Муж сверкнул на меня глазами.
– Что, если бы он начал бахвалиться темными делишками, которые обделывал с Ходжпайлом и Браунами? Что, если однажды в пьяном угаре разболтал бы… – Джейми осекся и тяжело вздохнул, – о том, что сделал с тобой.
Мне вдруг стало гадко, будто я проглотила что-то холодное и склизкое. Однако каким-то чудом осталась в живых. Взглянув на мое лицо, Джейми сжал губы.
– Прости, саксоночка, – тихо сказал он. – Поверь, я не мог этого допустить. Из-за тебя. Из-за меня. Но в основном из-за огласки. Если бы люди узнали, что свершилось подобное злодеяние.
– Однако они узнали, – возразила я, с трудом шевеля губами. – И знают сейчас.
Каждый из моих спасителей понял со всей очевидностью: той ночью меня изнасиловали. Причем неважно, кто именно это сделал. А значит, их жены тоже знали. Никто никогда не заговаривал со мной о случившемся, да и не осмелился бы. Только людям все известно. Этого уже не изменить.
– Если бы люди узнали, что свершилось подобное злодеяние, – спокойно повторил Джейми, – и виновных не предали смерти, тогда те, кто живет под моей защитой, не чувствовали бы себя в безопасности. И имели бы на то полное право.
Он шумно выдохнул через нос и отвернулся.
– Помнишь типа, который называл себя Вендиго?
– Господи… – По спине пробежал холодок. Как я могла забыть! Не о самом путешественнике во времени Вендиго Доннере, а о его связи с моими похитителями.
Доннер был членом банды Ходжпайла; в ту ночь, когда Джейми со своими людьми меня спас, он убежал и скрылся в ночи. А пару месяцев спустя вернулся с подельниками в Ридж, чтобы грабить и убивать: хотел найти драгоценные камни, о которых случайно прознал. Именно его нападение на Большой дом послужило причиной – хотя и косвенной – разрушительного пожара, спалившего все дотла. Пепел Вендиго навсегда остался здесь, смешавшись с останками нашей былой жизни.
Джейми прав. Доннер сбежал, а позже вернулся, чтобы убить нас. Я вдруг со всей ясностью осознала: останься насильник в живых, история могла бы повториться. От этой мысли стало дурно. Я уже почти примирилась с прошлым: исцелив телесные раны, постаралась забыть о душевных. Но боль никуда не ушла, и теперь весь ужас тех событий представился в новом свете. Я словно заново взглянула на случившееся глазами Джейми.
Внутренне сжавшись, я с трудом овладела своим голосом.
– А что, если остался еще кто-то помимо него?
Джейми покачал головой, словно отказываясь даже думать о таком варианте.
– Неважно. Даже если кому-то удалось сбежать, надеюсь, у них хватит мозгов сидеть тихо и не высовываться. Но вместо разгромленной банды появится новая. Такова жизнь, саксоночка.
– Ты уверен?
Я понимала, что он прав – по-другому и быть не могло, учитывая постоянные войны, бессилие правительства и человеческую глупость. Однако мне хотелось верить, что к Риджу это не относится. Ведь здесь наш дом.
Джейми кивнул, сочувственно глядя на меня.
– Помнишь шотландский Дозор?
– Да.
Скорее Дозоры, поскольку их было много: эти организованные банды взимали дань в обмен на защиту – и порой действительно ее оказывали. Но если не получали денег (так называемую черную ренту), то могли сжечь дом или посевы. Или того хуже.
Я подумала о хижине, на которую наткнулись как-то Джейми с Роджером: обгоревший остов, перед ним – повешенные на дереве хозяева, а среди пепелища – умирающая от смертельных ожогов молодая девушка. Виновных так и не нашли.
Джейми с легкостью читал мои мысли. «Словно у меня на лбу неоновая вывеска», – сердито подумала я. Очевидно, он и это заметил, поскольку вдруг улыбнулся.
– Саксоночка, законы больше не действуют. В отсутствие властей это невозможно. – В словах его не было ни страха, ни гнева – лишь простая констатация факта.
– Жители Риджа никогда не подчинялись властям. Только тебе.
Джейми рассмеялся, понимая, что мы оба правы.
– Я ведь не один пришел спасать тебя той ночью, так?
– Нет, не один… – медленно ответила я.
