Теорема опавших листьев

Вопрос адресовался мне, но я не нашелся, что ответить и лишь пожал плечами.

«Мне нужны ответы, Никита. Здесь и сейчас, на этом самом месте. Я пребываю в твердой уверенности, что информация у тебя имеется, – напористо потребовал мой дознаватель, который сразу весь выпрямился, исчез куда-то рыбий взгляд. – Потому как этим нападавшим был ты. И это твой противогаз нашелся на Евгении С.».

Казалось, это человек, сидевший напротив меня, играет в какую-то игру, единственной целью которой являлось запутать меня, заставив поверить в белиберду.

«Ты единственный уцелевший из нападавших, – продолжал удивлять новыми подробностями Игорь Кильбия. – И единственный, кого мы смогли идентифицировать. Остальных ни по внешности, ни по отпечаткам пальцев, ни по каким-либо другим критериям опознать не удалось. Мотивы их неизвестны, цели неведомы. У мертвых ведь не спросишь. Где вы достали оружие и взрывчатку – загадка. Почему совершили это нападение и как его готовили – тоже тайна за семью печатями. Вот, казалось бы, перед нами выживший, – словно обращаясь к невидимым собеседникам, окружавшим его, он указал на меня, – но и здесь вопросов больше, чем ответов. Нет никаких зацепок и намеков, каким образом ты попал в эту историю. Все везде чисто. Где бы мы не рыли, перед нами каждый раз возникала лишь обыденная жизнь ничем не примечательного человека».

Мой собеседник поднялся (на это раз легко и пружинисто, полностью освободившись от всей своей грузности) и стал расхаживать рядом, заложив руки за спину.

«Или вот еще, – он на ходу подтянул рукой папку со стола. – Патологоанатом пишет в заключении, что восемьдесят процентов огнестрельных ранений приходятся на район головы. Каждое наповал. Спрашивается, откуда такая меткость? По документам с оружием ты дел не имел, да и со слов твоего окружения, о таком опыте они не знали. И потом, – Игорь оттянул свободной рукой очки на край носа, – ты умудрился схлопотать четыре пули. Две из которых задели жизненно важные органы. Плюс отравление. Но при этом выжил. Удивительная живучесть для рядового обывателя».

Как бы между делом, Кильбия достал из кармана небольшую фотографию и положил ее передо мной. На ней была запечатлена девушка.

«Это Евгения, – не поворачивая головы, постучал он пальцем по фото. – Да-да, та самая. Насчет нее получилось выяснить интересное. Ранее вы с ней были знакомы. По полученной информации ваше общение обстояло в сугубо дружеском ключе и длилось недолго. Скорее всего, это не совсем верные данные, беря в расчет то, как ты вел себя».

Он смотрел на меня, ожидая ответов. Но я ничем не мог помочь. Вся эта история выглядела как заправский боевик, который я увидел со стороны, и с моей собственной личностью эти события никак не ассоциировались.

«Конечно можно было озвучить вопросы о степени вашего знакомства ей самой, – Игорь убрал фотографию. – Однако ее ранило при перестрелке. Она потеряла много крови и надышалась отравляющим веществом, прежде чем вы смогли нацепить на нее противогаз. Хочу заметить, это ее и спасло. Все остальные потерпевшие с подобной кровопотерей и попав под воздействием газа, погибли. Опять же кроме вас. Вы демонстрируете удивительную тягу к жизни».

Здесь он, как мне показалось, следующие слова произнес с ранее не появлявшейся в его речи интонацией: «Кроме того, имеется еще одно обстоятельство, в силу которого узнать у нее что-либо не получится. К сожалению, несколько дней назад ваша знакомая скончалась от осложнений».

Я продолжал молчать.

«Что же, – Игорь Кильбия снова потяжелел, ссутулился и принялся складывать бумаги обратно, – на сегодня достаточно. Потребуется время, чтобы все переварить. Но вы должны знать, что вы единственный ключ к разгадке, почему в тот день погибли 42 человека, включая женщин и детей. Мы перебрали все варианты и, кмх, не нашли ничего».

