Так говорил Ихтиандр

– Гы-гы-гы… Справилась с инвалидом. Отпусти! Больно.

– Про гандбол никому ни слова, хорошо? Забудем.

– Да, ладно…

– Алинка…

– Ну, чего?

– А у тебя вообще был мужчина?

Алина засмеялась.

– Вроде, да…

– Это как?

– Валера наш, с бабушкой который все ходит, помнишь? День рождения его праздновали летом, поели, потанцевали, кто, как мог, все кроты наши были, ну я ночевать там осталась. Предки захрапели, Валера ко мне в кровать брык, люблю, шепчет, шубу куплю. Ну, реально крот из "Дюймовочки". Поломалась немного, как положено… Я ведь тоже живой человек, надо когда-то начинать. Только с этим дауном не хотелось. Отвернулась от него, он это, елду свою тычет мне в зад, потом между ног вошел, никуда не попал и давай о ляжки тереться, сам, наверное, первый раз. Так и кончил. Блин, я вся мокрая в чужой квартире, кошмар! Хорош ржать, смешно ей…

– Значит, рано еще. Не торопись.

– Согласна, надо сперва глаза починить, что бы не кончить, как Валера. Хватит смеяться.

– А хватит смешить!..

Настя учиться в институте имени Герцена, он ближе к дому. Пару месяцев подготовительных курсов, легко сдала вступительные, но эту сессию все равно завалит, потому что ни хрена не учит, редко что-то записывает. Ей здесь не нравится, ошиблась, поторопилась. Она старше всех в группе, иногда не понимает о чем говорят дети вокруг, все эти новые словечки – пизже, вписки, лайтово, без вариков.

– Я завтра к первой паре не пойду, – заявляет один мохнорылый, девочки аплодируют, стоят кружком у доски с расписаниями. Мохнорылый склабится – убззз, счастлив, очки с диоптриями, из носа сопля торчит. Девочки примерно такие же.

Настя с большим удовольствием работала бы в магазине "секонд хенд". Она часами рылась в ношенных американских шмотках, незаметно срезала мульки, у нее дома целая коллекция. Тряпочные квадратики – небоскребы, бейсболисты, Гудзонский залив, орлы и филины, звезды и полосы.

Купленную вещь долго полоскала в ванной под струей воды, что бы смыть "чужую энергию" – так советовал продавец. Продавца надо грохнуть, думала она, забирает лучшие вещи, каждый день в новых тряпках. Этого алкаша потом уволили, повесили объявление – требуется, но Настя не посмела – родители бы не простили.

Живет в Басковом переулке вместе с мамой и отчимом. У каждого своя комната. Когда приходит домой все уже дома, она забирает обед из кухни, идет к себе. Включает телеканал "Дважды два", банку "гриноллса" переливает в фужер, курит, выплевывая дым в распахнутую форточку.

Ее любимое место в углу подоконника, после операции она часами здесь сидела и смотрела, смотрела, смотрела. Как паучок. Изменился переулок, вроде бы те же дома с черными полукругами подворотен, но на первых этажах теперь не живут – магазин, магазин, кафе, опять магазин. И окна все в белоснежных рамах, геометрически безупречные мертвые стеклопакеты. И куда ни глянь одни машины, машины, машины, людей столько нет.

Настя смотрит на свое отражение в черном зеркале окна…

Самая обычная девочка, училась в школе на улице Восстания, ни о чем не мечтала, и однажды летом бух! травма, больница, глазной центр. После восьмого класса зрение стало резко ухудшаться. Наваливалась слепота.

Доктор сказал – жить надо, жить надо всем: слепому, глухому, безрукому или безногому. И, что вероятно, можно будет все поправить. Настя часто вспоминала двух человек, слепых с рождения, что пели под гармошку в переходе станции Сенная площадь. Жалкие люди, некрасиво одетые, с увеличенными глазными впадинами, слипшиеся ресницы, белые палочки.

Нет, Настя просто болела, что вы, никаких черных очков, палочек и шрифта Брайля, жила как бы с закрытыми глазами. Ходила на работу в кооператив Общества инвалидов по зрению, они там собирали какие-то полезные в хозяйстве вещицы из пластмассы, получала зарплату. Познакомилась с Алиной, "дауном" Валерой с их мамами и бабушками. Дружили, общались.

Позапрошлой весной врач позвонил – перед Новым годом можно будет попробовать, только в Москве в Академии. Почему так долго, перед Новым годом? Очередь. Деньги не имеют значения, и без гарантий.

