Так говорил Ихтиандр

– Лазерное напыление.

Толпа редеет, мы выползаем из палаток, закуриваем наш сосед справа, азербайджанец по имени Алмас, предлагает всем «Мальборо». Каждое утро он меня спрашивает – как ты думаешь, сегодня торговля будет? Сегодня торговля была, и Алмас поет свою любимую песню:

– Куплю букет и подарю цветов, той девушке, которую люблю…

И смотрит на Наташу, Наташа считает выручку, Наде завидно.

– Сколько сделала?

– Чирик есть, наверное.

– Хуя се! У меня, как будто и не суббота.

– Надь, ты разденься.

Алмас ее передразнивает:

– Материал харьковский, пошив московский, продавец – хахол!

– Ой, балбес черножопый, молчал бы.

– Да, ладно, ладно…

Народ марширует в обратном направлении, на выход, за воротами кто-то плачет.

– Не надо мне ничего! Все, отстань, я сказала!

– В трусах будешь ходить!

– Я, между прочим, тоже работаю…

Смех, рев, трещит скотч. Забегали грузчики со своими телегами, я помогаю Наташе собирать товар в баулы.

Стемнело. Вспыхнули гирлянды ламп на копьях забора, охрана закрывает первые ворота. Наша компания ужинает в кафе на рынке, ждут меня, я задерживаюсь, как обычно. У нас склад далеко, во дворе на Измайловском проспекте, в каком-то гараже.

– Дима, наливай себе, – приказывает Алмас. Мой стульчик единственный свободный, больше мест нет. Cтол заставлен пластиковыми стаканчиками, водка, коробки с соком, пепельницы, Наташа смотрит на меня, в ее глазах ярко отражается люстра…

Алмас завтра едет в Москву за товаром.

– Наташа, что тебе привезти?

– Привези мне аленький цветочек.

– А, что это за модель?

Все хохочут, Алмас обнимает Наталью.

– Поехали с нами.

– Что мне за это будет?

Алмас вскидывает руки и орет в потолок:

– Все сокровища Троицкого рынка брошу к твоим ногам!

– Мне нужно только одно сокровище.

Снова бенгальские огни в глазах…

– Три года я его охмуряю, охмуряется почему-то дядя Алмаз.

– Прекрати.

– Вот так всегда.

Кафе закрывается, непривычно вымерший рынок притих до утра, ветер гоняет по асфальту пустые коробки, мелкий мусор, хлопает козырьками опустевших палаток, и небо оранжевое – оранжевое с ярким осколком октябрьского солнца над гостиницей «Советская», дворники набивают мусором мешки, шуршат метлами. Сторожа запирают за нами ворота, Алмас с земляками идут к стоянке такси, прощаемся с ними до завтра, идем к метро.

Закат субботы, людской круговорот у «Техноложки», Надя пропала не попрощавшись, я беру Наташу за руку, мы продираемся к ларькам.

У нее строгая хозяйка, у которой она снимает комнату, даже вроде, как дальняя родственница. Но сегодня ее нет, уехала на Украину. И мы с Наташей договорились, в первый раз за эти годы о чем-то договорились.

Я хочу взять пива, Наташа мотает головой.

– Поехали, там все купим.

Она живет у Московского вокзала, две остановки на метро, всегда покупает жетоны, я ей как-то говорю:

– Купи карточку, ты же экономная.

– Та не, а вдруг кассирша паспорт попросит, а у меня регистрации нет, милиции вокруг…

Старая квартира, центр, я редко бывал в гостях в центре, сам всю жизнь прожил в Купчино. Потрясающий вид, крыши железные, ржавые зеленые, красные, мансарды, чужие окна так близко. Заросли антенн, купола соборов Казанского, Исакия, и далеко синий, это наш Троицкий.

Я нашел стаканы, убрал со стола в сервант книги, калькулятор, накладные, уселся у окна. Наташа гремела посудой на кухне, крикнула:

– Борщ будешь?!

– Спрашиваешь…

– …Сергей, как нажрется, давай все в окно выкидывать, центр музыкальный, посуду, телевизор, потом ходит все собирает. Мы тогда в поселке жили, в отдельной квартире, хорошо не высоко, второй этаж. Музыкальный центр жалко, кто-то подобрать успел, красивый такой был, летал хорошо. О, Боже, а как куканил! Я там медсестрой в поликлинике работала, прихожу один раз со смены, а муж мой на полу валяется, вся майка разодрана, а из груди нож кровавый торчит. Я как заору на весь дом! А он встает, отряхивается – тише дура, я пошутил. Сам майку порвал, красной краской испачкался, нож сломал и к груди, вот сюда прилепил. О, дурак. А я ору, не могу успокоиться.

– Сумасшедший.

– Это был его последний кукан, собрала вечером свои вещи и уехала к родителям. Сейчас на шахту опять устроился, сестра его звонила.

– Ты тоже, помню, такая дура была. Кричит на весь рынок, носится туда-сюда, коса до жопы.

– А сейчас?