерти. Вообще. Скорее даже хотел ее.

«Я… я согласен» – задумчиво ответил Летов, стукнув рукой по грязному столу.

-Ты уверен? – спросил радостный Горенштейн.

-Абсолютно.

-Тогда пошли в отделение. Выдадим тебе все, что нужно.

Летов быстро снял свои измазанные грязью брюки, напялил более-менее чистые милицейские галифе, накинул пальто и вышел вслед за Горенштейном.

В самом отделении было тихо: все сидели по своим кабинетам. Лишь дежурный в будке болтал с каким-то сержантом, а в КПЗ шла оживленная беседа двух сильно выпивших торговцев ворованными продуктами. Пройдя по темным коридорам в которых эхом раздавались отборные матюки спорящих воров, Летов с Горенштейном дошли до заветной двери кабинета Ошкина.

«Вот, товарищ подполковник. Товарищ Летов согласился на наше предложение» – отрапортавал попивающему чай Ошкину Горенштейн.

–Сколько лет – улыбаясь сказал Ошкин своим веселым голосом, откидывая в сторону свежий выпуск «Советской Сибири» и медленно вставая, опираясь о скрипучий стол. – Серега, сколько же лет не виделись! Всегда помнил о тебе, ты следак каких еще поискать надо. Садись, поболтаем, введем тебя в курс дела.

Летов пожал руку Ошкину, даже улыбнулся немного, впомнив славные довоенные времена.

«Ну что, Сергей, как жизнь? Слышал про твои дела – не осуждаю тебя» – загадочно сказал Ошкин, отставляя вслед за газетой и стакан горячего чая, испускающего пар.

–Я? – растерянно бормотал Летов, смотря стеклянными глазами в исцарапанный пол. – Я… да нормально, вроде бы. Насчет дел – я сам себя сужу. Но это уже так…

-Ты ж Ладейникова помнишь? – спросил Ошкин.

-Разумеется – повеселев ответил Летов. – Он до сих пор в органах?

-Теперь он уже Комиссар III ранга, в Новосибирске сидит.

-Да, помню его. Хороший мужик. Сильно нам с тобой помог тогда, в 37-ом, когда мы банду ловили, помнишь?

-Конечно. Такое забудешь… Хотя мое дело в 33-м было хуже.

-Когда тебя пытали?

-Да, оно… – Ошкин заметно помрачнел, оглядев свой шрам, и продолжил – Короче, я позвонил Ладейникову. Он очень обрадовался тому, что ты вернулся и одобрил наше решение о привлечении тебя к расследованию. Так что ничего боятся не стоит – Ладейников свой человек.

-Да, уж в этом я не сомневаюсь.

-Так, Вень, сходи с Серегой в канцелярию, пусть ему выдадут все, что нужно. А потом сразу ко мне – введу тебя в курс дела и с материалами дам ознакомится.

Горенштейн кивнул, Летов медленно поднялся и посмотрел на улыбающегося Ошкина. Он второй раз, несмотря на искалеченную и не гнущуюся ногу, поднялся с хилого коричневого стула, скорчившись от боли и напряжения мышц спины, но, крепко встав на ноги, вновь пожал Летову руку. Сколько Летов помнил Ошкина, тот ни разу не вставал из-за стола два раза за такой короткий промежуток времени – все таки нога давала о себе знать, но сейчас, что называется, уважил «следака, какого еще поискать надо».

«Спасибо тебе, Серег. Я знаю, что такие умения не пропадают несмотря ни на что. Талант не пропьешь, как говорится!» – весело сказал Ошкин.

-Я постараюсь поймать его. Приложу все усилия – мрачно ответил Летов.

Горенштейн с Летовым спустились на первый этаж и пошли в канцелярию. Проходящие мимо люди в форме удивленно смотрели на нового сотрудника, на его старые галифе, сапоги, потертую кепку и главное – непонятное лицо.

«Привет, Люсь. Нужна бумага и мандат товарищу. Вот паспорт, выпиши поскорей» – отчеканил Горенштейн, протягивая новенький паспорт Летова молодой девушке, сидящей за заваленным столом в пыльной комнате архива и канцелярии одновременно.

«Предъявитель сего ЛЕТОВ Сергей Владимирович, 1908 года рождения, паспорт серии III-ОР №345678, является оперуполномоченным районного отделения милиции по Первомайскому району города Новосибирска. Правомочен самостоятельно или во главе группы производить необходимые оперативно-следственные мероприятия с последующим оповещением прокурора. Разрешено ношение и хранение огнестрельного оружия.

18 ноября 1949 г» – эти сухие слова были напечатаны и написаны на тонком куске пожелтевшей бумаги. В углу девушка поставила печать, предварительно макнув ее в коробку с краской и дыхнув, а потом расписалась поверх нее столь редкой в этих краях трофейной немецкой шариковой ручкой, которой до сих пор восхищался Горенштейн – он просто не видел таких письменных принадлежностей.

«Мандат на оружие еще выпиши, пожалуйста» – мечтательно сказал капитан, забирая справку и паспорт и не отрывая взгляда от блестящей ручки.

Глава 7.

«Держаться за воздух,

За острые звёзды

Огромного неба

Коснуться рукой»

--БИ-2

Летов сидел в кабинете Горенштейна с довольно толстой папкой уголовного дела. Сам Горенштейн уехал на вызов, поэтому Летову никто не мешал листать тонкие листочки протоколов и рассматривать стопки фотографий.

«Глубина удара 6,3 см»… неплохо. Сильный мужик, значит. «Характер капель крови около кисти говорит о том, что они падали с высоты человеческого роста» – значит он ее поднял и убрал куда-то, раз дальше капель нет. «Отпечатков на клочке бумаги не обнаружено. Характер бумаги говорит о ее не маленьком возрасте – около двадцати лет» – может из библиотечной книги вырвал. Надо проработать эту версию» – думал про себя Летов. Он понял, что эти клочки бумаги хорошая зацепка – благодаря им можно и выйти на преступника.

«Левый марш… черт, его же читал тот парень, который задыхаться начал!» – вдруг вспомнил Летов. Он порылся в бумагах и начел написанный Горенштейном отчет. Написан он был от руки, химическим карандашом, но бумага потом была специально намочена, дабы эти загогулины напоминали чернила. Однако почерк все равно был ужасный – буквы огромные и сильно размытые – Веня писал его спеша.