Скажи пчелам, что меня больше нет

По велению Пресвятой Богородицы
Вы не знаете отдыха; не ускользайте в лес,
И никогда не улетайте от меня.
Не покидайте меня.

Сидите, сидите смирно.

– Исполните волю Господню, – закончил он, открывая глаза. Затем покачал головой. – Несусветная глупость! Даже одну пчелу не заставишь сидеть на месте, а уж тысячу – и подавно. С какой стати они должны мириться с таким бесцеремонным обращением?

– А мне кажется, это должно сработать. Джейми часто привозил мед из Салема. Может, у них там немецкие пчелы. Вы знаете более… «вежливое» благословение?

Майерс поскреб в затылке и ощерился, обнажив на мгновение два неровных желтоватых клыка. Интересно, сможет ли он жевать мясо? Иначе придется пересмотреть меню ужина. Например, нарезать кубиками крольчатину и добавить в омлет вместе с измельченным луком.

– Пожалуй, большую часть вот этого: О, Господь, творец всего сущего, благослови это семя и сделай его плодотворным… Вроде именно так – плодотворным. …нам на пользу. Благодаря заступничеству… Дальше там перечисляются всякие святые, но, черт побери, я не помню никого, кроме Иоанна Крестителя. Хотя это ведь он был знатоком меда? А еще питался саранчой и разгуливал в медвежьей шкуре[54 - Согласно Библии, Иоанн Креститель «носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, а пищею его были акриды и дикий мед» (Матфей, 3:4).]. Ума не приложу, зачем было так делать в столь жарком месте, как Святая Земля, – я слышал, там настоящее пекло. Ну да ладно…

Он вновь прикрыл глаза и протянул руку к улью, окутанному живым облаком пчел.

– Благодаря заступничеству всех, кто желает за нас заступиться, да будут услышаны наши молитвы. Благослови и освяти этих пчел Твоею милостью, дабы они могли…

Вдруг Майерс открыл глаза и нахмурился.

– Дальше говорится: в изобилии приносить свои плоды, хотя любой дурак знает, что пчелы приносят мед, а не плоды. Но тем не менее… – Вновь смежив морщинистые веки, он закончил с последними лучами заходящего солнца: – …во имя красоты и великолепия Твоего святого храма и для блага смиренных рабов Твоих. Там было еще кое-что, – добавил Джон Куинси, опуская руку и поворачиваясь ко мне. – Но это самое основное. Вообще-то слова не так важны. Главное – почаще с ними разговаривать. Да вы и сами небось знаете.

– О чем именно? – настороженно спросила я, силясь вспомнить, вела ли когда-либо прежде беседы с обитателями ульев.

Возможно, вела, хотя и неосознанно. Как у большинства садоводов, у меня была привычка бормотать себе под нос: пропалывая грядки с овощами, я частенько проклинала жучков и кроликов или читала нотации растениям. Бог его знает, что я могла наговорить пчелам.

– Пчелы очень любят общение, – пояснил Майерс и ласково сдул одну из них с тыльной стороны ладони. – А еще они ужасно любопытные. Иначе не стали бы носиться туда-сюда, собирая вместе с пыльцой окрестные новости. Поэтому нужно рассказывать им обо всех событиях: когда приезжают гости, рождается ребенок, появляются новые жильцы или кто-то уходит. Или умирает. – Майерс смахнул пчелку с моего плеча. – Иначе пчелки страшно обидятся и весь рой вмиг улетит.

Я вдруг с улыбкой подумала, что Джон Куинси Майерс и сам похож на пчелу: тоже разгуливает повсюду и собирает новости. Интересно, обидится ли он, если узнает, что от него утаили какую-нибудь жирную сплетню? Хотя вряд ли кто станет так делать. У Майерса был настоящий дар вызывать людей на откровенность – к тому же он умел хранить секреты.

– Что ж… – В воздухе стоял влажный запах растений: солнце быстро клонилось к закату – последние лучи просачивались между кольями изгороди, яркими полосами расцвечивая шуршащие тени сада. – Надо бы поторопиться.

