Юхан

– И какого черта ты там забыл!? – прогремел отец, отчего задрожал воздух.

Потом ни раз вспоминая эту сцену, отец жалел о своей вспыльчивости.

– Мне действительно, необходима эта поездка. Потому что… Потому… – Юхан не мог словами объяснить, что чувствовал уже долгое время.

А отец все горячился:

– Вот так! Даешь ему все! Образование! Работу! Жилье! А он говорит: «Я уезжаю черт пойми куда и черт пойми почему!».

– Я все давно решил и знаю на что иду!

– Ради чего!..

– Якоб! – хотела вмешаться мать, но отец суровым взглядом снова оборвал ее.

– Не пущу!

– Уже поздно.

– Почему поздно?

– Я уволился, – с трудом выговорил Юхан.

Отец вскочил с кресла, его лицо налилось кровью, и на лбу появилась испарина. Он дико смотрел на сына, не видя в нем ничего человеческого.

Впервые Юхан видел отца в таком состоянии и на секунду ему показалось, что сейчас отец ударит его. Но нужно было заканчивать.

–…Уволился и уже купил билет до Якутска.

На самом же деле Юхан не покупал билет, и даже не совсем представлял сколько он стоит, но этой наглой ложью он хотел убедить взбешенного отца в серьезности своего намерения.

В комнате стало душно, и ужасная напряженность парила в разгоряченном воздухе. Мать не выдержала и упала на диван, на ее глазах появились слезы.

– Вот посмотри, что наделал. Да поезжай ты куда хочешь! – в последний раз крикнул отец.

Юхану было дико слышать гневный голос отца и видеть взволнованную, плачущую мать. Но пути назад уже не было…

Пустые надрывы

Через три дня Юхан ехал в купе с каким-то старичком, который постоянно спал, ворочаясь на нижней полке. За окном мелькали фонари и серый пейзаж тонул в темноте. По полу тянулся холод. Юхан подобрал ноги и равнодушно смотрел в окно. Под сидением тряслись в двух больших пакетах книги. Юхан давно готовился к путешествию, и весь смысл поездки был заключен в книгах и мыслях, находящихся них.

Из-за ссоры с родителями Юхан не чувствовал легкости и обретенной свободы, о которых так мечтал. Он чувствовал себя преступником, улизнувшим с места преступления. Особенно же больно было вспоминать разозлившегося отца. Юхан всегда был причиной его радости и хорошего настроения. Отец души не чаял в сыне, и, конечно, они никогда не ссорились. Быть может, поэтому первая ссора вышла такой тяжелой для всех. Конечно, сейчас Юхан понимал, что нельзя было в лоб говорить о своем плане. Нужно было медленно подготавливать родителей, особенно отца. Ведь его родители – умные люди, они бы поняли его. Им просто нужно время на принятие неизбежного факта: их сын повзрослел.

После скандала Юхан провел в Мурманске три дня. Только в фильмах или дешевых романах герой отпускает все прошедшее, обрубая все нити топором решительности, и, сломя голову, несется к новому и неведомому. Но в жизни прошлое, настоящее и будущее связаны прочными нитями обыденности, бытовой повседневности, которые не так легко перерубить. Возможно, в тот день Юхан хотел бы демонстративно хлопнуть дверью и уйти в ночь. Но реальность такова, что ему пришлось ночевать в родительском доме. Во многом благодаря этой прозаичности члены семьи скоро сняли гневные маски, заменив их легкой обидой. На следующее утро неспавшая всю ночь мать пришла к сыну и горячо просила у него прощения за себя и за мужа (хотя муж и не думал извиняться). Юхан не мог обижаться на мать, да и характер у него был мягок, и, конечно, он простил ее. Это было странно, ведь мать была совсем невиновата, а виновен лишь он один. Но мать без лживой мысли и без гордости чувствовала вину сына, как свою личную.

Возможно, ссора сблизила их. Мать с искренним интересом расспрашивала Юхана о работе, о поездке, о планах. Юхан осознал, что мать понимает его гораздо лучше, чем он думал ранее, до ссоры. Мать даже поддерживала сына в его затее, вспоминая себя в молодости.

– Я была такой же, как ты. Также хотела повидать и понять мир. Если честно, мне кажется, что только благодаря моему энтузиазму мы оказались в России.

–Да ну!

–Да. Твой отец куда консервативнее меня. Его тяжело сдвинуть с места.

– Пожалуй, ты права.

Лицо матери переменилось, какая-то плаксивость появилась в ее чертах.

– Ты такой взрослый, мне так сложно думать о тебе не как о ребенке. Но ты сильный, сумеешь постоять за себя. Но…

– Мам…

– Сынок, я, конечно, переживаю за тебя, но не отговариваю, потому что знаю и помню, как важна свобода в твои годы. Только пообещай мне: пиши, как можно чаще.

– Обещаю.

Мать улыбнулась и прижала сына к себе.

С отцом все вышло куда сложнее. Было еще несколько неприятных стычек, и много выпущено обидных слов. И самое странное, что каждый страдал от этой ссоры, но самолюбие не позволяло примириться. Так и вышло, что Юхан покинул Мурманск, не примирившись с отцом. А все из-за какого-то принципа, терзавшего обоих. Ни отец, ни сын не желали и не умели обижаться, но заставляли себя это делать, расцарапывая душевный надрыв снова и снова. Вот и приходилось держать обиду через силу, руководствуясь принципом, называемым «глупостью».

Это и мучило Юхана в дороге.

За семь дней поезд «Мурманск-Якутский» проехал всю Россию. Выехавший из холодного и серого Мурманска поезд двигался на юг. Весна становилась все мягче и теплее, снег стаял, обнажив черные поля и посеревшие деревни. Европейская часть приветствовала путешественника сотнями станций, на которых клубился пар, маленькими городками и теплыми кафе, в которых давали восхитительный горячий шоколад. Но затем рельсы сворачивали на восток, и за Уральскими горами снова появился знакомый Юхану снежный пейзаж, разве что лесов было больше, чем в родном Мурманске. Транссибирская магистраль уносила Юхана все дальше и дальше вглубь огромной страны, ближе к затерянному во льдах и лесах Якутску, ближе к полюсу холода и ближе к странной, но такой манящей мечте. Казалось, что Якутск – это просто буквы на географической карте, и ни один человек, руководствующийся здравым смыслом, не смог бы жить в этом заповедном месте.

Но семь дней спустя поезд, гремя составом, остановился на конечной станции, и Юхан, путаясь во мраке и клубах плотного пара, вышел на платформу, где его встретил недружелюбный якутский холод.

Кыыл таба и Эрсан

Юхан приехал поздней ночью, так что выбора, где ночевать, у него не было. В холе вокзала, под огромным, красным табло, на кожаном диванчике он пытался уснуть, подложив под голову рюкзак.

«Так странно, – думал он, – я в тысячах километров от дома, в холодном городе, в котором ни разу не бывал, пытаюсь уснуть на незнакомом вокзале, будто бездомный». Гремели поезда, увозя людей в теплых и светлых вагонах. Юхану хотелось оказаться сейчас в одном из вагонов, пить чай, беседовать с соседом, который умеет играть на баяне, и мчаться куда-то далеко, туда, где его поймут. Но Юхан отгонял тоскливые мысли о доме и комфорте, да и денег на обратную дорогу не хватило бы.

В Якутске день длился все дольше, и назойливое солнце все реже заходило за горизонт. Уже в пять утра лучи косо глядели в окна, будто смазывая очертания вокзала сливочным маслом и пытаясь разбудить одинокого странника, уснувшего на потертом диванчике.

Проснулся же Юхан не от слепящего солнца, а от шума вовсю работающего вокзала. Вокруг носились люди, в лавках уже шла торговля, а металлический голос оглашал номера поездов и платформ. На часах было девять утра.

На скомканной бумажке был написан адрес, который Юхан давно уже выучил: «Ул. Кальвица 16».

Юхан ожидал увидеть высокотехнологичный комплекс, где специалисты ходят в халатах, а в кабинетах сидят серьезные дельцы в дорогих пиджаках. Но это было обычное серенькое здание, стоявшее на сваях, в котором работали не менее обычные люди. В двенадцатом кабинете, номер которого тоже был указан в записке, его встретил круглолицый якут – сама радушность и гостеприимство. С трудом верилось, что родители Юхана, представляющие интеллигенцию, и этот простой работяга в колючем свитере и тюбетейке – люди одной профессии.

Юхан представился.

– Как, как? – переспросил якут?

– Называйте Юрой.

– Хорошо, Юра. Вот садись, дорогой! – с улыбкой сказал якут, будто распеваясь и делая акцент на буквах «х» и «р».

Дальше шли бюрократические формальности, во время которых прошло и собеседование, и знакомство.