Через

Кивок назад без загадки,
С болью или сытостью;
Вопрос, остановившийся над
Пустотой течения выдоха. Бьется

Ручей времени – от бывшего,
Синеющего в прошлом лучом
Незнания, к воздуху, к морю.
Но что есть незнание, бахрома

Сна? Границы сна смотрят в зрачки,
Направлены взглядом, смотрят
Внимательно. Смотри же в сон
Прошлого. Его не нет. Он дышит.

* * *

Так они говорят в городе за стеной:
Поэзия есть искусство невозможного, искусство возможного,
Как политика, наверное. Добавить в скобках. Но в уродство
Политики смотрится возможное, чтобы узнать, как невозможное,

Чтобы себя узнать. Вызнать себя там, за морем. А в поэзии не
Так. А как? Как в поэзии? Как в зеркалах? В прозрачные зеркала
Смотрится поэзия, чтобы посмотреться, посмотреть себя,
Посмотреть на тебя, пока молчишь. В невозможное смотрится

Возможное, пока говоришь. Звенящая пустота разговора, мерцает,
Там ты мерцаешь, в пустоте, вызнавающей, мечтающей о себе
Как о возможном. Там за горячим морем, там за холодным морем, там
В пустоте вызревает возможное, несбывшееся, которого нет. Которого

Уже не будет. Нет, не будет не совсем, только уже. Горечь уже застывает
В мыслях, застывает на губах. Эхо падает на землю, стучится в душу
Плещется, режет. Голосов, которых не было. Ты должен обманывать себя
Так легче. Море горячится, вот они горячечные черные острова

По ту сторону моря. В их. В их черном базальте зеркалится
Возможное. Выпуклые холмы счастья, обрывистые холмы
Отчаяния. На острове здесь бьется начало поэзии из каменной
Черноты боли. Но лучше обманывай себя. Скажи себе: так (было) нужно.

Ты думаешь о том, кем ты мог быть по ту сторону моря?
Не думай о том, кем мы могли бы стать жить дышать по ту
Ту сторону черного базальтового моря, этого светлого моря счастья.
Это возможное. Его нет. Никогда не думай о нем.

* * *

Сегодня зацвел рощами расцвел миндаль, разве
Это день сегодня? В горах Галилеи, на горах зацвел,
Разве это день надежды, разве это день отчаяния?
День зацвел. Светлеющий. Светящийся. Светлеющийся. Галилеи,
О белый миндаль! Веришь ли ты надежду, о миндаль, и склоны
Полные цикламен, склоняющиеся, полнеющие, переполняющие —
ся. Цветет миндаль на границах слова, отступающих
Так, неожиданно, раскрываются границы дыхания, светлого,
И синева. В синеве полнота. В синеве пустота. Гранью
Шаг по грани, по скальному выступу, по рубцу боли, о синева
Шел. Над провалом боли, не слышать, как глубока пустота под
Пустотой души, над серым провалом утраты, над золотистым
Провалом и речка вьется бурлит водопадится из-под скал. Взгляд
Опускается ко дну души, где уже нет. Синевеет. Белых
Полнеющих светом миндальных рощ. Где же граница
Между глубиной радости и глубиной отчаяния? Дна нет.
Ты еще хочешь жить?

* * *

Посмотри в провал, загляни в глухо, загляни в темно
В боль. Она загляни заглянет в тебя. Ты прозрачна.
Не увернуться от взгляда провала. Смотрит.
Скалы загляни, слюды прожилки. Пусто там
В пещере скалы. Камень рваный, длинные серые
Стены колодца вниз. Стены падают. Вспомни не
Вспоминай. Горечь темноты на губах,
Горечь падения, острая горечь боли. Ты помнишь
Как падают сквозь туман, сквозь сумеречную
Корону незабвения, боли памяти, непамяти
Боли, невозможности бесчувствия. Помнишь
Как падают сквозь мысль тела, сквозь боль сладости
Тела, сквозь взгляд о теле, сквозь присутствие я, как
Падают вниз, как не падают вверх? Помнишь ли
Падение одиночества? Тело в кругу. Мы спим без сна,
Дремлем без сновидений, но не бодрствуем
Без души. Без душно. Душе душно. Падает
В пещеру считая, считалочкой, секунды
Падения, но из секунд считает она годы.
Здесь ли они острова океана, острова пены,
Острова свободы? Бьются волны, ракушки
На берегах островов, зеленочерных скал к воде,
Рифов, смертоносных. Мерцают они на дне
Провала, но падает падает к ним душа,
Считая секунды, считая горечь, считая
Считая предательства, паралич воли и пустую
Речь. Падением полна речь, полна обманом.
Очарование на дне исчезает, горечи
Очарование серится пустотой. Там на дне
Слепящей забытой голубизной неба позади