Ставка на проигрыш

В улыбке блеснули белые влажные зубы.

– А-а… С этим можно подождать.

– И долго ждать?

– Ну, думаю, пока не встречу человека, расставания с которым не смогу перенести.

– А вы уже расстались с несколькими?

– Да, с несколькими. – Она кивнула, глотнула пива и вызывающе посмотрела на меня. – А вы? Вы не изменяете жене?

Я заморгал. И ответил осторожно:

– Почти нет.

– А иногда?

– Нечасто.

Выдержав долгую задумчивую паузу, она коротко произнесла:

– Хорошо.

– Это что же, прикажете рассматривать как философское замечание или как конкретное предложение?

Она рассмеялась:

– Просто хочу четко представлять ситуацию.

– Чтобы знать, на что рассчитывать.

– Ненавижу всяческую неразбериху, – кивнула она.

– Особенно, наверное, эмоциональную неразбериху.

– Вы правы.

«Она никогда не любила, – подумал я. – В ее жизни был секс, но любви не было. Как раз то, что мне нужно». Я поборол коварный внутренний голос и задал типично журналистский вопрос о работе.

– Работа как работа. – Она пожала плечами. – Из ста студентов, может быть, один по-настоящему талантлив. По большей части амбиций у них в пять раз больше, чем идей.

– А сами вы занимаетесь моделированием одежды?

– Почти нет. Придумываю иногда что-нибудь для себя или для Сары. Мне нравится преподавать. Доводить художественное невежество до уровня подлинного мастерства.

– И замечать потом отголоски своих идей по всей Оксфорд-стрит?

Она кивнула, глаза ее блестели и улыбались.

– Сейчас на пяти крупнейших фабриках готового платья работают мои ученики. Стиль одного из них настолько индивидуален, что, глядя на витрину, можно безошибочно отличить его работы от других.

– Я вижу, вам нравится осознавать свою власть?

– А кому-то не нравится?

– Как сказать…

– Власть всегда разлагает? – Голос ее звучал саркастически.

– Каждого в своей мере. Интересно знать, в чем ваша слабость?

Она засмеялась:

– Деньги, я думаю. Преподавателям их вечно не хватает.

– Но зато у вас есть власть.

– Надо же иметь хоть что-нибудь, раз нельзя получить все.

Я опустил голову, чувствуя, как исказилось мое лицо. Трудно подобрать более точные слова для обрисовки положения, в котором я пребывал вот уже одиннадцать лет.

– О чем задумались? – спросила Гейл.

– О том, как бы заполучить вас в постель.

Она, казалось, онемела от возмущения. Я поднял глаза, готовый к любым проявлениям женского самолюбия. Ведь я мог и ошибиться в ней.

Но я не ошибся. Она смеялась. Польщенная.

– Весьма откровенно.

– Ага.

Я поставил стакан на стол и поднялся, улыбаясь:

– Опаздываю на поезд.

– Уходить? После таких-то откровений?

– Именно после таких.

Вместо ответа она приблизилась, взяла меня за руку и вложила пальцы в золотое кольцо, венчавшее застежку-молнию у нее на платье.

– Иди сюда.

– Но мы знакомы всего три часа, – запротестовал я.

– Однако раскусил ты меня через три минуты.