Меня вывели и уже совсем скоро я сидел в своей палате, пытаясь понять и осознать услышанное. Все это казалось каким-то страшным сном, сказкой с несчастливым концом.

Кильбия проводил очередной допрос. После предыдущего мне дали отдохнуть два дня. Все в том же помещении, все так же я сидел напротив него и слушал.

«Надеюсь, вам хватило времени переварить, хм, услышанное? – довольно благосклонно поинтересовался он. – Не каждый день узнаешь, что виновен в смерти такого количества людей. Есть ли прояснения в памяти?»

А прояснений у меня никаких и не произошло. Еще бы, откуда им взяться, когда все эти два дня меня лишь терзала мысль о том, как я мог участвовать в таких не поддающихся пониманию вещах. И пускай я не помнил себя в тот момент, внутри нарастало стойкое отторжение и осознание всей чудовищности ситуации. Чувство это множилось. И я находился в полной уверенности, что до кульминации еще далеко. Те кадры, что показывали мне – среди групп вооруженных людей, которые били прикладами женщин и детей, расстреливали убегающих, присутствовал я. Это мои руки в крови. Я убийца. Убийца ровно таких же, как я людей. С чувствами, желаниями, мечтами и воспоминаниями. Хотя последних у меня как раз и не имелось.

Единственное событие, отвлекшее от всего этого ужаса, стало сном, приснившимся накануне. В нем я встретил девушку с фотографии. Об этом и рассказал своему собеседнику. Он воодушевился от услышанного и даже ушел, вернувшись спустя полчаса, принеся с собой еще одно фото.

Там красовалась она – та самая девушка из сна. Ее запечатлели на фоне какого-то довольно вычурного здания, украшенного скульптурой в виде колесницы, запряженной лошадьми, на которой восседала, вероятно, какая-то античная богиня. Девушка явно дурачилась, приняв смешную позу. На лице сияла улыбка. И самое главное, увидев это лицо вновь, я ощутил странное чувство, будто бы в глубинах моей памяти пронеслось далекое эхо. Эдакое мимолетное воспоминание, которое, стоило попытаться за него ухватиться, улетучилось.

«Я вижу, вы узнали ее», – моя реакция не ускользнула от внимания Игоря.

Я объяснил, какие ощущения испытал, увидев фото, но он расстроился, поняв, что воспоминания мне это не вернуло.

«Врачи провели консилиум в вашу честь, – поделился он со мной новостью. – К единому мнению они не пришли, но раздавались довольно смелые прогнозы, что память с высокой долей вероятности вернется. Вот только занять подобный процесс может неопределенно долгое время. Это из плохих новостей, но есть и относительно хорошие».

Он встал и торжественным тоном объявил: «С вами будет поговорить господин Александр Вальдор». Игорь Кильбия впервые улыбнулся, а за спиной у него уже маячили несколько человек, которые обычно сопровождали меня вне палаты.

Мы долго плутали по лабиринту коридоров, после чего спустились на лифте вниз. Там нас снова встретили коридоры, однообразные и безликие. К тому же, как и в моей палате, стены, пол и потолок здесь были из металла, отчего неподготовленного человека это совершенно сбивало с толку. При ходьбе под ногами он довольно звонко отзывался. Редкие лампы, вмонтированные в потолок, освещали неприметное пространство.

В конце концов, наша процессия вышла к массивным дубовым дверям, которые в подобной обстановке выглядели необычно, и встретить их было неожиданно. Едва мы очутились на пороге, створки гулко отворились. Вошли. Интерьер напоминал чем-то покои какого-нибудь лорда или особы королевских кровей: обилие картин в золотых рамах, охотничьи трофеи с торчащими клыками, рогами и вздыбившейся шерстью. Под ногами на каменном полу роскошный ковер. Освещалось все это убранство скудно – небольшими лампадками, прикрученными к стенам. Поэтому потолок утопал где-то в сгущающемся мраке. Зато отлично был виден огромный камин у противоположной стены. Всполохи огня озаряли пространство вокруг него. Когда мы подошли ближе, я заметил над камином впечатляющих размеров полотно, изображавшее средневековый замок: массивная башня по центру, от которой в обе стороны шли потрепанные временем крепостные стены. По правую руку стена оканчивалась округлой башней поменьше, а по левую – обрывалась, наполовину разрушенная. У подножия центральной башни виднелся темнеющий проем входных ворот. Позади замка то ли садилось, то ли вставало солнце. Его диск, слегка выглядывая из-за замка, устремлял лучи прямо навстречу зрителю. Неизвестному художнику весьма натурально удалось передать эффект.

