Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

. В этот день в Петрограде верховная государственная власть перешла в руки Временного революционного правительства, сформированного большинством Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов.

Донесения о демонстрациях, забастовках и прочей активности рабочих поступали практически из всех значимых населённых пунктов региона: Юрьева-Подольска, Кохломы, Тейкова, Шуи, Тынцовского района, Коврова, Родников, Середы, Кинешмы-Заволжья, Вичуги, Новой-Вичуги, с фабрик самого Иваново-Вознесенска. По оценкам местных наблюдателей, в движение было вовлечено не менее 300 000 рабочих

.

Непосредственной базой для органов, руководящих октябрьской стачкой текстильщиков, становятся все действовавшие на тот момент пролетарские организации Иваново-Кинешемской области. Но поскольку сеть этих организаций не перекрывала всех существовавших там предприятий, возникла необходимость в организации новых, специальных структур. Ими стала организуемая на всех уровнях рабочей самоорганизации система стачечных комитетов, которые создавались и действовали по типу первых фабзавкомов марта 1917. Это означало крайнюю узость их функций и организационной структуры. Поскольку вся в целом иерархия стачечных рабочих комитетов строилась по подобию и на основе уже имевшихся организаций, её конструирование шло жестко сверху и по единым стандартам (в этом смысле это была как бы «репетиция» всплеска фабзавкомовского строительства, инициированного законом о рабочем контроле от 14 ноября 1917 г.).

В общих чертах созданная практически с нуля структура имела достаточно чёткий и организованный характер

. Как пишет С. К. Климохин, в то время секретарь Союза текстильщиков, «огромная, казалось, непосильная работа была выполнена, несмотря на короткий срок, блестяще». В дни стачки Центральный стачечный комитет становится сердцем всей этой организации. В его состав, согласно принятой на делегатском собрании инструкции, входило 9 человек, «избираемых на соединённом собрании делегатского собрания союза, представителей от районных собраний фабрично-заводских комитетов и представителей Совета рабочих депутатов. По телефону и нарочными «Центростачки» собиралась, концентрировалась, анализировалась и рассылалась вся информация о ходе стачки на отдельных фабриках и заводах. Передача на места информации и распоряжений осуществлялась через районные стачечные комитеты, в которых для этого устанавливалось круглосуточное дежурство. Согласно нормам, принятым делегатским собранием, районные стачечные комитеты избирались в количестве 7 человек на соединенных собраниях, состоящих из уполномоченных коллективов профессионального союза и исполнительных комитетов Советов рабочих депутатов. Переход фабрик и заводов в руки рабочих облегчался бегством предпринимателей. Ни один аршин мануфактуры не мог быть вывезен за пределы предприятия без санкции фабричного стачечного комитета. Сами фабричные стачечные комитеты, опять-таки согласно инструкции, должны были избираться на общих собраниях, их количество не должно было превышать 5 человек, очевидно, для оперативности руководства. В довершение всего, вооружённые пикеты рабочих занимали помещения с телефонами, брали под охрану конторы, входы, имущество фабрик. По сообщениям с мест, в большинстве случаев стачка протекала мирно и без эксцессов, организованно и четко

.

Октябрьская стачка текстильщиков Иваново-Вознесенска напрямую способствовала расширению фабзавкомовского движения, поскольку фабзавкомы в ряде случаев либо выполняли функции стачкомов, либо координировали их деятельность у себя на предприятиях, либо там, где фабзавкомов прежде не было, стачкомы плавно переросли в полноценные фабрично-заводские комитеты, так же как это было и в период февраля. Только теперь это явление имело более массовый и организованный характер, поскольку уже не было стихийным, а подчинялось конкретным положениям, зафиксированным в договоре от 14 ноября 1917 г. об условиях прекращения стачки

. В ней в § 3 значилось: «В двухнедельный срок должны быть избраны рабочие (фабрично-заводские) комитеты согласно закону от 23 апреля с. г. на основе всеобщего прямого и тайного голосования. В телеграмме же союза стачкомам добавлялось: фабричные стачечные комитеты и пикеты распускаются. Все дела от них переходят фабричным рабочим комитетам

.

