Откупоривая тайну. Приключения со смыслом

Размещение на подворье походило на жестокую шутку Сергия. Конечно, в посёлке отсутствовал отель, а попытки найти жильё через ведьмину внучку привлекли бы ненужное внимание. Но тем не менее подыскать что-то другое через того же настоятеля не представляло большой сложности.

Жилая часть подворья воплощалась в двухэтажном бараке, некрашеные деревянные стены фасада которого почернели от плесени. Загаженный туалет находился на заднем дворе, а умывальник почему-то с другой, «парадной» стороны барака. В самом бараке было холодно и, главное, сыро. Подгнившие половицы скрипели, повсюду стоял затхлый запах, как в брошенных домах, в углах под потолком в узорчатой паутине ожидали свою добычу изрядные пауки, старые обои на стенах местами прорвались, и через дырки крошилась какая-то труха.

Несмотря на большое количество свободных комнат в бараке, Яна, Сашу, Ящура и диакона поселили всех вместе – в маленькой комнате на первом этаже. Там едва помещались четыре ржавые железные кровати с плохо натянутыми сетками и качающимся скрипящим каркасом.

Недовольно ворчащая бабка выдала им постельное бельё и показала, где взять матрасы, оказавшиеся настолько грязными, что прикосновение к ним вызывало брезгливое отвращение. При этом Сергию настоятель выделил комнату в своём большом доме, и он не участвовал в описанном безобразии.

Несмотря на условия, требовавшие отключения рефлексов цивилизованного человека, и полупустое состояние, барак являлся вполне обитаемым. В нём периодически останавливались паломники, монахи и другие товарищи по профилю заведения, а также на сезонной основе жили рабочие из Средней Азии. К моменту приезда экспедиции на древней, заляпанной всем, чем можно, электроплитке они готовили свою жратву, и по коридору распространялся непривычный и тошнотворный запах. Но что хуже всего, в обязательном порядке требовалось ходить на утреннюю службу, а кроме этого, на территории подворья запрещалось курить и употреблять спиртное. И если два последних запрета преодолевались – у гастарбайтеров имелось место для курения, а пить можно, закрывшись в «номере», то от посещения служб отмазаться никак не удавалось, а они, к сожалению, ввиду наличия достаточного количества священников, проводились каждый день.

Сергий тоже отнесся к идее служб без энтузиазма, но в пользу них работали два сильных аргумента. Во-первых, если они живут на церковной территории, то нужно вести себя подобающим образом – хотя бы из уважения к принимающей стороне. Во-вторых, по легенде, их поездка в своём роде паломническая – они посещают различные русские православные святыни, а при таком раскладе странно отказываться от богослужений. С этими доводами пришлось согласиться даже католику Яну, к православию относившемуся скептически. К тому же легенда начала работать: после происшествия у платформы по посёлку пошёл слух, что приехали какие-то паломники из Москвы поклониться местным святым мощам, и первое же, что они сделали, – это сурово отмуdохали хача, буквально только сойдя с электрички. В народе новость получила одобрение – «Возрождается, видать, Россия, не всё же русским терпеть!».

Так что пришлось всем «паломникам» в семь утра переться на службу. Вопреки ожиданиям, народу не было почти никого, разве пара бабок да пара заезжих монахов. Узбекские рабочие от посещения служб освобождались как мусульмане. Впрочем, Ян, а глядя на него, и Саша легко настроились на нужную волну. Единственное – Ян напрягался при осенении себя крестным знамением, ведь католики крестятся наоборот: там, где у православных идёт движение направо, у католиков – налево, на сердце. Как шутили программисты, опять «кодировка не совпадает». Ошибаться не следовало – всякий раз, когда Ян ошибался в православном храме, его грубо облаивали. Тем не менее, памятуя о том, что «Бог один, только провайдеры разные», он вполне сумел «с сокрушённым сердцем» покаяться в прегрешениях и испросить у Господа сил, чтобы стать совершеннее и идти к Нему своей дорогой. Так что служба в целом удалась.

