Затемнение

У стола вырос какой-то дядька. Морщинистое лицо смахивало на пропеченное яблоко. Поправив на носу очки, незнакомец уставился на Машин рисунок. Он стоял тихо-тихо, точно окаменел. Это нервировало. Маша старалась сосредоточиться на рисунке, забыть о незнакомце. Но это было невозможно. От старика так и веяло отвратным холодком, который рассыпался мурашками по телу. Маша резко обернулась и с досадой посмотрела на старика.

– Ты видишь то, чего другие не замечают, – старик улыбнулся, демонстрируя желтые зубы.

– Лучше бы я этого не видела, – процедила Маша.

– Ты понятия не имеешь, кто ты и что с тобой происходит, – старик посмотрел сквозь Машу в окно, за которым метались стрижи.

– И кто же я? – Маша машинально стала расковыривать заусенец на большом пальце.

– Лучше тебе не знать.

– А сам-то ты кто такой? – огрызнулась Маша, надеясь отделаться от старикана.

– Половин Олег Викторович, торговец подержанными демонами, – с добродушной улыбкой проговорил старик. – Могу продать парочку по цене одного.

Клоун ты подержанный, вот ты кто, – подумала про себя Маша, с глухим раздражением глядя, как старик взял ее блокнот и стал медленно перелистывать, внимательно разглядывая рисунки. Маша хотела вырвать из морщинистых в пигментных пятнах рук блокнот, но ее охватила апатия, словно все происходящее ее не касалось, словно она смотрела фильм-сон в духе Дэвида Линча. Пусть глядит, мне то что, – подумала Маша, косясь на старика.

– Ну и попала же ты в переплет, – заметил старик. – Наверняка, спрашиваешь себя: как из этого переплета выбраться?

Маша посмотрела на старика.

– И как же выбраться?

– Это тебе решать… В любом случае прежнего не воротишь. – Положив блокнот на стол, Половин поправил на носу очки. – Судя по твоим рисункам, мы с тобой одного поля ягоды, – он уставился на Машу. Она поежилась от пронизывающего взгляда. – Можно тебе кое в чем признаться? – Маша пожала плечами. – Я хочу убить его, – раздался голос из неподвижного закрытого рта, стянутого сеткой морщин. Маша вздрогнула, невольно отстраняясь, не веря своим ушам. – Да, да. Надо убить Сморыго, – отчетливей некуда раздалось из чрева старика.

– Так ведь посадят.

– Это не важно. Уже не важно. Ты поможешь мне?

– Я!? Конечно, нет! Это же…

Не дослушав, старик разочарованно махнул на Машу рукой и поплелся к двери. Убивать пошел! – подумала Маша. Она привскочила из-за стола. Надо остановить старика! Но тут ее потащило в сон, в серую пелену. Напоминали о себе таблетки и уколы.

А когда сонный морок отпустил и все прояснилось, то никакого Половина в палате уже не было. Маша метнулась к медсестре, листавшую глянец за желтым столом.

– Чего ты несешь? Какой еще Половин? Нет тут никаких Половиных, – разозлилась медсестра, выслушав встревоженную Машу.

– Как это нет? – оторопела Маша. – Он же смотрел мои рисунки, а потом…

– Завязывай со своим рисованием. А то все сидишь-сидишь. Вот и мерещиться черти кто, – медсестра вернулась к журналу.

– Но ведь… – медсестра так взглянула на нее, что Маша осеклась, сникла и, опустив плечи, потащилась в палату. Время от времени она с беспокойством озиралась, искала кого-то глазами.

На следующий день, когда Маша сгоряча рассказала Сморыго о торговце демонами, тот усмехнулся:

– А ведь был у нас какой-то Половин. Он еще с Нечистым воевал. А теперь и со мной решил разобраться что ли?

Свихнуться можно, – подумала Маша, глядя на очки, которые покручивал Сморыго. Темно-коричневая роговая оправа, скотч на левой дужке. Точь-в-точь очки Половина. – Он мне не верит. Он думает, что я совсем того. Так и оставит в психушке.

И тогда Маша пожалела, что не помогла торговцу демонами или кто там он на самом деле.

13

13—1

Этот Сморыго достал уже. То у себя в кабинете копается в ее душе, то притащится в палату, присядет на край кровати и давай опутывать вопросами. А у самого глаза полудохлой вороны.

Маша старалась со Сморыго быть настороже, как преступница со следователем. Она думала, что говорила. И все-таки время от времени на нее что-то находило, и она прокалывалась, болтала лишнего.

Так на днях все в том же в кабинете он спросил Машу:

– Оцени свое самочувствие по шкале от нуля до десяти.

– Два с половиной балла, – сказала Маша. Ее разрисованные черными чернилами руки, словно покрытые татуировками, покоились на коленях. Она горбилась на стуле и смотрела в пол.