Итак, пройдя в своей эволюции несколько ступеней, забастовочная борьба русских рабочих, в конце концов, стала важным элементом в созревании второго, уже не политического, а более глубокого, социального этапа революции 1917 года. Переоценивать роль стачек в событиях тех месяцев, конечно, не стоит. Не перерастая в какие-либо новые, более высокие формы рабочего активизма, стачки не могли быть решающим средством борьбы за интересы рабочих. Однако, как мы видим, стачки, охватывая целые отрасли и промышленные центры, ставили в повестку дня институционное оформление господствовавших среди рабочих настроений. Такой ход событий, неоднократно повторявшийся, не мог быть случайным: он отражал глубинные тенденции развития рабочего движения революционного времени

.

7. «Социальное партнёрство» в области государственного строительства и общественной саморегуляции

Говоря о надеждах создать в революционной России прочную систему социального партнёрства и невозможности их осуществления в 1917 г., не следует забывает, что существовала ещё одна сторона этого вопроса. В определённом смысле идея социального партнёрства в экономической сфере выступала как бы аналогом принципа поддержки Временного правительства, выраженного известным лозунгом «постольку – поскольку». И хотя эта тема соприкасается с проблематикой фабзавкомовского строительства лишь косвенно, её все же необходимо затронуть хотя бы коротко, чтобы пусть даже в общих чертах оттенить некоторые важные аспекты становления самостоятельного рабочего представительства.

Формула «постольку – поскольку» применительно к поддержке Временного правительства была найдена в начале марта меньшевистским большинством Петросовета. Позже она была одобрена Всероссийским совещанием Советов, а также съездом крестьянских депутатов и стала базой сотрудничества между этими органами и официальной властью. Можно согласиться, что эта формула в чём-то повторяла известный принцип консервативных либералов «царю – власть, а народу – мнение». С другой стороны, ситуация напоминала разделение властей на исполнительную и представительную. Но фактически речь шла о политическом патронаже со стороны цензовых элементов над своими союзниками слева. Это, пожалуй, и предопределяло нежизненность попыток создания коалиции, как тогда говорили, «всех живых сил нации». Даже постепенное полевение правительства за счёт вхождения в него социалистов не изменяло отношения к нему со стороны низов: послереволюционная власть ими «рассматривалась как буржуазная»

. Для многих демонстрантов, шедших 18 июня в колоннах по Марсовому полю, лозунги, подобные лозунгу «Долой министров-капиталистов!», для очень и очень многих демонстрантов означали «Долой правительство!» – всё правительство, включая и «министров-социалистов».

Но это что касается попыток установления партнёрства на самом верху пирамиды власти. А что происходило на нижних её этажах? Поскольку в тот момент времени речь шла о выборе новой государственной модели и новой модели взаимосвязей государства и общества, возрастала роль тех институтов, которые должны были составить каркас этой новой революционной модели государственности. И вот здесь-то и поднимался вопрос о рабочем самоуправлении как об одном из элементов гражданского самоуправления вообще. Могло или не могло рабочее самоуправление стать основой или, по крайней мере, одним из звеньев новой демократической России? Эту же проблему можно сформулировать и несколько по-иному. Являясь проявлением революции самоуправления, фабзавкомы так или иначе должны были вступать в диалог с аналогичными представительными организациями других социальных групп. Какая судьба ждала идею партнёрства здесь, где на взаимоотношения различных социальных слоёв и групп идеологические ограничения сказывались совсем не с такой остротой, как в столице? Как складывались отношения фабзавкомов с думами, земствами, общественными комитетами и прочими органами, которые гордо именовали себя «демократическими»?

Тактика фабзавкомов по отношению к этим организациям определялась несколькими факторами. Во-первых, на развитие институтов гражданского общества и взаимосвязей между ними воздействовали постоянно обострявшиеся межклассовые конфликты. Во-вторых, рабочие вовсе не были заинтересованы в безудержном расшатывании общества и с целью его стабилизации готовы были к сотрудничеству со всеми демократическими организациями

. Об этих проблемах общереволюционного значения рассуждал, в частности, один из докладчиков по вопросу о выборах в органы городского и земского самоуправления на состоявшемся 21 августа 1917 г. общем собрании фабзавкомов Шуи. Обобщая ход дискуссии, он подчеркивал, «что рабочие тесно связаны» с городскими думами и прочими органами общегражданского самоуправления, и следует «отнестись к выборам… с должным вниманием, и напрячь все усилия» для их успешного проведения

.

