Я рассмеялась квакерской шутке, а Огги выпустил кончик маминой косы – почти целиком – и сунул в рот свой кулачок, внимательно меня разглядывая.
– Иди ко мне, – протянула я руки. – Познакомлю тебя с родней, малыш Оглторп.
* * *
Нога была сплошь покрыта синяками и царапинами, однако болела не сильно; Джейми восседал на большом пне неподалеку от «хирургической» и с удовольствием наблюдал за семейством, занятым приготовлением ужина.
Брианна, так и не снявшая охотничье облачение, занималась полуобглоданным оленем. Джейми с гордостью отметил, как уверенно ее сильные руки обращаются с ножом. Интересно, у кого из родителей она научилась этому мастерству? Дело не только в силе мышц или в умелых движениях, но и… в решимости, одобрительно подумал он. Когда четко знаешь, что нужно делать, и не задаешь вопросов.
Джейми перевел взгляд на Роджера, который колол дрова, раздевшись до пояса и обливаясь потом. Парень всегда задавал вопросы и вряд ли когда-либо перестанет. Хотя Джейми показалось, что уверенности у зятя прибавилось; что ж, она ему понадобится.
Клэр сказала, Роджер хочет быть священником. Это хорошо; людям нужен духовный наставник. Ну а Роджеру – достойное занятие. По словам Клэр, тот уже окончательно все обдумал.
Но вот Брианна… какой теперь будет ее жизнь? Когда они в прошлый раз поселились в Ридже, дочка учительствовала в школе. Хотя не похоже, чтобы обучение было ей по душе; вряд ли она захочет к нему вернуться. В этот момент Бри поднялась на ноги и потянулась, направив руки к небу. Господи, какая же красивая у меня девочка…
Может, у нее появятся еще дети. Эта мысль почему-то немного пугала. Не хотелось бы подвергать жизнь Брианны опасности. К тому же она нужна Джему и Мэнди. Однако… В душе зажглась искорка надежды, и Джейми улыбнулся, наблюдая за группкой детей, которые принесли дрова и, свалив их на землю, убежали играть в свои ребячьи игры. Наверное, в прятки.
А вот и малышка Фрэнсис – с пучком веток и букетиком цветов в руках. Зачесанные на одну сторону темные кудри спускаются по плечу: должно быть, обронила где-то свой чепец. Личико раскраснелось от быстрой ходьбы, на губах играет улыбка. Джейми порадовался, увидев ее такой.
Что-то пощекотало ногу, прервав его размышления. На колене сидела зеленая букашка, похожая на крошечную лопату.
Джейми осторожно протянул к ней руку, однако насекомое не улетело и не стало заползать ему в ухо или в нос по примеру мстительных мух. Даже позволило дотронуться – лишь раздраженно шевельнуло усиками. Но когда Джейми попытался погладить букашку по спинке, она неожиданно отпрыгнула, словно кузнечик, и приземлилась на ящике с медицинскими инструментами Клэр. А затем замерла, изучая обстановку.
– Лучше улетай, – посоветовал он ей на гэльском. – Иначе тебя сотрут в порошок и используют в качестве тонизирующего.
Непонятно, смотрела ли букашка на Джейми, но, похоже, задумалась над его словами. Потом неожиданно подпрыгнула и исчезла в траве.
Фанни принесла какое-то растение: Клэр с неподдельным любопытством переворачивала листочки, объясняя девочке целебные свойства. Фанни сияла довольной улыбкой: ей было приятно оказаться полезной.
Джейми радовался за сиротку. Она выглядела такой испуганной, когда Уилли ее привез. Неудивительно – после всего, что бедняжка пережила. При мысли о ее сестре Джейн у него захолонуло сердце.
Он мысленно помолился за упокой души Джейн, а затем – после секундного колебания – за Уилли. Образ несчастной девушки вновь возник перед глазами. Одинокая, всеми покинутая… Лишь слабый огонек свечи освещает мертвое лицо в непроглядной ночной тьме. По мнению церкви, самоубийцы попадают в ад, – но Джейми упрямо продолжал за нее молиться. Никто не мог ему этого запретить.
Не волнуйся, a leannan, – подумал он с нежностью. – Я пригляжу за Фрэнсис вместо тебя. И может, мы еще встретимся на небесах. Тебе не о чем беспокоиться.
Джейми надеялся, что кто-то сможет приглядеть за Уилли вместо него. Воспоминания о той ночи больно ранили душу, однако он намеренно вызывал их в памяти, чтобы сохранить каждую деталь. Уильям пришел к нему за помощью, и это бесценно. Стоя плечом к плечу при свете свечи, оба осознавали бессмысленность усилий. Вместе они преодолели опасности дождливой ночи, только все равно опоздали. Горестные воспоминания. Но Джейми хотел навсегда сберечь их в сердце.
Mammaidh[25 - Мамочка (гэльск.).], – подумал он вдруг о матери. – Присмотри за моим сыночком, хорошо?
7
Живой или мертвый
Уильям, девятый граф Элсмир, виконт Эшнесс, барон Дервент прислонился к дубу, оценивая свое имущество. В настоящий момент оно включало в себя недурного коня (как сообщил бывший владелец, симпатичного гнедого жеребца с белым носом звали Бартоломью), холщовый мешок с удручающе скудным запасом провизии и половиной бутылки старого пива, а также приличный нож и мушкет. Последним, на крайний случай, можно было проломить кому-нибудь голову, потому что при попытке выстрелить Уильям наверняка лишился бы руки, лица или того и другого.