Тем временем слух о паломниках сработал и в минус для экспедиторов. Во время завтрака, куда их любезно пригласил настоятель, начали выясняться безрадостные подробности. Хозяин джипа, который теперь с сокрушённым рылом лежал в районной больнице и, в отличие от Яна, пути к Господу не искал, был бандитом – представителем местной организованной преступной группы, имевшей очень сильные позиции. Сила позиций обеспечивалась за счёт крепких коррупционных связей с местными властями – как с мэром города, так и с оборотнями в погонах из ОВД. В результате бандиты были уверены в своей безнаказанности, а коренное население чувствовало себя неуютно. Например, бандиты изнасиловали молодую девушку, в милиции брать от неё заявление отказались, через некоторое время девушку и вовсе зарезали – видимо, в наказание за попытку заявление подать. Но виновных так и не нашли. И таких случаев – полно. Обо всём этом настоятель подробно рассказал «паломникам». Он не любил кавказских бандитов. В отличие от русской братвы, жертвовавшей церкви определённую сумму после каждого удачного «дела», эти ничего не давали, а однажды даже проломили голову отцу Николаю – просто так, без особой причины. Он проходил мимо летнего бара, где они бухали, и, с их точки зрения, неправильно на них посмотрел. Милиция и в этом случае ничем не помогла.

Привыкшие чувствовать себя хозяевами посёлка, бандиты крайне возмутились тем, что им дали отпор, и теперь охотились за Ящуром. Впрочем, за безопасность остальных «паломников» поручиться тоже никто не взялся бы. Настоятель оценивал ситуацию как весьма серьёзную. К его чести, он не стал выгонять гостей с подворья, но рекомендовал им серьёзно задуматься о своей безопасности и, по крайней мере, не оставаться подолгу на одном месте, а лучше всего – запутать след, отъехав в леса.

Отъезд в леса и так входил в планы экспедиторов, ведь они собирались искать обломки метеорита, и лучше – без лишних расспросов. Ведьмина внучка, конечно, рассказала, где его найти, но сориентироваться в незнакомой местности по устному рассказу – задача не из лёгких.

Отвезти их вызывался найденный настоятелем Олег Гребцов – субтильного сложения парень лет тридцати пяти, с рыжеватыми волосами, подстриженными почти под горшок, и серыми осмысленными глазами. Олег работал водителем машины медицинской службы и в основном развозил по деревням и посёлкам медикаменты и другие принадлежности для местных медпунктов. Он имел возможность достаточно свободно распоряжаться служебным уазиком и потому с удовольствием откликнулся на предложение батюшки немного подкалымить.

Если не принимать в расчёт местных представителей вертикали власти, Олег был одним из немногих жителей района, побывавших за границей. Более того, в отличие от остальных, которые ездили исключительно в Египет, ну максимум – в Турцию, он побывал в Греции. В Греции ему понравилось, там он увидел много интересного, но наибольшее впечатление на него произвели оливковые деревья. По возвращении домой он много рассказывал про эту страну, но, с чего бы ни начинались его рассказы, в конечном итоге он всегда соскальзывал на оливковую тему – как растут оливы, когда созревают и как из них готовят масло. Тем самым скоро он заработал кличку Олива. При этом, с подачи некоторых завистливых слушателей, к этой кличке приклеилась созвучная переделка его фамилии, и его стали звать Олива Туйцов. Самого Олега такая кличка немного смущала, однако по своему природному добродушию он не слишком обижался на товарищей.

Отвезти группу паломников к первой точке их экспедиции Олива согласился не только потому, что скромная по московским меркам оплата являлась весьма щедрой по меркам карельским. Это был хороший повод не ходить на день рождения его старшей сестры, который, по совпадению, отмечался как раз в тот день.

Сестру Олива любил, но его доставал её муж – Иван Петрович Сидоров, учитель химии одной из гимназий. Впрочем, будучи мизантропом, он доставал не только его, но и жену, да и вообще всех, с кем общался. Особенно он ненавидел детей, и дети в гимназии отвечали ему взаимностью. Сестра Оливы с радостью разошлась бы с ним, но вариантов найти другого мужика у неё было не густо, а остаться одна боялась, поэтому приходилось терпеть мужа с таким въедливым, вредным и стервозным характером. Оливу же он и вовсе выбрал как объект для издевательств, чувствуя его беззащитность. При каждой их встрече толстый Иван Петрович, чем-то похожий на Троекурова из пушкинского «Дубровского», разваливался в кресле, закуривал и, поглаживая свободной рукой начинавшую седеть бакенбардину, принимался критиковать Оливу. Вначале он критиковал его за необразованность, но Олива стал читать книжки, спрашивать у Ивана Петровича совета и обсуждать прочитанное. Тогда Иван Петрович принялся критиковать его внешний вид – дескать, начитанный человек, а одеваешься как чмо. Оливе пришлось обновить свой гардероб. Потом настал черёд критики за безбожие – Иван Петрович не обнаружил Оливу на праздничной всенощной службе и тут уж вовсе взбесился. В чём только он Оливу не обвинял – кричал, что неправославный человек не может быть русским, что, отвергая церковь, он отвергает русскую духовность, а значит – и родину, что скрупулёзное соблюдение всех обрядов есть первейшая обязанность христианина и т. п. Олива пытался оправдываться – ведь церковь он не отвергал, он просто на службу не пришёл, но куда ему было против рассвирепевшего учителя.

