– Что там с Мишкой?
Леха глубоко затянулся, глядя в огонь, потом поднял на меня злые глаза:
– Не знаю. Никто не знает. Но он далеко не первый.
– О как – я ошарашено уставился на брата.
Тот отпил чаю, затянулся в очередной раз и заговорил:
– От так, брат. Эта ерунда началась месяца полтора как. У нас здесь. И нигде больше. Что показательно, только дети. Все примерно одного возраста – от пяти до девяти лет. Уже почти сотня случаев. Симптомы у всех одинаковые: ребенок смотрит в одну точку и воет, температура тела повышена. Все. Никаких больше изменений. Все анализы в норме, все реакции… почти… тоже. Просто ребенок вдруг выключается и становится вот таким.
– Сотня?! – я не верил ушам. – А как об этом еще не знает никто? Ведь это не скроешь. Ребятня ведь гуляет. Играет, в садики и школы ходит. Как их пропажу объяснили?
– Объясняли мы, так что вопросов не возникло.
Ну да, ну да… К этому ведомству с вопросами подходить шибко боязно.
– И чего эти дети? Просто вот так сидят целыми днями и воют? И все?
– И все. Ничего больше.
– А едят как? Пьют? Прочие надобности как?
– Никак, брат. Не едят и не пьют. Вообще. Чего только не пробовали, даже силком кормить и через капельницу. Зафиксировали и глюкозу капать начали – сахар резко в гору пошел, еле откачали. Но они как будто и не нуждаются в еде, понимаешь? Не спят, не пьют, не едят – воют и все.
– А что это вообще? Психика?
– Да откуда мне знать? Спецов нагнали со всей страны, но толку пока немного. Наблюдают лобастые, умы свои морщат.
– Но хоть что-то узнали? – рассказанное братом никак не хотело укладываться у меня в голове. Что это? Вирус? Какое-то оружие на нас испытали? Излучения какие-то? Что? И как с этим бороться?
– Ничего я не знаю, брат. Только в пределах инструкций и слухов.
– И куда ты Мишку увез?
– Нашим отдал, а они его дальше сами куда-то. Не знаю куда. Но где-то всех этих детишек держат, изучают, наблюдают. Рядом где-то.
– А Танюха?
– Ее они с собой забрали. Позвали, она согласилась.
– Даааа….ну ладно, подумать об этом всем еще успеем. А вот снарядиться можем и не успеть – я многозначительно глянул на часы.
Леха щелчком отправил окурок в камин, брякнул кружку на стол и отправился в комнату – надо стаскать весь хабар в убежище…
Провозились до поздней ночи. Докупали разный припас, Леха у МЧС-ников разжился парой десятков зимних и летних комплектов, обувкой специальной, парой комплектов химической, бактериологической и радиационной защиты. В ее эффективность я не то чтобы верил, но точно лучше, чем ничего. С ведомственного склада своей конторы Леха приволок гору военной справы: броники, комплекты защиты, берцы, комки, рюкзаки, целый ворох бухт особо прочного нейлонового шнура, сухое горючее и еще целую тьму всякого.
Но самым козырным нашим приобретением стали два диких квадроцикла. 1600 кубиков, 2 места, грузоподъемность 400, масса рундуков. Могучие зубастые колеса, две лебедки. Мечта мародера, как охарактеризовал их брат. Самым главным их преимуществом было то, что они были мультитопливными. Хоть скипидар лей, поедет. Лучше, конечно, соляру, но тут уж по возможности. Соляра у нас была. Мало, как сказал брат. Чуть больше полуторра тонн, чего должно хватить только на первое время. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.
Уже перед сном, докуривая которую по счету сигарету, Леха сказал хрипло:
– Завтра поедем на Завод, с вояками говорить.
– О чем с ними-то говорить?
Брат посмотрел на меня изучающе:
– Не догоняешь?
– Неа. Кто нас пустит, там же секретка? Хотя с твоими корками… Ну ладно, пустили нас до какого-нибудь старшего, и что? Что нам от них надо и чего мы им можем предложить?
– А нам не надо от них ничего. Ну разве что стволами разжиться, но это не главное. Главное – договориться о дружбе. Если все же шарахнет, то что начнется, как думаешь?
– Да понятно что. Мародерка и драка за ресурсы.