Еще у него имелось три фунта, семь шиллингов, двухпенсовик да горсть мелких монет и металлических осколков – вероятно, в прошлом тоже монет. Деньгами Уильям разжился в придорожной таверне благодаря случайному знакомству с отрядом американских ополченцев. Те утверждали, что сражались при Монмуте на стороне Континентальных войск, а полгода назад стояли с генералом Вашингтоном в лагере Мидлбрук – по сведениям Уильяма, именно там его кузена Бенджамина в последний раз видели живым.
Жив ли Бенджамин по-прежнему, оставалось только гадать, и все же Уильям твердо решил исходить из этого предположения до тех пор, пока не найдет доказательств обратного.
Встреча с ополченцами из Нью-Джерси ничего не прояснила, зато нашлись желающие сыграть в карты, и по мере того, как таяли ночь и выпивка в бутылках, ставки игроков становились все более безудержными.
На выигранные деньги Уильям рассчитывал вечером найти еду и постель; однако сейчас куда вероятнее казалось, что из-за них его убьют. Он давно заметил: с рассветом нередко пробуждается и раскаяние. Похоже, сегодня американцы разделяли это мнение. Они проснулись с воинственным настроем и, позабыв о похмелье, тут же обвинили Уильяма в шулерстве за карточным столом, а посему он счел за лучшее поскорее улизнуть.
Теперь молодой человек осторожно выглянул сквозь поникшие ветви белого дуба. Дорога шла примерно в фарлонге[26 - 1 фарлонг равен 201 метру.] от его укрытия, и, хотя в настоящий момент она, слава богу, пустовала, отчетливые следы копыт в дорожной грязи указывали, что недавно здесь проехали всадники.
К счастью, Уильям услыхал их как раз вовремя, чтобы увести Барта с дороги и спрятать в зарослях молодняка. Затем он подкрался ближе и увидел нескольких вчерашних картежников. Они еще не совсем протрезвели и, судя по бессвязным выкрикам, были настроены вернуть проигранное.
Уильям взглянул наверх, туда, где среди зелени листвы мелькали проблески солнца. Утро в самом разгаре. Скверно. Он предпочел не возвращаться в таверну, где наверняка шныряли другие ополченцы, и теперь гадал, далеко ли до ближайшей деревушки. Переступив с ноги на ногу, Уильям вздохнул: ему не хотелось торчать под деревом, которое, как он вдруг осознал, размером и формой идеально подходило на роль виселицы. Похоже, придется ждать, пока шайка преследователей не устанет и не повернет обратно. Или пока не стемнеет – смотря что произойдет раньше.
Внезапно до него долетел стук копыт. Судя по звукам, группа меньше и движется без спешки. Он увидел троих всадников.
Cloaca obscaena[27 - Дерьмо поганое (лат.).]. Уильям не сказал этого вслух, но слова отчетливо прозвучали у него в голове. В одном из наездников он опознал джентльмена, у которого пару дней назад купил Барта; двое других были из ополченцев.
Тут он со всей ясностью припомнил, что на подкове с передней правой ноги Барта недостает большого треугольного куска.
Уильям не стал ждать, пока бывший владелец заметит след коня в дорожной грязи. Он обогнул дуб и торопливо полез сквозь кусты, не заботясь о шуме.
Барт, которого он оставил выискивать съестное, высоко поднял голову, с интересом навострив уши и раздувая ноздри.
– Нет! – в отчаянии прошептал Уильям. – Не…
Конь громко заржал.
Отвязав Барта, Уильям вскочил в седло, перебрал поводья в одну руку, а другой потянулся за мушкетом.
– Пошел! – закричал он и ловко пнул Барта. Они прорвались через заросли кустов и вылетели на дорогу, сопровождаемые дождем из листьев и земли.
Всадники застыли у обочины; один присел на корточки и разглядывал путаницу следов в грязи. Обернувшись, все трое уставились на Уильяма. Тот, размахивая мушкетом, выкрикнул что-то нечленораздельное, резко сдал влево и пустился назад в направлении таверны, низко припадая к лошадиной шее.
В спину ему летели проклятия, но преимущество было на его стороне. Шансы есть.
А что будет в случае успеха, сейчас не имело значения. Ничего другого все равно не оставалось. Уильям не горел желанием попасть в ловушку между двумя группами враждебно настроенных всадников.
И тут Барт споткнулся, поскользнулся в грязи и упал. Перелетев через голову коня, Уильям плашмя приземлился на спину; от удара у него перехватило дух, мушкет выбило из руки.
Его настигли прежде, чем он смог набрать воздуха в грудь. Голова шла кругом, мелькавшие вокруг фигуры расплывались перед глазами. Беглеца подняли двое, и он повис между ними, открывая и закрывая рот, как золотая рыбка; кровь гудела в ушах, его трясло от бессильной ярости и страха.
Они не тратили время на угрозы. Бывший владелец Барта ударил Уильяма кулаком в лицо, двое других бросили его обратно в грязь. Чьи-то руки обшарили карманы, выхватили из-за пояса нож. Он услышал, как поблизости, слегка переступая ногами, фыркнул Барт, когда один из мужчин потянул за седло.
– Эй, руки прочь! – крикнул хозяин Барта. – Это моя лошадь и мое седло, чтоб тебя!
– Нет, – возразил решительный голос. – Без нас ты бы не поймал гада! Седло мое.
– Брось, Лоуэлл! Пускай забирает свою лошадь, а деньги поделим.
Судя по звуку, третий человек стегнул Лоуэлла ремнем для пущей убедительности: раздался мясистый шлепок и возмущенный визг. Уильям наконец обрел способность дышать, и темный туман перед глазами рассеялся. С трудом втягивая воздух, он перевернулся и предпринял попытку встать на ноги.
Один из мужчин бросил на него взгляд, но, похоже, не увидел в нем угрозы. Пожалуй, он прав, – смутно подумал Уильям. Однако он не привык проигрывать в драке и даже мысли не допускал просто улизнуть, как побитая собака.