Через

Там на дне стоит ждет поджидает несуществуя
Провала невидимого камня без дна
Провала ничто.

* * *

В сумерках я пью кофе но нет кофе здесь не дают а пиво
Я не пью по крайней мере сегодня завтра да и не пью вообще,
Сквозь подступающее, волны шума я вдыхаю воздуха горячие
Глотки в полутемном дыхании паба под названием «Гастроном».

О эвкалипты, о стекла окна разбиваются сумерки тусклого вечера но
Это уже не сумерки эта темнота разве вечерело когда же я проспал
И не заметил сумерки прошли уже темно и ярится и хлещет и гремит
Ночь вселенной и я пью все горячеющий воздух ночи паба здесь

Там за окном стекает по стеклу вода ручьями холодных зимних гор
Там за окном темно но что же руки темноты так липки и густы
Я пью виски ничем не примечательное а мир там за водой за коркой окна
Стекла пустеет и безумствует. Там за окном они полны дыханием ярости

Они полны дыханьем уверенности в правоте себя, и исступлением,
Желаньем выставиться напоказ – и в бесновании, и в безымянности,
И в наготе. Тела, направленные взгляду, и речь, кричащая себя, к себе
По направленью к миру, в никуда фантазий и цинизма опустошенных

Душ, цинизма лени, густеющей горячащей силы ненависти, силы злобы.
Здесь маленькая темнота и блики света на столе, руки, знакомых
Незнакомых краткие улыбки ухмылки вспыхивающие, но мокрое стекло
Это и все что отделяет от прозрачных ворот ада без дна за темнотой

В невидимости под горой, как хорошо не знать, наполнено, и как легко
Тем, кто выбрал, кто вобрал слово толп тусклую пену чужих слов
И ненависти изобильной полноту они уже бегут берут, а тонкое стекло
Дрожит водой и коченеет рябью они все ближе, их больше и мечтают

О страданье, о боле для других. Память о бывшем, память о небывшем
Смешиваются, стираются, грудью своей кормят силу ярости, политиков
Истертые слова, толпы без лица, тела без голоса, они кричат, звенят
И подступают сквозь стекло, сквозь исступленье, сквозь трупный запах

Своей мечты о правоте, страха своей ничтожности, страха за свою
Жизнь, жажды чужой боли, ненависти к дыханию, ненависти к стеклу.
Стекло покрывается тонкими трещинами и начинает рассыпаться. Я сижу
В пабе «Гастроном» и допиваю виски. На город наступает ночь.

Политическое

В голове голоса звучат шумят кричат перекрикивают
Голоса не может быть иначе конечно же они в ней адово
В голове наверное обычно сходят с ума потому что
Они должны быть в голове не может же быть иначе
Что они потому что конечно же виновата голова в
Ней воют кричат они голосят – так что конечно же виновата
Голова. Они кричат убей! они так хотят убей! Они себе
Убей! Перекрикивают друг друга и кричат друг
Другу убей и немедленно буквально сейчас нам всем настанет
Земной. Рай. Близок. Как прекрасны они себе, как воют они
Разноладно, бродят и дремлют они, но кричат друг другу убей и нам
Станет лучше, и еще сейчас приду и убью, чтобы их, чтобы мне
Настал мой он ведь тут совсем рядом земной маленький сытный рай
Только убей убей убей! Он прополз враг и он злой хитрый
Коварный мешает убей. Враг всюду, он прополз, он проползал
Нам плохо потому что он проползал. О проклятая власть почему
Она, почему она убивает так мало ее тоже нужно убей, но
Включая газету, экран включая, телевизор поющий включая,
Включая глаза и оскал, включая дыхание, руки, лодыжки, голоса
Кричат убей и все станет прекрасным. Но, к счастью,
Это только безумие, как у Вирджинии Вульф голоса кричат
В голове. Как счастлив мир, что есть в нем безумие и
Голоса, глаза, экраны кричат вопят скалятся только в ней голове.

Но как было бы страшно, если бы наяву, а?

* * *

Закрыть ли дверь, тихо, не надо ею стучать
Не надо хлопать это дурной тон хлопать
Дверью, и для кого хлопать в затылок, в лоб, входящий
Сквозь выпуклое течение времени. Здесь перед дверью
Этот человек земля, омываемый никем, каждый наш остров
Пена океана выбрасывает на берег ты зовешь
Ее одиночеством. Просто привычка звать. Воздушная ряска,
Морская ряска. Здесь нет вулкана, его обещали,
Ты обошла этот остров и не, ну да, мы оба не,
Нет не нашла его хорошим? А, так ты вообще его не нашла?
Может, ты просто плохо старалась со всеми? Выбилась из устава.
Но как же тогда ты на нем? В кустарниках диких кабанов?
Ступенек вниз, ступенек вверх, сирийских роз.
Вот тонкая кожа, мышцы боли, связки пены пустеющей
Жизни, ноги, руки, тело телеющее, ты его дышишь.
Кроликами ты хочешь размножиться, крича ладным хором,
Окруженная никого, кроликами ты не хочешь
Размножиться, потому что ты человек? Ты вдруг становившись
Помнишь, что ты человек? Омываемый ничем, но вот
Дверь, отступающая, уходящая во времени, вот она при —
Открывшаяся легкость свободы, и никогда больше боли?
Но ты помнишь, как пели гобои, ты помнишь сладость?
А удивление? Удивление морем, там в пещере горели
Свечи, города, свечи города, тихо, двери тихо, хлопать нельзя,