– Вооот. А вояки самые ресурсные. У них там взрывчатка и вагон оружия с боеприпасом. И шутить они не умеют. Вообще. Будут стрелять без раздумий, если кто полезет. А лезть придется, потому что с твоим карабином много не навоюешь.
Я вскинулся было протестующее, но брат поднял ладонь, давай знак помолчать:
– Не спорь. Он охотничий. Патрон в нем охотничий, механизм износостойкостью не отличается. Ресурс у него маленький, магазин на десять патронов всего. Пугать только. Реальное боестолкновение сразу все по местам расставит. Поэтому нам нужны серьезные стволы и патронов к ним чем больше тем лучше. Ну и кроме припасов желательно всякой мелочевки типа запасных магазинов, оптики, прикладов нормальных, ремней удобных и прочего разного. Часть мы, конечно, в моей конторе попробуем взять, но там мало и шансов что дадут мало. Поэтому надо искать варианты…
– И чего, вот так придем и скажем: «Дядьки, дайте-ка нам стволов и припасу к ним, да побольше»? Как думаешь, нас сразу пошлют или все же выслушают? Тут и корки твои не помогут.
Леха сморщился досадливо, кивнул согласно:
– Твоя правда, брат. Пошлют сразу. Но мы не просто так пойдем. Меня к ним отправляют, смекаешь?
– То есть какая-то бумажка у нас есть? И чего в ней? Ждем всемирный амбец, помогайте чем можете? Настоящим письмом прошу выдать бойцам стволов поболее? Или чего?
– Ты не ерничай, брат. Текст там серьезный вполне, да еще и оттуда – он ткнул пальцем в потолок – звоночек прозвонит завтра. С просьбой выслушать внимательно и отзывчивость проявить. Да и не забывай, Завод тоже по нашему ведомству проходит. Другое дело, что охраняют его боевые подразделения. Короче, договариваться надо.
Я с сомнением пожал плечами и отправился спать. Чего спорить? Завтрашний день все покажет. Завалился в кровать, нашел запылившийся уже пульт от телевизора, тиснул кнопку. Тревожно мне от всего этого, может хоть там что скажут? В новостях может проскользнет чего…
Мне брат сто раз говорил, что я наивный деревенский мальчуган. В телевизоре бойко раздавали новости о величии родной страны и происках враждебного Запада, какое-то шоу с орущими друг на друга людьми в дорогих костюмах. Я хотел пролистать канал дальше, как вдруг услышал «ядерная война». Я бы переключил все же, если бы не тон, каким она была произнесена – насквозь деловой и спокойный, что на фоне всеобщей истерики в студии бросалось в глаза. Фразу эту произнес сухопарый мужик с лицом убийцы, точно вояка. Грубое, будто высеченное топором из камня лицо с резкими чертами и тяжелым подбородком, колючие глаза и кривая усмешка.
– Ядерная война? Вы шутите или абсолютно не понимаете того, о чем говорите. Ядерная война – это скоротечный обмен ядерными ударами, займет это все не больше часа. И мир перестанет быть, вы это понимаете? – говорил он спокойно, веско, будто ронял булыжники в воду.
– Понимаю! Прекрасно понимаю! – взвился стоящий напротив него невысокий толстячок с галстуком, лежащим на его объемистом животе почти параллельно земле. Щеки его тряслись, очки в тонкой золотой оправе гневно сверкали, пухлый кулачок стучал по стойке. Где-то я его видел. – Я лучше вас это понимаю! Но другого выхода нет! Они там совсем уже обнаглели! Они запрещают нам выезжать за рубеж! Нам! Да кто они такие?!
Мужик нехорошо усмехнулся, слушая вопли толстяка:
– Переживете без прогулок по Монмартру, я полагаю. Вам и здесь есть чем заняться. Прогуляйтесь по Воронежу, например. Или в Кемерово слетайте.
Толстяк задохнулся от возмущения, и в разговор включилась стоящая рядом с ним дородная женщина, дорого и даже изысканно одетая:
– Да ведь дело не в выездах за границу, дело в принципе!
– И из-за невнятного принципа вы готовы пустить весь мир под откос? Да вы жизнь-то видели вообще? – не выдержал стоящий рядом с воякой дядька лет шестидесяти, по виду профессор.