Примеры, которые привел Джон Куинси, не отличались единообразием: я была уверена, что смогу придумать собственное благословение. Наполнив водой четыре миски, мы поставили их под ножки табурета – чтобы муравьи, привлеченные запахом меда, не смогли забраться в улей. Несколько прожорливых насекомых уже карабкались наверх, и я смахнула их юбкой, впервые проявив заботу о новых пчелах.

Когда я выпрямилась, Джон Куинси улыбнулся и ободряюще кивнул. Я кивнула в ответ, осторожно протянула руку сквозь вуаль из пчел и дотронулась до гладких переплетенных прутьев соломенного улья. Возможно, это было лишь игрой воображения, но я вдруг ощутила под пальцами едва заметную вибрацию и низкий, уверенный гул.

– Господи! – начала я, пожалев, что не знаю имя святого покровителя пчел – наверняка такой существует. – Пожалуйста, сделай так, чтобы этим пчелам понравился новый дом. Помоги мне о них заботиться и защищать, пусть они всегда смогут найти цветы. И… покой в конце каждого дня. Аминь.

– Отлично сказано, миссис Фрэзер. – Голос Джона Куинси был низким и ласковым, как пчелиное жужжание.

Тщательно заперев калитку, мы вышли из сада и начали спускаться мимо отбрасывающего длинную тень дымохода вдоль восточной стены дома. На улице почти стемнело; когда мы появились на пороге кухни, огонь в очаге разгорелся ярче, осветив ожидавшую меня семью. Я дома.

– Кстати, о новостях, – бросила я Майерсу как бы невзначай. – Вы говорили, что принесли письма. Одно – для Джейми, а остальные?

– Ну, еще одно для мальчугана, – ответил он, ловко обходя яму, которую Джейми вырыл для новой уборной. – То есть для Жермена – сына мистера Фергуса Фрэзера. Другое – для некой Фрэнсис Покок. Есть у вас такая?

14

Mon cher petit ami[55 - Милый мой дружочек (фр.).]

Меня давно перестало изумлять количество еды, необходимое для того, чтобы одновременно накормить восьмерых. Однако видя, как в считаные минуты дымящиеся горы кроликов, индеек, форели, ветчины, бобов, суккоташа, лука, картофеля и кресс-салата исчезают в желудках двадцати четырех человек, я вновь ощутила беспокойство по поводу надвигающейся зимы.

Конечно, сейчас только лето и, если повезет, хорошая погода продержится до конца осени. Но это от силы три-четыре месяца. У нас почти не было домашнего скота, не считая лошадей, мула Кларенса и пары коз, дающих молоко и сыр.

Джейми и Бри половину своего времени пропадали на охоте, благодаря чему нам удалось сделать приличные запасы свиного мяса и оленины, которые пока хранились в коптильне. Однако этого явно недостаточно: даже если мы все займемся охотой, расстановкой силков и рыбной ловлей, нам все равно придется купить еще мяса (и сливочного масла!) до наступления холодов. И отправить кого-нибудь в Салем или Кросс-Крик за овсяной крупой (чем больше, тем лучше), рисом, фасолью, сушеной кукурузой, мукой, солью, сахаром. А я в это время буду как сумасшедшая сажать, собирать, выкапывать и отправлять на хранение в огромных количествах то, что защитит нас от цинги: репу, морковь и картофель – в погреб, вместе с чесноком; яблоки, лук, грибы и виноград – развесить сушиться; томаты – подвялить на солнце или залить растительным маслом, если их еще не сожрали проклятые гусеницы. О боже, нельзя упустить ни дня сезона подсолнухов! Мне нужны все семена до единого – в качестве источника белка и для изготовления масла. И не забыть про целебные травы…

Бри объявила, что ужин готов. Мой мысленный список дел остался незаконченным. Я плюхнулась за стол рядом с Джейми и только тогда ощутила голод, усталость и признательность за передышку и еду.