Надо сказать, в плане воцерковлённости Иван Петрович показывал достойный пример: он ходил в церковь каждое воскресенье, не говоря уже о праздниках, всегда читал молитву на ночь и крестился перед едой, испрашивая божьего благословения. А уж когда происходило что-то непристойное, ярость его не имела границ. Как-то по телевизору показали неких молодых грешниц, устроивших в храме богохульное действо, и Иван Петрович буквально вынес мозг всем домашним, крича о том, как глубоко оскорбили его любимого Господа, какое тяжкое преступление совершено и как сурово надо за него наказать. Тюремного срока ему казалось мало, и он предлагал отрезать грешницам груди, после чего по очереди посадить на кол. Услышав же, что видные деятели культуры заступились за девушек, он не поленился написать гневное письмо на телевидение с требованием осудить и выслать из страны продажных прозападных гадин – подписантов.

В общем, нелегко было с Иваном Петровичем. Однако Олива снова исправился – стал посещать все праздничные службы, всякий раз специально подходя к Ивану Петровичу и радостно здороваясь с ним. Не имея повода, тот на какое-то время прекратил критику. Тем не менее, когда во время прошлого семейного застолья Олива оказался со своим оппонентом на террасе сестринского дома, куда они вышли покурить, он чувствовал себя неуютно.

Откинувшись на спинку стула, Иван Петрович молча курил и смотрел на Оливу. Впрочем, в его взгляде не было привычной подозрительности и злобности. Скорее он рассматривал лицо Оливы с интересом. Олива боялся прервать затянувшуюся паузу, в душе его появилась надежда, что наконец-то ему удалось задобрить «колючего» родственника и тот вот-вот скажет что-нибудь хорошее. Однако Иван Петрович курил молча и, лишь сделав последнюю, самую сильную затяжку и выпустив облако густого дыма, громко сказал презрительным тоном: «Ослиное хлебало!», после чего молча встал из-за стола и пошёл в комнату. Олива сначала растерялся, потом разозлился, ему захотелось съездить по бакенбардистой харе учителя химии, но, понимая, что силы не равны, делать этого он не стал. Позже, вечером, тайком от жены он тщательно рассматривал своё лицо в зеркале и, словно утешая себя, с удивлением повторял: «И никакое оно не ослиное!» После этого случая он не слишком хотел видеть Ивана Петровича.

Куда интереснее пообщаться с приезжими из Москвы, расспросить их о том о сём. В Москве Олива бывал только в детстве, да ещё по пути в Грецию – проездом с поезда в аэропорт. Знакомых или родственников, чтобы остановиться на несколько дней, у него не было, а гостиницу он позволить себе не мог. Поэтому за два часа пути в трясучем уазике с позвякивающими склянками медикаментов он многое успел у гостей выспросить. Дальше «паломники» пошли пешком, а он, условившись, откуда и во сколько их забирать, отправился по своим делам.

Полдня плутания по пересечённой местности успеха экспедиторам не принесли. Камней вокруг валялась куча, но, судя по всему, эти камни остались ещё от ледникового периода. Правда, удалось согласовать схему дальнейших действий. Сергий по телефону попросил срочной помощи у неких своих людей в Москве, сказав, что важнейшая экспедиция оказалась под угрозой из-за наезда местных бандитов, и люди эти обещали помочь. Со своей стороны, Ян обещал вечером пустить в ход магию, чтобы разрулить ситуацию. Кроме этого, поняв, что своими силами искать камень они будут долго, всё же решили спросить о нём Оливу – казалось, ему можно доверять.

Когда Олива вёз экспедиторов обратно в подворье, его сестра-именинница жаловалась, накрывая на стол:

– Жалко, Олежки не будет! Работа у него срочная сегодня возникла!

– А к чему он тут нужен? – возражал её муж. – Будет своим хлебачом ослиным отсвечивать!

– Почему ослиным? Тогда, получается, и у меня рожа ослиная? Я ведь его сестра!

Иван Петрович крепко задумался. Некоторое время он внимательно и с подозрением смотрел на жену, после чего изрёк:

– Нет, у тебя ещё более или менее, не беспокойся.