Под полотном ютились пара кресел и круглый столик, казавшиеся игрушечными на фоне огромной картины. Одно из кресел не пустовало, и в нем кто—то сидел. Когда мы вдвоем с Игорем приблизились (сопровождающие остались в дверях), из кресла поднялась высокая, я бы даже сказал, монументальная фигура. На фоне пылающего пламени камина новоявленная персона выглядела словно нарисованной. Горячий воздух, искажая пространство, заставлял ее подрагивать, делая зыбкой, ирреальной. Мы подступили еще ближе, и я смог разглядеть, кто предстал перед нами – мужчина неопределенного возраста, с характерной и очень запоминающейся внешностью. Огромных габаритов, с ростом, намного превышающим обычный человеческий. Тени от огня таинственно играли на его, словно вытесанном из мрамора лице. Взгляд был до невозможности неопределенным. Казалось, на меня взирал не человек, а целый хор иных сущностей, таящихся по ту сторону глаз.

«Имя мое господин Александр А. Вальдор, сорок второй претор, – с едва уловимым акцентом и специфической интонацией обратилась ко мне загадочная фигура. – Присаживайся».

Я сел в кресло. Сорок второй претор, восседавший рядом, разглядывал меня. При этом лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Игорь Кильбия занял место у него за спиной и мгновенно превратился в молчаливого истукана.

«Насколько мне известно, ты не имеешь ни малейшего представления о месте своего пребывания, – нарушил тишину хозяин покоев. – Что же, расскажу. Мир, а я имею ввиду тот мир, который виделся ранее, с его жизнью, устоями, правилами и нормами, с его историей и культурой, с героями и злодеями, весь тот мир, где ты существовал ровно до этого момента: можешь забыть о нем. Он лишь декорация призванная прикрыть и спрятать гораздо более важное».

Александр А. Вальдор оборвался на полуслове. Его взгляд неожиданно устремился куда-то за мою спину. Оборачиваться мне показалось бестактным, поэтому я совладал со своим любопытством.

– Что по-твоему управляет этим миром? – так же внезапно вернулся он к разговору.

– Миром? – начал я судорожно соображать, как бы ответить посолиднее. – Смотря с какой стороны посмотреть. Большинство наверняка назовут деньги, всякие финансовые потоки. Или политику. Все эти люди в правительствах, которые принимают законы и решают, что делать. А может, какие-нибудь богачи.

– О чем и речь, – его губы растянулись в легкой, благодушной улыбке. – Перед твоим взором лишь декорации. За этими фасадами ты не в силах разглядеть истины. Поэтому озвучивать суть людям, подобным тебе – бесполезное занятие. Ты рос и жил в неподобающих условиях. Ум закостенел, утратил гибкость. Рассказав обо всем, я лишь наведу порчу, впрысну яд внутрь души. И ты падешь вниз, в самую бездну. Но разве ты хочешь низвергнуться в нее без остатка?

– Мне кажется, – ответил я честно, – я уже провалился в нее, и лежу на самом дне.

– Ошибаешься. Тебя окружает сплошная бутафория, которую ты привык видеть изо дня в день, и от этого она стала по-своему родной и неотличимой от реальности. Тебе надели фиолетовые очки на глаза, и ты забыл, как выглядит все на самом деле.

– Я не очень понимаю ваших метафор, – снова честно сказал я.

