Выйдя на берег, человек не бросился на песок, как это обычно бывает с чудом спасшимися людьми. Он не лежал ничком без сил, откашливаясь и с трудом хватая ртом воздух. В этом не было необходимости.
Джоан не устала ни в первый день, ни во второй, и даже неделя пути ничем не навредила ей – так с чего было падать сейчас, когда под ногами была твердая земля, а вокруг – воздух, который можно было вдыхать, не рискуя вместо него набрать в легкие жгучей, холодной и соленой воды.
Джоан пересекла пляж, усеянный корягами. Поднявшись на верх дюны над границей полосы прибоя, остановилась и обернулась к морю. Было светло, хотя солнце уже клонилось к горизонту за размытыми, как будто замороженными перистыми облаками. Джоан опустилась на песок и стала смотреть на солнце, медленно катившееся к горизонту.
Она не знала, сколько времени просидела так. Солнце вставало за спиной и садилось под ее внимательным сосредоточенным взглядом. И все время, что Джоан смотрела на море, все время, что она слушала шум волн и тихий шелест песка, – все это время ветер, дувший от воды, вырезал в ее душе и сердце большие впадины и впадины поменьше, щели и лакуны, сглаживал углы и обнажал твердые породы, скрывавшиеся под мягким и податливым слоем нестойкого песчаника. Как скульптор, ветер умело работал резцом, проявляя новые черты, – и вместо лица девочки, потерявшей весь мир, постепенно проступало лицо человека, которому уже нечего было терять.
И тогда Джоан встала, спустилась с дюны и пошла вдоль моря на юг. Каждое утро солнце освещало ее с левой стороны – и каждый вечер последний луч подсвечивал красным ее правую щеку, но она смотрела только вперед – и шла, шла, шла.
Спустя несколько дней она добралась до первой деревни – небольшого рыбацкого поселения. На берегу играли дети, женщины ждали своих мужей с промысла. При виде Джоан они замолчали и как будто стали чуть ближе друг другу. Джоан сначала почувствовала враждебность, исходящую от них, и только потом действительно заметила, что на берегу много людей.
Людей.
Она замерла в растерянности.
Маленькая девочка, самая маленькая из тех детей, что уже бегали по пляжу вполне самостоятельно, кинулась к Джоан. Одна из женщин громко предостерегающе крикнула, но девочка лишь побежала быстрее.
Но когда она остановилась перед Джоан, на большие карие глаза навернулись слезы, и она пробормотала, невнятно и обиженно:
– Ты не он!
Джоан продолжала стоять как вкопанная. Она пыталась что-то ответить, но не могла вспомнить как. Как говорить.
Девочка шмыгнула носом, не спуская с Джоан глаз.
– Кто ты? – спросила девочка с легкой тенью любопытства.
– Я… Джоан, – смогла наконец выговорить Джоан, и звук ее собственного голоса неприятно резанул по ушам.
Глаза девочки слегка расширились.
– До’ хан! – Она вдруг улыбнулась, взяла Джоан за руку и потянула за собой: – Идем, До’ хан!
И именно этот жест радости и доверия, искренний и бесхитростный в своей простоте, пробил все заслоны, выросшие вокруг души Джоан, в своем молчании и отрешенности почти ставшей душой дракона. Ее лицо вдруг страшно исказилось, она упала на колени – и разрыдалась.
Девочку звали Кэйя.
* * *
Приплывшие мужчины отнеслись к случившемуся с подобающим их полу и ремеслу добросовестным равнодушием. Девушка, чудом спасшаяся с потонувшего корабля, выглядела так, как и положено выглядеть человеку в этом случае – изможденной, худой и молчаливой. Она не говорила, а если и выдавливала из себя полслова, то только и исключительно с Кэйей. Способ связи был не самый надежный, так как Кэйя и сама владела всего несколькими десятками слов, но общаться с кем-либо еще девушка категорически отказывалась. Она просто смотрела на спрашивающего такими глазами, что у того слова застревали в горле, и он тут же звал на помощь Кэйю.
Девочка была щедро вознаграждена за свою должность парламентера и переводчика. Каждый вечер девушка вручала ей очередную игрушку, вырезанную из разбросанного по берегу плавника. Игрушки были сделаны с любовью и искусством – никто в деревне никогда раньше не видел такой работы. Сначала на поделки странной девушки смотрели с удивлением – пока одной из женщин не пришло в голову, что из этого можно извлечь всеобщую пользу. Однажды утром она пришла к дому, где приютили девушку, и попросила ее вырезать нательный оберег – небольшую рыбку, чешуя которой должна была складываться в имя человека, который его носил. Такие обереги носили все рыбаки – невзирая на то, что люди тонули вне зависимости от того, был у них оберег или нет, – но никто в деревне не владел искусством резьбы, равно как и искусством письма, и за оберегами приходилось ездить в соседнее село на ярмарку. Женщина объяснила это все молчаливой девушке. Та долго только смотрела в ответ, так долго, что женщина уже почти совсем убедилась в том, что девушка действительно ненормальная. Она сердито вздохнула и хотела уже уходить, когда Джоан тихо, с видимым трудом спросила:
– Какое имя?
Женщина замерла на месте. Смерила девушку взглядом, но та не поднимала голову, а смотрела на песок перед крыльцом, на котором она сидела.
– Хенрик.
Того, что случилось потом, женщина никак ожидать не могла, хотя и знала наперед, что говорит с сумасшедшей. Девушка вскочила – нет, в один момент оказалась на ногах, а в следующий – уже была в нескольких шагах от женщины. Она стояла в странной, неестественной позе, подняв руки, как будто держась за голову, но между руками, сжатыми в кулаки, и висками было расстояние в пол-ладони. Женщина видела, как на призрачно тонких предплечьях вздулись вены.
Она стояла, оцепенев, не в силах пошевелиться и издать хотя бы звук, а сумасшедшая девушка стала тихо то ли шипеть, то ли даже рычать. Женщина похолодела от ужаса, не сводя с той глаз, как вдруг она резко бросила руки, выпрямилась и в то же мгновение обернулась.
Женщина шумно вздохнула. Никогда в жизни она не видела таких пронзительно желтых глаз.
Джоан стояла, выпрямившись, чувствуя, как боль – та самая бесконечная, вселенская, непрекращающаяся боль, которая гнала ее по небу быстрее солнца, – проходит через нее насквозь, сверху вниз, и уходит в песок у нее под ногами, и снова появляется где-то глубоко внутри, и снова разливается по всему телу, и снова, окатив волной, спускается вниз. Она ждала, когда это произойдет – когда она превратиться в дракона, и только жалела, что эта женщина стоит так близко от нее. На таком расстоянии у нее не было никаких шансов спастись.
– До ’хан! – раздался крик у нее за спиной. Она знала этот крик. В нем не было ничего страшного, только удивление, радость и восторг. Просто Кэйя опять хотела что-то ей показать.
Джоан закрыла глаза.
«Нет».
«Не сейчас».
«Ты не доберешься до меня сейчас».
Мне не нужно добираться до тебя, Johaneth. Я и так всегда с тобой.
«Тем более».
Неужели ты не хочешь перестать чувствовать это?
«Нет».
Почему?
«Потому что прямо передо мной стоит человек. Я не смогу ее не задеть».
Умница, прошелестело в голове.
Она открыла глаза.
– До’ хан! – Кэйя подбежала к ней, как обычно, врезаясь на скорости прямо ей в ноги. – Пойдем, пойдем со мной!
Джоан послушно протянула руку. На ходу обернулась к застывшей в ужасе женщине:
– Я вырежу оберег.
* * *
С того дня странная девушка стала разговаривать. Нельзя сказать, чтобы она делала это часто и охотно, но теперь на прямой вопрос можно было рассчитывать получить прямой ответ. Мужчины, которым женщины рассказали о случившемся, не повели бровью. Что удивительного в том, что девица теперь разговаривает? На то у нее и язык, чтобы им трепать.
Прошло два месяца с тех пор, как Джоан пришла в деревню.
Она целыми днями сидела на песке, смотрела на море и вырезала игрушки для Кэйи и других детей, обереги для взрослых, строгала ложки и прочую домашнюю утварь. Волосы, спутавшиеся так, что их невозможно было расчесать, пришлось остричь. С короткой стрижкой Джоан стала совсем похожей на мальчика.
Однако по мере того, как она постепенно обретала способность смотреть на людей вокруг и видеть их, по мере того как люди вокруг превращались в самостоятельных и неповторимых личностей, Джоан все сильнее чувствовала, что эти люди ей совершенно чужие. Они были доброжелательны к ней, да что там – неоправданно добры, но Джоан не могла больше находиться среди них. Нужно было идти дальше – неизвестно куда, но идти, идти к чему-то, кому-то, просто идти, только бы не чувствовать, что ждать нечего.