На таких же позициях стояли органы рабочего самоуправления Москвы. Здесь фабзавкомы не только поддержали проведение выборов в прежние органы самоуправления, но и сделали всё от них зависящее, чтобы приспособить их под потребности самостоятельного рабочего движения. Так, фабзавкомы печатников, фабрики Хлебникова, заводов «Поставщик» и Гакенталя дружно выступили против попыток отправить рабочих в день выборов в оплачиваемые отпуска и тем самым уменьшить рабочий электорат, а фабзавкомы заводов подъёмных сооружений, «Динамо», Губанова, бр. Бромлей, фабрики Цинделя и др. не ограничились протестами и включились в предвыборную борьбу, выделяя средства и даже выставляя собственных кандидатов

.

Активны в предвыборной кампании были и рабочие канавинских заводов «Фельзер», «Новая Этна», Молитовской фабрики. Они устроили 13 июня многотысячную демонстрацию с требованием включить жителей рабочих предместий в черту города, чтобы они своими голосами могли повлиять на состав будущей Городской думы

.

Заинтересованность фабзавкомов в формировании органов местного самоуправления всегда давала результаты, и им удавалось провести своих кандидатов. Этим не раз пользовались левые партии, в особенности большевики, выставлявшие на выборах своих представителей, заручившись поддержкой какого-либо трудового коллектива и местных рабочих организаций

. Например, принявший решение поддержать большевиков завком завода Михельсона на выборах 24 июня сумел на своём выборном участке провести 34% депутатов от этой партии, тогда как в целом по Москве за список № 5 голосовало лишь 11%

. Так же сложились итоги голосования и в Сущевско-Марьинском районе, где председателем районной Думы стал председатель завкома Военно-артиллерийского завода, член правления Союза металлистов большевик И. Г. Батышев

. Аналогичными факторами можно объяснить и любопытную «личную унию», сложившуюся между рабочими и демократическими организациями в г. Шуе. Здесь М. В. Фрунзе, известный деятель революции 1917 г., занимал сразу несколько постов и должностей, он являлся: председателем Шуйского уездного комитета РСДРП (б), руководителем красногвардейских и солдатских революционных формирований города, председателем Шуйского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а наряду с этим ещё и председателем уездной земской управы и Городской думы

.

Теми же устремлениями иметь прочное, но считающееся с мнением трудовых коллективов, то есть демократическое государство, можно объяснить и поддержку рабочими до Октябрьской революции идеи Учредительного собрания. Это связано с тем, что политики того времени немало потрудились, чтобы создать в народе представление, что Учредительное собрание решит все стоящие перед Россией вопросы и положит конец гражданской смуте

. Не последнюю роль в создании у рабочих привлекательного образа Учредительного собрания сыграли и большевики. Агитационная машина большевиков нацелилась на разъяснение рабочим всех их демократических прав и свобод в связи с предстоящими выборами. Так, ещё 18 июня газета самарских большевиков «Приволжская правда» поместила статью, в которой говорилось, что «нужно довести до рабочего все тонкости избирательной техники, разъяснить смысл и цели партий», аналогичные призывы газета регулярно помещала и в последующие недели

.

И всё же, несмотря на все приведённые выше факты, поддержку со стороны большинства рабочих Учредительного собрания безусловной не назовёшь. В Учредительном собрании рабочие видели именно «революционный Конвент». Рабочим оно рисовалось не как противовес органам пролетарского самоуправления, а как гарант сохранения целостности общества и самоопределения их представительных организаций. В противном случае, они отказывались поддерживать «Учредиловку», правда, особенно ярко это проявится уже после победы в октябре 1917 года

.

История сложилась так, что временами отчётливо намечавшийся союз различных органов самоуправления не стал прочным каркасом будущей государственности.

В последнее время часто утверждается, что причину раскола между рабочим самоуправлением и прочими демократическими организациями нужно искать в сепаратизме рабочих и их чрезмерно несговорчивых вождей. В основе этих утверждений лежит точка зрения ещё руководителей Февральской революции, оказавшихся не способными справиться с разбуженной ими же стихией

. Однако причины обособления рабочего самоуправления от общегражданского крылись совсем в ином, а именно в слабости всей февральской системы, в её тупиковости.