Хиггинсы пришли, чтобы послушать принесенные Джоном Куинси новости; Дженни, Йен, Рэйчел и малыш тоже к нам присоединились, так что все пространство кухни заполнилось людьми и разговорами. К счастью, в корзине Рэйчел оказалась щедрая добавка к общему столу, а Эми Хиггинс принесла хлеб и два огромных пирога с мясом диких индеек и голубей. Запах пищи разносился по всему дому и действовал как успокоительное. Вскоре разговоры смолкли: лишь иногда раздавались тихие просьбы передать кукурузный соус, или пирог, или рагу из кролика. Кухня творила свою ежедневную магию, даруя покой и насыщение.

По мере наполнения желудков снова потекла неспешная беседа. Наконец Джон Куинси с удовлетворенным сытым вздохом отодвинул пустую оловянную тарелку и благодушно оглядел собравшихся.

– Миссис Фрэзер, миссис Маккензи, миссис Мюррей, миссис Хиггинс… вы сегодня постарались на славу! В последний раз я так наедался в Рождество.

– Спасибо на добром слове, – ответила я за всех. – А я с самого Рождества не видела, чтобы кто-то ел с таким аппетитом.

За спиной послышалось сдавленное хихиканье, но я решила не обращать внимания.

– Пока в нашем доме есть хоть корка хлеба, мы всегда накормим тебя, приятель, – сказал Джейми. – И напоим! – прибавил он, доставая из-под скамьи полную бутылку чего-то явно алкогольного.

– Не откажусь, мистер Фрэзер. – Джон Куинси тихонько рыгнул и одарил Джейми сияющей улыбкой. – Ведь не могу же я обидеть дорогих хозяев отказом?

Десять взрослых. Я быстро прикинула, хватит ли на всех емкостей для питья, и принесла четыре чайных кружки, два рожка, три оловянных чашки и один бокал для вина, гордо выставив их на стол перед Джейми.

Пока я занималась поисками посуды, Джон Куинси «открыл бал», выудив из недр потрепанного жилета несколько писем. Задумчиво прищурился и передал одно из них через стол Джейми.

– Это вам, – кивнул он на конверт. – А это – капитану Каннингему. Я его не знаю, но тут написано «Фрэзер-Ридж». Один из ваших арендаторов?

– Да. Я ему передам. – Джейми протянул руку и взял оба конверта.

– Благодарю покорно. Ну а это адресовано мисс Фрэнсис Покок. – Майерс помахал письмом, ища глазами получателя.

– Фанни! – крикнула Мэнди. – Тебе письмо!

Раскрасневшись от возбуждения, малышка стояла на скамье рядом с Роджером, который придерживал ее за талию. Все стали оглядываться на Фанни, с любопытством перешептываясь.

Фанни, сидевшая в уголке на бочонке с соленой рыбой, медленно встала и смущенно подняла глаза. Джейми сделал ей знак подойти, и она нехотя послушалась.

– Так это вы мисс Фрэнсис? Какая славная девчушка! – Джон Куинси слез со скамьи и, отвесив низкий церемонный поклон, сунул конверт в ее покорную руку.

Она прижала письмо к груди. В огромных глазах застыла паника, словно у испуганной лошади, готовой пуститься вскачь.

– Ты что, ни разу не получала писем? – удивился Джем. – Открой и посмотри, от кого оно.

Фанни уставилась на Джема, а затем перевела взгляд на меня, ища поддержки. Я отложила масло в сторону и подозвала девочку. Та бережно положила письмо на стол, словно оно было очень хрупким.

Письмо представляло собой сложенный втрое лист грубой бумаги, скрепленный желтовато-серой печатью из свечного воска – жир пропитал бумагу, и некоторые слова просвечивали. Я аккуратно взяла его и перевернула.

– Оно точно адресовано тебе. «Мисс Фрэнсис Покок, находящейся под опекой Джеймса Фрэзера, Фрэзер-Ридж, королевская колония Северная Каролина».