…Тихая больничка, палата на двоих, но Настя здесь одна. Первые минуты, когда разрешили снять повязку. Радость? Шок? Голоса, запахи – все как было вчера, позавчера и всегда. Несколько дней Настя мало с кем общалась, все-таки легкая контузия имело место быть, отчим дядя Сережа, Алина такие, какими она себе и представляла, мама почти не изменилась. Врач строго запретил плакать, сказал – потом наплачешься, вся жизнь впереди. На следующее утро разрешили раздвинуть занавески, на третий день телевизор полчаса, потом ее выписали. В Новый год она уже была дома.

Стрелки на часах Кремлевской башни склеились на римской цифре двенадцать, бум-м, бум-м. Ура!

– С Новым годом, дорогие товарищи, с новым счастьем!

…Однажды прошлым летом очутилась на Сенной площади, она не была здесь много лет, очень хотелось посмотреть.

Ух, Сенная площадь! Ее толкают со всех сторон, извиняются. Что здесь раньше было! Где грузины – господины? Где зеленые палатки, торговля с ящиков разной чепухой, бомжара, что танцевал у ларька аудио-видео? Сдох, конечно же. "Макдональдс" старый знакомый, вонь, как в зоопарке, очередища в женский туалет, на кассах вместо детей какие-то тетки свирепые, смотрят – ну и хули ты приперлась, пожрать больше негде?

Настя посидела за столиком у окна, слопала гамбургер. На площади одна молодежь, здесь много институтов, или по-новому – университетов. В то последнее лето девчонки носили джинсы и юбки, спущенные чуть ли не до колен, трусы до ушей, голые животики, мода была такая, первые телефоны мобильные на груди, на поясе, главное, чтобы видно…

Жарко, купила в магазинчике красивую банку, почему-то очень дорогую, думала лимонад. Сделала два глотка и закашлялась, весело закружилась голова, она засмеялась. Люди превратились в зверушек. Навстречу шли панды и сенбернары, петухи и обезьяны. Настя хохотала, животные оборачивались, пожимали плечами.

Вечером чуть не захлебнулась в ванной, уснула, ее вытошнило. С трудом выдернула пробку, еле вылезла.

На следующий день снова пошла в магазин, все нормально, главное не пить много…

Это было перед самыми экзаменами. Как летит время. Раньше этого не совсем не ощущалось. И немного не привычно, что все разбежались, раньше всегда кто-то держал за руку. Но никаких обид, она большая девочка. Плакалась как-то Алинке, подруга сказала – давай я тебе глаза выколю, будет как прежде. Алина. Тоже ждет чуда, ослепла после какой-то заразы, менингита что ли. Скоро в Израиль поедет в "хорошую клинику"

Телефон закудахтал. Что б тебя!

– Привет, малыш.

– Гуд ивнинг, Дон Педро!

– Я же просил…

– Я тоже просила, какой я нафиг малыш.

Дениска, Денчик, Дон Педро дружбан звонит каждый день в одно и тоже время.

Они познакомились через несколько недель после операции. Вечер для инвалидов, мама дала денег. Собрались с Алиной, ее бабушкой и еще подружками, приехали куда-то на Петроградскую в Дом культуры. Нарядные люди сидели на стульчиках вдоль стен. В буфете предлагали коньяк и шампанское.

Как много туловищ, думала Настя. Вон метет один прямой наводкой… Юноша сел к ней за столик, стал махать пальцами и шевелить бровями. Глухонемой. Разглядела его в мутном облаке света от настольной лампы. Какой красивый подумала она, надо его выебать. Юноша достал блокнотик и написал свое имя – Лайонель, она попросила авторучку и ответила – Идриль. Он засмеялся, чиркнул – глухота? Настя сделала козу из указательного пальца и мизинца и прокричала:

– Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу конфеты не нашел! Я не смотрю кино и не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо!

Лайонель ничего не понял, хоть и прочитал по губам, грохнула музыка, они побежали танцевать. Танцевали все: девочки, мальчики, мужчины и женщины, некрасивые, саблезубые, очкастые.

Договорились. Предупредили бабушку Алины, получили в гардеробе куртки. Ушли недалеко. На улице их догнала девушка большая и нервная, Настя видел ее там, на дискотеке в зигзагах цветомузыки. Тыдыщь! Настя получила кулаком в нос, упала на задницу, кровь ручьями из двух дырок. Юноша заорал:

– Апц! Амн! Гхыа!

Девушка в ответ:

– Анны-ы мны-ы гхыа!

И эти двое глухонемых стали драться в темном переулке.

– Ауаэ! Ауаэ!