Обречённость правящего класса и значительной части образованного общества определялась неспособностью плодотворно освоить духовно-нравственные ценности народной жизни и национальных демократических традиций. Поэтому для пролетариата правящая элита представлялась не только эксплуататорским классом, но и людьми другой, чуждой, среды. Революция со всей остротой поставила вопрос о возвращении к народным основам, традициям и идеалам как столбовой дороге развития. Жизнь настоятельно требовала учёта исторически сложившейся национальной модели государственного устройства, ведения хозяйства и трудовой деятельности, организации демократических институтов и др.

Революция 1917 г., таким образом, носила не только социальный, но специфический национальный характер. Но это национальное содержание революции 1917 г. резко контрастировало с приходом на первые роли в обществе либералов-западников. Что это могло означать для страны, в которой национальная специфика имела столь глубокие и прочные корни? Это означало только одно – рождение нового глубочайшего социального конфликта, одного из самых острых и принципиальных за всю историю России. И не случайно эта новая власть встречала тем большее сопротивление, чем активнее она пыталась перелицевать «под себя» традиционное российское общество.

Уже летом 1917 года жизнь успела продемонстрировать иллюзорность надежд на органы общегражданского самоуправления как каркас будущего государства. Это относилось и к прежним муниципальным органам (городским думам и земствам), и новым, рождённым революцией межклассовым институтам (общественным исполнительным комитетам, комитетам общественной безопасности, комитетам общественных организаций и т.д.). Все они спустя всего несколько месяцев после свержения самодержавия оказались в тяжелейшем всеохватывающем кризисе: финансовом, организационном, а также кризисе народного доверия. Февральский режим с его ориентацией на западную либеральную модель организации власти ставил крест на этих учреждениях, как и на всей государственной традиции России, хотя внешне и казалось, что ставка делается именно на них. Ссылаясь на признания А. Керенского, французский историк М. Ферро пишет об этом уничтожении российской государственности как об одном из важнейших событий тех дней

. По мнению же других западных историков, дальнейшие трудности страны как раз и проистекали из того, что, подорвав легитимную власть монарха, буржуазия и технократическая элита не смогли создать новую авторитетную власть, что, вероятно, и привело к двум попыткам в августе 1917 г. установить власть авторитарную

.

В итоге, будь то сфера экономических, чисто бытовых вопросов, или вопросов, касающихся сферы управления обществом, ни в первые недели после падения самодержавия, ни потом на протяжении всего революционного времени пролетариат и торгово-промышленный класс так и не смогли наладить социального диалога, не смогли достичь взаимопонимания и сотрудничества, не смогли урегулировать разделявшие их антагонизмы. Стало исчезать, «съёживаться» само историческое пространство, на котором можно было попытаться прийти к согласию. В этих условиях пролетариату оставалось искать спасение в организации собственных сил. Не получив эффективных структур межклассового взаимодействия, рабочие поневоле ещё радикальней разворачивались в сторону автономного внутриклассового строительства. Сохранение слегка подновлённой опеки означало перенос в новую среду прежнего противостояния гражданского общества и государства. Первоочередной задачей рабочих поэтому становилось упрочение своего автономного положения непосредственно на предприятиях

. Не вносили успокоения и политические шаги Временного правительства, так как они шли вразрез с традиционалистским отношением масс к государству как к «большой семье».

Неудача попыток установить в революционной России подобие гражданского мира через развитие социального партнёрства в сфере производства, а также сфере низового и общегосударственного управления имела самые существенные последствия. Крах идей социального партнёрства предопределил неудачу широкого демократического фронта с привычными по западноевропейскому опыту элементами профсоюзной культуры и парламентаризма. А это, в свою очередь, способствовало образованию новых форм пролетарской самоорганизации, более приспособленных не к мирным, а чрезвычайным внешним условиям

.

Примечания

Октябрьская революция и фабзавкомы. Ч. 1. М., 1927. С. 261.

ЦГАМО. Ф. 186. Оп. 1. Д. 30. Л. 17-25 об.

Ситцевый поток. М., 1973. С. 66.