Зато Олива весьма пригодился участникам экспедиции. Когда Сергий аккуратно спросил его про «волшебный» камень, выяснилось, что выросший в этих местах Олива отлично знал про упавший метеорит. Однако добраться к камню оказалось непросто – на машине к нему не подъехать. Когда дорога заканчивалась, требовалось пробираться пешком больше десятка километров, а затем ещё, одолжив лодку, форсировать небольшую речку. Так что он посоветовал закладываться на двухдневный поход. «В нынешней ситуации это даже к лучшему!» – подумал Сергий.

– О! Да тут у вас что-то происходит! – сказал Олива, паркуясь возле барака.

У Сергия внутри немного похолодело, когда он увидел белую с красной полосой карету скорой помощи, под всполохи синих мигалок отъезжающую с подворья, и ментов, усаживавшихся в бело-синие «жигули». Очень не хотелось бы, чтобы бандиты, охотясь за ними, грохнули кого-то из церковных. Ещё больше не хотелось огласки реальной истории – ведь фактически Ящур позволил себя спровоцировать потому, что был нетрезв, а нетрезв он был с попустительства Сергия.

Сергий хотел помчаться бегом, чтобы скорее выяснить, в чём дело, но, только он ступил на землю, путь ему преградили два человека в штатском.

– Отец Сергий, если я не ошибаюсь? – сухо, но с некоторой ехидцей спросил один из них.

– Т-так точно!

– Ну вот и хорошо! Меня с товарищем – он показал на второго в штатском – прислали вам в помощь. Был звонок из Москвы. Мы в курсе ваших проблем. Не беспокойтесь, меры уже принимаются. А пока мы будем вас сопровождать. Настоятель нас уже заселил в барак, завтра прибудут ещё двое.

Сергий облегчённо вздохнул. Это прибыла поддержка, обещанная ему спецслужбами.

– А что же здесь такое случилось? Я уж испугался, увидев на подворье скорую, милицию!

– Да ничего страшного! – успокоил его собеседник. – Это гастарбайтеры подрались на лопатах, одному череп раскроили!

– Ну он живой хоть?

– Да живой, что с ним, с собакой, сделается! Но кровищей полдвора залил, cукa!

Поблагодарив прибывших товарищей, Сергий вместе с другими экспедиторами пошёл к бараку.

– Ты вот что, – обратился он к Яну, – ты тут магию свою обещал подключить – так давай, подключай, мои ресурсы, видишь, уже работают!

– Да не вопрос! – откликнулся Ян. – Но нам бы местечко получше найти – уж больно сырой и вонючий этот барак! Может, мы в твою комнату в настоятельском доме пройдём?

– Ты что! В доме настоятеля колдовство учинять! Ни в коем случае! Эдак, не дай бог, попалимся, потом не отмажешься! Впрочем… Впрочем, я подумаю.

Чародейство под куполом

К моменту, когда Ян, Саша, Ящур и диакон уже готовились к ужину, в их комнате появился радостный Сергий.

– Ребята! Отменяй пока ужин! Я тут вот о чём договорился! Сейчас мы пойдём и уберём немного часовенку – ту, новую, что справа от старой церкви. Затем там помолимся, свечи поставим, и ты – он показал пальцем на Яна – проведёшь свой магический ритуал! Как вам идейка?

– Знатная идея! – поддержал его Ян, приветствовавший проведение ритуала в духовных местах, так как в этом случае сила магии увеличивалась.

– Да полы мыть неохота! – отозвался диакон. – Почитай, весь день по лесу прошатались, устали уже!

– Хули там мыть! – возразил Сергий. – Часовенка-то маленькая! Да и полы там чистые! Как большой храм закроется, пойдём туда! Вы только бухло запакуйте в пакеты, чтобы не светить, как потащим! И с закусью надо аккуратней, не мусорить!

В общем, накатив по стопарю, пришлось идти убираться в часовне. Сделать это оказалось действительно несложно, поскольку там и так было чисто. По завершении уборки Сергий вместе с диаконом расставили заранее припасённые свечи и зажгли их, а электрический свет выключили.

Часовня тут же преобразилась. В интерьере появилось нечто завораживающее. Золотистый свет свечей, мягкое потрескивание, тёмные лики святых, взирающих на происходящее будто живыми глазами… В таких условиях несложно настроиться на вдохновенную волну. Даже Ящур, разливая очередную порцию портвейна в стаканы, старался не звенеть и не булькать, соблюдая благоговейную тишину. Саша с Яном, в свою очередь, пытались открывать пивные бутылки, избегая шипения, что, впрочем, у них не особо получалось. Скоро к визуальному образу добавился аромат благовоний – диакон раскочегарил кадило.

Ян начал приготовления к своему ритуалу, но Сергий остановил его, сказав: