Цеховик. Книга 3. Вершина мира

– Ох, трепло ты, Брагин!

Она тоже смеётся.

– Лид, я сегодня говорил про тебя с Куренковым.

– С чего это? – вмиг хмурится она.

– Ну как, беспокоюсь о тебе, вот и спрашивал у него, что и как. Он тебе уже обрисовал круг твоих задач?

– Нет, – коротко машет она головой. – Сказал, что по ходу работы станет ясно, куда меня пристроить. Так и сказал, «пристроить», будто я предмет какой-то.

– Понятно. Ещё сам не решил, наверное. Но неважно, скажет ещё. Я ему предложил оставить тебя на тотализаторе. Всё то же самое, с той лишь разницей, что теперь ты будешь сама принимать ставки и выдавать выигрыши.

– Что? – вскрикивает она. – Чтобы меня опять украл какой-нибудь головорез? Нет! Только через мой труп!

– Да погоди ты, не бузи. Это же совсем другая ситуация. Просто совершенно.

– Нет, нет и нет!

– А бабки хочешь? – спрашиваю я. – Вот, то-то и оно.

Мы оставляем этот вопрос открытым, подвешивая его решение и прощаемся. Согласится, как пить дать согласится. Я не хочу давить, поэтому оставляю всё как есть. Она сама должна решить.

Иду домой. Сейчас погуляю с Раджем, поужинаю и упаду в постель. Это как такое представить?! Что за жизнь пошла такая невероятная, что меня никто не хочет прессовать? Все разбойники и силовики, а также административные и ответственные работники и прочие потенциально заинтересованные личности, оставили вдруг меня в покое.

Не вдруг, разумеется, совсем не вдруг. Ну что же, значит время было потрачено не впустую и сейчас нужно настраиваться на созидание. Поле распахано, а какое не распахано, то будет распахано, и теперь остаётся его возделывать, поливая собственной кровью и потом. Всему своё время, и время всякой вещи под небом:

время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить;

время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий;

Размышляя таким образом, я поднимаюсь домой. У дверей меня встречает мама и выглядит она довольно встревоженно.

– Егор! – сразу рвёт она с места в карьер. – Что случилось?

– В смысле? – не понимаю я.

Она показывает мне серую бумажку с печатью.

– Ты должен мне всё рассказать! Я так и так всё узнаю!

Это вряд ли, мама. Это вряд ли.

– Так что лучше сделай это сам! – говорит она и в её голосе слышится невероятная по накалу драма. – Тебе принесли повестку в милицию! Нас туда вызывают!

6. В круге неизвестно каком…

– Ну, раз вызывают, значит сходим, – пожимаю я плечами. – Наверняка, это Артюшкин никак не уймётся. Ему надо план по раскрываемости гнать, а он мух не ловит, вот за каждую призрачную возможность и хватается. Ты знала, что они иногда даже фабрикуют дела, чтобы этот план выдать?

– Что за чушь ты несёшь! – сердится мама. – Рассказывай за что тебя вызывают! Что ты натворил? Я давно подозревала! Откуда у тебя деньги, а? Ты что, украл?

Я? Украл? Нет больше такого слова. В новом русском языке есть только слово «заработал». Отец стоит тут же, внимательно смотрит, но молчит.

– Мам, ну я не знаю, ничего я не творил! Чушь какая-то. И знаешь… Я с тобой не пойду.

– Что?! – задыхается мама.

– Да, – развожу я руками. – Ты несдержанная и эмоциональная. Ты ведь этого Артюшкина и убить можешь, если поймёшь, что он кривду творит. Я лучше с папой схожу. Он спокойный. Он разберётся. Не сердись, но моё решение такое.

– Он не может тебя представлять! – злится мама. – Мы в разводе!

– Но со мной-то он не в разводе, – отвечаю я. – И родительских прав его не лишали. Тем более, он живёт с тобой в гражданском браке…

– Что?! – опять восклицает мама возмущённо.

– Просто интересуюсь, будет ли воссоединение семьи оформлено документально.

– Андрей! – взывает мама, чувствуя, что я выскальзываю из её цепких рук. – Ну, что ты молчишь!

– Кхе, – откашливается папа. – Да, правда… Аня… давай поженимся.

Мама подаётся вперёд, вытягивая шею и расставляя в стороны руки. Немая сцена, к нам едет ревизор. Глаза у неё становятся огромными и удивлёнными и, одновременно с этим, милыми, как у Кота в сапогах из «Шрека».

Пока родители стоят без движения, словно превратившись в мраморные статуи, я делаю знак Раджу и выскакиваю на лестничную площадку.

Утром у подъезда меня ждёт моя печальная поклонница Рыбкина.

– Наташка! Привет!

Я подхватываю её и кружу, прижимая к себе.

– Сумасшедший! – румянится она.

Ну, зато теперь будет повеселее, а то от её взгляда и молоко бы в простоквашу превратилось.

– Держи, – достаю я из сумки небольшой свёрток с чулочно-носочными изделиями.

– Что это? – любопытствует она.

– Подарочек из столицы. Позовёшь на примерку?

Она заглядывает в пакет и, покраснев, хлопает меня ладошкой по плечу.

– Ой-ой-ой, – дурашливо хватаюсь я за как бы ушибленную руку.

Я делаю несколько шагов и замечаю, что Наташки рядом нет. Оборачиваюсь и вижу её стоящей позади с упёртыми в бока руками.

– Что такое? Пошли! – киваю я в сторону школы. – Опоздаем, Марьяша всю плешь проест.