Точка слома

-А Лякинова знаешь?

-Кого?

-Ну как же – воскликнул милиционер – Боря Лякинов – стахановец с паровозоремонтного! Его вся Первомайка знает!

-Ну, так я тут недавно, полтора месяца только.

-Газет не читаешь что ли? Про него неделю назад в «Советской Сибири» писали.

-Да денег на газеты нет, мне бы папирос купить.

Милиционер с погонами лейтенанта оглядел Лихунова и пошагал дальше, в сторону магазина. Пока милиционер скрывался в небольшом здании магазинчика, Лихунов замедлил шаг, погрузившись в свои измышления, и вдруг в его голове выстроилась цепочка: «этот ментовской упырь мою харю хорошенько разглядел, запомнил. Значит, когда на меня ориентировка придет, то он точно меня узнает и все выложит. Вот тварь мусорская, принесла же его неладная».

Лихунов зашел за забор и присел на корточки, чувстуя холод, изходящий от ледяной дорожки. Голова его опустилась на синие от холода кулаки, длинная челка маслянистых волос закрыла лицо. Он стал думать, как поступить. Просто убить – слишком рискованно, все закопошаться. Других способов заткнуть нет. Оставлять это просто нельзя – ориентировка придет сегодня, а в центр Лихунов сможет вырваться только через пару дней: нужно одежду еще сменить и хотя бы червонец найти. Казалось, что выхода нет. Лихунов стал перебирать все варианты, благо долгий опыт бандита давал о себе знать.

И тут он вспомнил ту шумиху про маньяка в Первомайке! В спецпоселении, на станции – везде все говорили о куче убийств в Первомайском районе. Лихунова словно осенило – просто убить этого милиционера почерком маньяка, так, чтобы милиция подумала, что это очередное убийство душегуба.

Лихунов все продумал: топор наверняка есть в сарайчике, одиноко возвышающемся во дворе дома лейтенанта, а четверостишье можно спокойно в библиотеке вырвать. Проследив за тем, как милиционер с авоськой продуктов зашел в свой зеленый дом, Лихунов бросился по улице в поисках библиотеки.

Благо, прохожие подсказали где находится Центральная библиотека. До улицы Кагановича быстрым шагом было идти минут пять, к тому же ему и маршрут объяснили. Лихунов спокойно проделал этот путь, обтер лицо снегом, чтобы стереть остатки грязи, спрятал телогрейку в сугроб и вошел в небольшое каменное здание.

Внутри веял запах книг, милые девушки стояли у стеллажей и сидели с кипами книг за столами, добродушные бабушки тихонько разговаривали, являясь единственным источником приглушенного шумка в этой кажущейся идиллии. Лихунов оглядел библиотеку, тихо зайдя за стеллажи, чтобы не быть замеченным. Тихонько бредя по деревянным доскам пола между стелажжей, Лихунов наткнулся на милую работницу библиотеки, задев ее своим воняющим плечом.

«Извините» – буркнул Лихунов и обошел девушку. Та лишь поморщилась от мерзкого запаха, который исходил от этого мрачного и явно грубого человека.

Вскоре заветный стенд за буквой «М» был найден. Само собой, сборники стихов Маяковского были на первом месте. Вот вперед выпирает красная книга, на торце которой золотистыми прописными буквами было написано имя автора.

«А вот и глашатай стада уродов» – прошептал Лихунов, глядя на могучее лицо Маяковского. Вскоре заветный «Левый марш» был найден и Лихунов, обернувший руку обрывком портянки, тихонько вырвал кусочек бумаги с нужным четверостишьем. Поставив книгу на место, он взял пару каких-то книг наугад, постоял с ними минут пять, делая вид, что читает заунывные тексты, а потом тихо вышел из библиотеки.

По сути, все что нужно было сделано. Дом милиционера находился на окраине, в стороне от него стоял лишь барак, но в нем вряд ли кто-то мог быть: время то рабочее. Соседний деревянный дом стоял позади и из него не было видно входа. Короче говоря, положение дома вполне подходящее.

Лихунов улыбнулся, зашел сбоку к дому, тихонько перемахнул через низкий забор, пригибаясь подбежал к сарайчику, залез туда через окно и сразу же нашел топор с ледяным лезвием.

Тихий стук в старенькую дверь дома нарушил тишину улицы. За дверью послышались шаги. Как оказалось, дверь была закрыта лишь на какую-то хлипкую защелку: милиционер явно не боялся воров и убийц.

Вот перед Лихуновым вновь открылось молодое чистое лицо, от которого веяло запахом мыла – видимо, милицонер недавно побрился. На лице постепенно проступал ужас. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, после чего Лихунов втолкнул жильца в его же дом, быстро захлопнул дверь и нанес первый удар. Помня, что убийца «изрубал убиенных», Лихунов сам вошел в азарт и, скорчив зверскую гримассу, принялся бить несчастного без остановки. Перед глазами Лихунова то всплывали картины времен войны: расстрелы, порки, поджоги деревень, отравление ядом детей, ранение; то окровавленное тело милиционера в белой рубашке.

Вскоре Лихунов отошел назад и грохнулся на хлипкий столик, который треснул и сломался под его весом. С лезвия и рукоятки капала кровь, она же медленно растекалась по блестящему полу от изуродованного тела.

Тишина, нарушаемая лишь треском доламывающихся частей столика, снова завладела этим местом. Тикание часов и удары капель о пол Лихунов не слышал: он был где-то далеко, но не тут.

Минут через пять все закончилось. Лихунов помахал головой, поднялся из под досок, отрубил кисть, замотал ее в лежащие портянки, сохнувшие на печке, и сунул в карман. Какое-то время Лихунов чувствовал нестерпимую мерзость, но вскоре все это прошло. Из под кровати он вытащил вещмешок, затолкал туда висящую на вешалке москвичку, вытащил из шкафа кальсоны с галифе, еще какие-то свитера и даже рубашку прихватил. В другой мешок он скинул все остатки еды, что валялись на уцелевшем обеденном столе, попутно глотая объедки хлеба, закинул свои трофеи за спину и жадно глядя на висящий ремень, направился к нему. Тяжелая кобура распахнулась, а в руке Лихунова оказался тяжелый «ТТ». Спрятав его в кармане грязных галифе, он вышел из дома, сразу перепрыгнул через забор, и, давя тонкий снег, углубился в голую рощицу деревьев, где и выкинул в снег обрубок кисти, чувствуя нестерпимое омерзение.

Глава 9.

«Я грешный человек, но объясните мне,

Как можно жить, не чувствуя вины»

--В.Волков, «Грешный человек».

–Будь он проклят! – закричал Горенштейн, бросая свою кепку на кровать. – Такого сотрудника потеряли! Этот лейтенант… черт, такого больше не найти! Твое мать, я уж думал его в УБХСС порекомендовать… Будь все проклято.

Кирвес с Юловым сняли свои кепки, глядя на лежащий в луже свернувшейся крови труп, и принялись за дело.

Летов подошел к помрачневшему Горенштейну и тихо спросил: «Это кто?»

–Лейтенант Дворовый. Очень толковый парень, месяцев пять назад перевелся к нам из Иркутска. Всегда помогал мне в делах о кражах, убийства не любил расследовать, все больше по воровству и махинациям. Вот я и хотел его в УБХСС перевести.

-ОБХСС теперь УБХСС стало называться? – монотонно спросил Летов.

-Да года два назад переформировали.

После того, как вспыхнул последний пакет с магнием и Юлов отошел в сторону, Кирвес позвал к трупу Летова.

Он сразу заметил необычность. Во-первых, труп лежал на спине, а все удары были нанесены спереди. Во-вторых, кисть была отрублена как-то не умело, ее явно рубили раза два, а не отсекли одним ударом как раньше. Летов взял у Кирвеса специальную пластину для измерения глубины удара. Он точно помнил, да и знал по себе (благо война многому научила), что первый удар всегда слабее остальных, а дальше удары становятся все сильнее: человек звереет. Судя по всему, первый удар был нанесен по лицу. На щеке глубина удара лишь около сантиметра. В районе живота удары уже по четыре сантиметра. Проверив ударов пять, Летов понял, что самый глубокий удар был в пять сантиметров, когда на предыдущих трупах глубина была обычно сантиметров по шесть.

После осмотра изуродованного трупа, Летов оглядел комнату. Около стола валялись крошки хлеба, на нем же близ граненого стакана была небольшая лужица воды. Столик около двери был сломан: на него явно кто-то упал, а на острых обломках досок уже красовались обрывки ткани – Летов попросил Кирвеса взять их в качестве вещдоков. Потом Горенштейн заметил торчащий из шифоньера манжет, открыл дверцу и увидел внутри небольшой бардак: аккуратно сложенные вещи лежали вперемешку со скомканными.

«Этот ваш лейтенант опрятным был?» – спросил Летов, аккуратно перебирая вещи.

-Даже очень – монотонно ответил Юлов. – Причесанный всегда, да с глажеными галифе.

Кобура была расстегнута и пистолета в ней, ясное дело, не было. Полная картина убийства вырисовывалась в голове Летова. Однако от мыслей его отвлекла кучка какого-то утрамбованного коричневого порошка, лежащая около стены.

«Яспер, возьмите обязательно с собой этот порошочек и проведите анализ, похоже, что это кирпичная пыль» – пробормотал Летов.

–Короче, не он его убил – заключил Летов.

-Почему?! – удивленно спросил Горенштейн.

-Да все просто – спокойно ответил Летов. – Смотри, удары нанесены спереди, а не сзади, как обычно. Глубина ударов небольшая, хотя плоть у убитого не такая уж и прочная. Потом, убийца явно порыскал на столе: видишь, крошки на полу и вода пролита. К тому же, он натырил вещей: в шкафу перевернуто все – там сложены вещи, а рядом скомканы. Кисть он отрубил не одним ударом. Не тот почерк, и украдено что-то. А наш убийца никогда ничего не крал и не искал, он просто приходил и убивал. Если бы он украл только пистолет, то я бы понял, но вот то, что он украл тут вещи и еду – это уже странно.

-Как-то косвенно все – ответил Горенштейн. – Может у него еды не осталось, и он поесть решил, или вещи износились.

-Он не нарушит схемы. Все предыдущие убийства были абсолютно одинаковыми: у него есть схема, он ее придерживается. И не нарушит никогда.

-Почему же? – вмешался Кирвес.

-Да потому что он сумасшедший. Это для него все как игра: есть правила и цели. Правила мы примерно знаем, а цели нет.

-Но какая у него может быть цель?

-Да какая угодно. Может он убивает людей, чтоб принести в жертву какому-то выдуманному им божеству.

-Может так и есть – усмехнулся Юлов.

-Веня, прикажи очень тщательно обыскать территорию. Пусть в рощу ту зайдут, мимо которой мы ехали. Этот урод наверняка кисть выкинул.