Все физически крепкие мужчины Риджа откликнулись тогда на призыв о помощи и последовали за Джейми. Так же, как члены клана пошли бы за ним на войну, будь мы в Шотландии.
– Значит, – продолжила я, глубоко вздохнув, – их ты и собираешься привлечь в свой отряд?
Джейми задумчиво кивнул.
– Лишь некоторых… Все изменилось, a nighean. Часть мужчин не согласятся последовать за мной, поскольку служат Короне, – например, тори и лоялисты. Тем, кто давно меня знает, плевать, что я был предводителем мятежников. Однако большинству новых поселенцев ничего обо мне не известно.
– По-моему, «предводитель мятежников» – пожизненное звание.
– Так и есть, – ответил он с невеселой улыбкой. – Разве что я сам от него откажусь. Ну да ладно. – Поднявшись, Джейми протянул руку и помог мне встать; под ногами зашуршала опавшая листва. – Я давно свыкся с ролью предателя, саксоночка. Но быть предателем для обеих сторон не хочу. Надеюсь, мне удастся этого избежать.
Впереди послышались крики и собачий лай; дети добрались до хижины Йена. Мы поспешили за ними, оставив разговоры о бандах, предательстве и жирных ублюдках.
20
Ты думаешь, что эта песня – о тебе…[75 - Строчка из песни американской певицы Карли Саймон «You are so vain» (1972 г.).]
Никто не решался ходить в Старый сад, как его называли в семье. Остальные жители Риджа называли его иногда Садом ведьминого дитя – непонятно, в честь самой Мальвы Кристи или ее новорожденного сына. Оба умерли в том саду на моих глазах, в луже крови. Ей не было и двадцати.
Про себя я звала его Садом Мальвы.
Поначалу не могла ходить туда, не испытывая чувства потери и глубокой печали. Однако продолжала наведываться время от времени. Чтобы не забывать. Чтобы молиться. Если бы ярые пресвитерианцы Риджа застали меня в саду за разговорами с мертвецами или с Богом, то уверились бы в том, что правильно выбрали название. Вот только с ведьмой не угадали.
Лес постепенно отвоевывал свою территорию: словно волшебный лекарь, он постепенно исцелял сад, затягивая его раны мхом и травой и превращая кровь в алые цветы монарды. Печаль сменялась умиротворением.
Несмотря на неотвратимые перемены, остатки бывшего сада порой неожиданно возникали то тут, то там, словно маленькие сокровища: целая грядка лука, чудом проросшего в дальнем углу сада; густая поросль окопника и щавеля, выигравших схватку с сорняками; и – к моей великой радости – несколько отличных кустов арахиса, появившихся из давно посеянных семян.
Я обнаружила их две недели назад, когда листья только начали желтеть, и сразу выкопала. Затем подвесила в хирургической для просушки, очистила от грязи и корешков и обжарила в скорлупе. Дом тут же наполнился воспоминаниями о цирковых ярмарках и бейсбольных матчах.
А сегодня, бросая очищенные орешки в жестяной таз, я предвкушала сэндвичи с арахисовой пастой и джемом на ужин.
* * *
Свежий ветерок на веранде приятно холодил лицо, разгоряченное от жара солнца и очага. Я наслаждалась покоем и одиночеством: Бри с Роджером отправились навестить поселенцев, которых я называла про себя рыбаками. Эти суровые люди недавно эмигрировали из Терсо[76 - Город на севере Шотландии.] и, будучи ревностными пресвитерианцами, крайне настороженно относились к католику Джейми. А уж ко мне и подавно, поскольку я была не только католичкой, но и ведьмой, и такое сочетание изрядно их беспокоило. Однако к Роджеру новоселы испытывали сдержанную симпатию, причем он отвечал им взаимностью. Говорил, что понимает их.
Дети, управившись с домашними делами, разбежались кто куда; из леса за домом доносились хохот и визг – бог знает, что они там делали. Спасибо, хоть не у меня на глазах.
Джейми тоже приятно проводил время наедине с собой в тиши кабинета. Проходя мимо с огромным тазом арахиса, я заглянула в окно: муж сидел в кресле и, нацепив на нос очки, увлеченно читал «Зеленые яйца с ветчиной».
При воспоминании об этой идиллической картине я улыбнулась и развязала стягивающую волосы ленту; прохладный ветер обдувал распущенные пряди.