Мертвая топь

Через лазейку выскочила рыжая лиса, крепко держа в клыках задавленного куренка. Испуганно пробуксовывая лапами, стрелой бросилась в лес. Вслед за ней из курятника выскочила девушка, растянула лук, прицелилась и задержала дыхание.

Рогдар перехватил ее, пальцы соскользнули с тетивы, стрела сорвалась и гудящей осой улетела в хвойник. Малка метнулась в сторону, оступилась и рухнула наземь, стала быстро отползать, уставившись на Рогдара распахнутыми глазами. В них светился дикий страх. Кожа отливала бледнотой.

– Тише, ты чего?

– Зараза… – прыснула она, озлобленно поджав губы. – Чуть не сдохла со страху…

Взглянула вслед умыкнувшей лисе.

– Вот зараза! – Стукнула кулаком в землю. – Ушла, сучка!

И уткнула в Рогдара пылающий злобой взгляд.

– Хрена ты мне помешал? Я бы ее грохнула, и…

– Потому и помешал.

– Вот и на кой ляд?

– Животное не виновато, что хочет есть.

– А я, значит, виновата, что эта сучка давит моих кур?

– Я этого не говорил.

– Нет, именно это ты и сказал.

– Зверя ведет голод, а не разум. Не губи напрасно.

– Да они же задолбали меня – сил никаких нет! – Она поднялась на ноги. – Зараза! Это уже третья курица за неделю! Не виновата, видите ли, рыжая сучка, что жрать хочет! А я виновата, что тоже жрать хочу?

Она отчаянно топнула ногой и швырнула лук на землю. Бурча себе под нос, смахнула с подпоясанной плотной рубахи пух, обтряхнула заправленные в онучи мужские штаны. Маленькая, худая и юркая, как мальчишка. За внешней угловатостью, враждебностью скрывалось что-то женственное. Ветер слегка растрепал ее короткие до линии ушей волосы. Это шло вразрез с принятым обычаем в общине. Но для нее это ничего не значило – просто было удобно.

Рогдар хмыкнул. Местные мужчины вряд ли могли оценить ее растрепанные волосы, неуклюже стриженные ножом. Она не знала, что такое нравиться мужчине.

– Вот же говно! – всплеснула руками. – Сдохни где-нибудь в кустах, рыжая тварь! Зараза, куренка жалко… Хороший такой был, куренок-то.

– Легче?

– Чего? Да хрен там! Мне что теперь прикажешь жрать? Ботвой давиться? Шишки еловые грызть? – В ее голосе мелькнули плаксивые нотки, которые она с усилием подавила.

– Угомонись.

– Угомонюсь я, когда сдеру с этой рыжей морды шкуру. Понял?

– Убьешь ее – придет другая. И дальше что?

– Значит, и она пойдет на шкуру.

– Всех не перебьешь. Вместо этого лучше приведи курятник в порядок. Будешь спать спокойно и сытно.

Прищурилась, метнула на него острый, обозленный взгляд серо-зеленых глаз.

– Слушай: а ты откуда такой умный вылез? Чего приперся? Упердывай давай отсюда пока в расход не пустила.

Рогдар вновь усмехнулся. Она угрожала наигранно, неумело.

– Полегче. Я на охоту иду. Пойдешь?

– Чего-о? С тобой что ли? Да вали ты к лешему, вояка недоделанный!

– Я похож на вояку?

– Я прекрасно знаю, кто ты и кому служишь. Иди отсюда.

– Почему ты злишься?

– Почему? Он еще и спрашивает… Зараза, да я сейчас объясню тебе, чего я злюсь! Мне, значит, жрать нечего, и тут припирается княжеский душегуб и говорит, мол, лису голод гонит, а не разум. Разум! Подумать только. Это палач мне про разум будет еще говорить! Знаешь – что? Меня воротит от всех вас. Сначала губите, а потом рассуждаете.

– Это кого мы губим?

– До кого руки ваши гнилые дотягиваются.

– Тебя обидел кто?

– Да пошел ты! И все вы!

Резко повернувшись, убежала в землянку, грохнув за собой дверью.

Старая тропа терялась в глубине леса. Удаляясь в лесную пучину, где дремучие чащи забылись непробудным сном, Рогдар вдруг остановился, задумчиво постоял и сел под дерево, прижался щекой к махровой шубе мха, покрывающей грубую кору. Редкие золотистые лучи проскальзывали сквозь пушистую хвою тонкими нитями. На ветвях хрустальной рябью мерцали капли дождя, и от напитанной влагой земли поднимался смолистый дух. Неподалеку сонно бродили кучерявые шапки сизого тумана.

Он закрыл глаза. Растворился в облекающем лоне спокойствия, вслушиваясь в мирный шелест хвойных иголок, нависших над ним изумрудной зеленью. Они навевали теплую дремоту.

Тихий хруст оборвал спокойствие. Открыл глаза и не шелохнулся, не дрогнул, не изменился в лице. Она подняла лук, натянула тетиву и направила наконечник стрелы ему в грудь. Молча смотрел на нее исподлобья.

– Ставай, – велела она.

Медленно встал и приподнял руки.

– Давай, – спокойно произнес он.

Стрела пробьет его прежде, чем он успеет сдвинуться с места.

Малка напряженно молчала. Он всмотрелся в ее глаза и криво ухмыльнулся. Он не раз встречал лик собственной смерти в отражении вражеских глаз и мог отличить блеф от намерения.

– Стреляй, – повторил он.

Малка вдруг нахмурилась: вопреки ожиданиям не увидела в нем даже толики страха. Он лишь спокойно смотрел на нее уставшими глазами.