– Это не важно, – он примиряюще взмахнул ладонью. – Не суть. Рано или поздно поймешь. А пока, касаемо нашего разговора, хочу сказать, что я могу лишь коснуться вскользь деталей. Но будь осторожен, и такие мелочи способны лишить покоя.

И господин Вальдор поведал мне о мироустройстве. Рассказ его я слушал внимательно, говорил он нарочито медленно, но, как и было им сказано, понял я мало. А из того, что понял, большая часть мне показалась откровенной чушью – настолько сильно расходились эти слова с привычной картиной окружающей жизни. Единственное, что смущало, так это понимание того, что люди эти, хочу заметить, весьма серьезные люди, не шутили.

«Сомнения в твоих глазах, – констатировал он в конце своего рассказа. – Понимаю. Не расстраивайся, скоро ты воочию убедишься во всем. А пока придется поверить мне на слово».

Последовала небольшая заминка. Он, видимо, обдумывал свое, не переставая при этом смотреть на меня, а я же растерялся и не придумал, чтобы такого сказать или ответить.

«А теперь о твоей судьбе, – наконец прервал затянувшуюся паузу господин Вальдор. – Как я и объяснил, мы занимаемся особым ремеслом. Каждый день умирают и гибнут тысячи людей. От многих причин, но с непреодолимой неизбежностью. События, в которых ты принимал участие, хоть и ужасны с человеческой точки зрения, но недостаточно тяжки, для попадания в сферу наших забот и интересов. Не будем лицемерами, на фоне происходящего каждый день в мире и рассматривая это в том ключе, о котором я рассказывал ранее, содеянное тобой не так уж многозначительно. Если бы ты убил всех этих людей единолично, в таком случае, я думаю, смог привлечь наше внимание. Но на тебе слишком мало крови, – сорок второй претор посмотрел на свою раскрытую ладонь, словно бы внимательно изучая узоры на ней. – Мы не занимаемся обычными преступниками и злодеями. Ждет тебя одна дорога: гнить до конца своих дней в тюрьме».

Я принял эту новость с полным безразличием. Можно ли напугать тюрьмой существо, которое всю свою сознательную жизнь, пускай и короткую, провело в заточении.

«И все-таки твой руах и твоя судьба вынуждают меня поступить по-иному, – как ни в чем не бывало продолжил Александр Вальдор. – И я сейчас говорю не о той судьбе, о которой ты привык мыслить. И о которой каждый из подобных тебе вспоминает, когда не на кого уповать в своем бессилии. О нет, я сейчас говорю про нить жизни, которая, переплетаясь сложным узором, ведет тебя все дальше и дальше, все глубже и глубже. Ей невозможно пойти наперекор. Твоя нить не уводит тебя в застенки казенного дома. Я это ясно вижу. Она проистекает в нечто большее. Поэтому, – он скосил глаза куда-то вверх, – с нынешнего момента ты переходишь ко мне на службу».

Впервые за все время нахождения здесь, дал о себе знать Игорь Кильбия, который от такой новости удивленно воскликнул, но тут же осекся.

«Мой помощник введет в курс дела», – господин Вальдор умолк и отвернулся к камину.

Аудиенция была окончена.

Игорь жестами показал следовать за ним.

В свою палату я больше не вернулся.

Поплутав по лабиринтам переходов и некоторое количество раз раз воспользовавшись лифтами, от поездок на которых меня каждый раз порядочно укачивало, мы попали в подземный гараж, где ждал автомобиль. И чего я никак не ожидал, так это того, что через пару минут мы окажемся на обычных городских улицах. Охватило ощущение, словно я все вижу впервые – еще бы, кто знает, когда последний раз доводилось лицезрел подобную картину. Еще чуть позднее я понял, что мы все это время находились под одним из зданий, располагавшихся в центральном районе огромного мегаполиса.

– А ты думал, тебя будут держать в каком-нибудь бункере, кх, под горой? – Игорь заметил мое удивление и правильно угадал его причину. Снова поправил очки, откашлялся. – Итак, поскольку мы теперь будем работать вместе, предлагаю перейти на «ты».